Оделся. Строго осмотрел себя в зеркале и остался доволен своей внешностью. Не красавец, но определенный шарм в этом типе есть. Факт.
Вышел из дома и направился к стоянке своего «шевроле». Что затем произошло, я поначалу даже не понял. Мои предплечья попали в сильные и надежные руки. Не успел я опомниться, как уже сидел на заднем сидении джипа «Черроки», зажатый с двух сторон двумя современными Самсонами. И я понял, что вновь оказался в руках боевиков Сосновского. А ещё понял, что где-то допустил просчет. Иначе бы они не стали действовать подобным образом. И мне стало не то, что страшно, а как-то очень тоскливо.
Мне надели на голову мешок и мы ехали в полном молчании далеко и долго. Когда же наконец меня вывели из машины и сдернули с головы мешок, то я увидел тот же красавец-особняк в окружении романтических берез и величественных елей. Все возращается на круги своя. Фата виам инвэниэнт ( от судьбы не уйдешь). Точно.
Когда же меня ввели в знакомую комнату и я увидел перед собой все того же хомункулюса, то мне совсем стало весело жить. Но теперь я знал, кто передо мной. Спасибо Вени Архангельскому — просвятил. А был передо мной никто иной, как шеф службы безопасности Сосновского Алик Иванович Варданян, мужчина сорока пяти лет с зауряднейшей славянской внешностью и восточной фамилией. В прошлом — полковник КГБ. Но с реорганизацией госбезопасности ушел к Сосновскому и какое-то время был его консультантом, а затем возглавил службу безопасности. Это мне уже рассказал подполковник Долматов.
При моем появлении лицо Варданяна лучезарно засветилось, будто у самовлюбленного Нарцисса при виде своего отражения.
— Здравствуйте, Максим Казимирович! — раскрыл он руки, словно хотел объять необъятное. — Несказанно рад вновь вас видеть!
Я счел за лучшее промолчать.
— Отчего же вы молчите, — сделал обиженное лицо, подручный черного демона. — Так вежливые люди не поступают.
— Хоминэм нон оди, сэд эюс вициа (не человека вижу, а его пороки), — холодно ответил я.
— Да бросьте вы эти ваши штучки, — пренебрежительно махнул рукой Варданян и, указывая на стул, сказал: — Садитесь вот и рассказывайте — кто вы такой, в смысле — где служите, и что вам у нас нужно?
— И сидеть я с вами, милостивый государь, не намерен, пока вы не объясните своего хамского поведения.
— В таком случае, мы вас очень попросим, — елейно улыбнулся бывший полковник. Обратился к стоявшим за моей спиной боевиками: — Парни, помогите человеку.
И в тот же миг мощным ударом я был сбит с ног. Затем те же сильные руки легко подняли меня и усадили на стул.
— Спасибо! — поблагодарил боевиков Варданян. — А вы, Максим Казимирович, впредь будете разумнее. Поймите, наконец, бодаться, как тот бычок с дубом, архи глупо. Инициатива полностью в наших руках. И никто вам уже ни в состоянии помочь — ни Бог, ни царь и ни герой, если вы сами себе не поможите. И именно от вас и от вашей искренности зависит — в смысле, доживете ли вы до завтрашнего утра и будете дальше жить долго и счастливо, или... Надеюсь, вы меня понимаете?
В голове моей все ещё шумело от полученной оплеухи, а в груди возбуждалась ярая злоба и ненависть к этому вицеполковнику госбезопасности, забывшему данную им когда-то присягу ради тугриков своего хозяина.
— Да что вы говорите, милейший, — насмешло проговорил я. — Да у вас явная маниа грандиоза (мания величия). Вам, Алик Иванович, срочно лечиться надо. А то завтра уже может быть поздно. Неужели же вы, мелкий и грязный хомункулюс, двурушник и лакей, возомнили, что можете меня лишить того, чего меня ни один смертный лишить не может?! Нонсенс! После этого мне с вами вообще расхотелось разговаривать. Вы меня откровенно разочаровали. У вас мозги пеликана, а душонка гиены. Вы сами её дожрете от злобы и бессилия ещё при вашей жизни. И у вас больше не будет будущего, как нет его у вашего шефа, этого мерзкого паука, окутавшего липкой паутиной всю страну.
Наверное зря я так себя вел. Наверное. Ну уж очень мне хотелось высказаться, сказать им все, что о них думаю, так как прекрасно понимал, что моя песенка, что называется, спета. В душе было лишь сожаление, что все так глупо заканчивается. Где же я все-таки допустил ошибку?
Дряблое лицо Варданяна с большим мясистым носом после моей «тронной» речи пошло красными пятнами, взгляд маленьких глазок стал злым и колючим. Он вскочил и, перегнувшись через стол грузным телом, закричал:
— Ты меня ещё учить, сопляк! А ну отвечай — кто твои руководители? Кто ты сам такой? Где работаешь? В ФСБ? В милиции? А ну отвечать, сука!
— Параноик вы, Алик Иванович, — сочувственно проговорил я и рассмеялся. — А с параноиками я принципиально не разговариваю. Они, извините, не входят в круг моего общения.
Я понял, что прокол произошел не по моей вине. Получился сбой в моей легенде. Где-то, что-то не учли её разработчики. И осознание этого ни то чтобы утешило, но как-то стало веселее обозревать мрачную действительность. Я рассмеялся и, презрительно глядя в глаза этому пигмею, возомнившему о себе невесть что, сказал:
— И вообще, Алик Иванович, вы мне неприятны, даже отвратительны. От вас пахнет трупами и веет разложением. Мне представляется, что вы вместе со своим обожаемым и «привлекательным» боссом давно умерли. А то, что вытворяют ваши алчущие, ненасытные, жадные, гнусные, жестокие, плотоядные и жалкие оболочки — это ещё ни есть показатель вашей жизнедеятельности. И не дышите на меня, пожалуйста, смрадом могилы. Это в конце-концов просто неприлично!
— Парни! — закричал, завизжал, затопал ногами Варданян, указуя на меня перстом.
Боевиков не надо было долго уговаривать. Будто истосковавшиеся по человеческой крови цепные псы, они набросились на меня и основательно принялись за дело. Били долго и профессионально. Прерывались лишь для того, чтобы перекурить и задать ряд глупых вопросов.
— Кто твои руководители?! — брызгал мне в лицо слюной главный палач. — Отвечай, сука!
Но я молчал, так как все мое внимание в данный момент было сконцентрировано на простой и даже тривиальной мысли — как бы не закричать от терзавшей мое тело боли и не выказать тем самым этим подручным сатаны своей слабости. Теперь было ясно для чего Сосновский меня отпустил тогда. Он хотел с моей помощью выйти на моих руководителей. Но они лишь смогли установить, что я был внедрен к ним органами, но даже не знают — какими именно? Поэтому решили, что недостающие сведения я сам им предоставлю. И очень в этом ошиблись. Факт.
И мое избиение возобновлялось. Сколько оно продолжалось, я не знаю, так как уже не в состоянии был объективно отражать в сознании действительнось, а тем более — фиксировать время. Мне это показалось вечностью. Моим усталым палачам — часом. А если бы на нас смотрел какой-нибудь обыватель — любитель полицейских и гангстерских боевиков, так для него время пролетело бы, как одно мгновение — настолько интересным и захватывающим было действие.
Но в конце-концов боевики тоже люди и имеют право на усталость. Правда, слово — человек, к ним может быть применено с большой натяжкой. Разве-что лишь по внешнему антуражу. Но как бы там ни было, но бить меня перестали и после глупых угроз, как то — «отчленить мне конечности», «отрезать язык», «выколоть глаза», меня отволокли в подвал и бросили на бетонный пол небольшой полутемной камеры, где пахло плесенью и отчего-то — квашенной капустой.
А потом камера заполнилась совершенно жуткой какофонией звуков: выл ветер, страшно скрипела и хлопала дверь, заходился плачем ребенок, женщина умоляла о помощи и просила простить её, душераздерающе стенала истязаемая жертва и хохотал палач, безысходно выли профессиональные плакальщицы, оплакивая какого-то Виктора, свирепо лаяла собака и так далее и тому подобное. Рефреном звучала заунывная мелодия: «И родные не узнают, где могилка моя». И я понял — начался второй этап моей обработки — психическая обработка. Но я знал наверное, что если не сойду от всего этого с ума, то ничего у них из этого не получится. Как сказал бы в данном случае майор милиции Дмитрий Беркутов: «Дохлый номер! В гробу бы я их видел и непременно в белых тапочках!» Факт. Я готов под этим собственноручно подписаться.
А затем я отключился — уснул самым беспордонным образом. Видно, сказалась усталость.
Глава третья: Успешная операция.
Сергей Дубровин по кличке Дубняк и Валерий Духнов по кличке Духась принадлежали известной всей стране Брянской преступной группировке, специализирующейся на заказных убийствах политических деятелей, видных бизнесменов и главарей мафии. Об этой банде и милиция и ФСБ знали вот уже пять лет, практически с момента её возникновения. Но знать — одно, а доказать причастность членов банды к тому или иному убийству — совсем другое. Порой даже знали от агентов фамилии конкретных исполнителей, но доказать их виновность так и не смогли. Вот так чисто, подлецы, работали. За все время удалось привлечь к ответственности лишь двух человек — Николая Бондаря и Семена Заславского за убийство хозяина ночного бара «Клубничка» Илью Владимировича Герасименко. Вот и все успехи. Дубровин и Духнов в банде были на привилегированном положении. Они принадлежали, если можно так выразиться, к её «аристократии». Да. Им заказывали убийства наиболее видных государственных мужей и главарей преступных сообществ. Тех и других они убивали одинаково успешно.
