Ознакомительная версия.
Приемная мать, Люся Милованова. Она получала деньги на содержание приемыша. Допустим, она, как и главврач роддома, тоже «Кинопанораму» смотрела и узнала знаменитого режиссера, когда тот явился к ней ребенка пристраивать, но сделала вид, что не догадалась. Смолчала, подыграла Сергеевскому. И однажды, со смертью Сергеевского или раньше, просто потому, что ему надоело платить, деньги от режиссера перестали поступать. Медсестра Милованова, оскорбленная в лучших чувствах, сочла, что звездная семья ей сильно задолжала… И решила приблизиться к вдове режиссера, чтобы понять, как можно возместить ущерб? А там узнала о дневниках и…
Что могло следовать за этим «и», Кис не представлял. Люся Милованова должна была попытаться Аллу шантажировать… Но раньше! Тогда, когда денег не стало!.. Зачем ей убийства, да еще и много лет спустя? Нет, тут никакой логики нет. Или детектив ее не усмотрел?
Когда-то, уже давно, Александра сказала ему одну простую вещь, тем не менее засевшую в его памяти:
– Ты все твердишь, Алеша: логика, логика… Логика слишком груба, она не учитывает нюансы! Скажи-ка, по логике вещей, как я должна расчесывать волосы?
– Ну, берешь расческу…
– Щетку, – поправила его Александра.
– Ну, щетку… И расчесываешь…
– В каком направлении?
– От корней к концам, естественно!
– Вот и ошибочка, гражданин начальник! Волосы надо расчесывать с концов! Не то выдерешь все!
Кис с трудом вник в премудрость расчесывания волос, но сдаваться не желал.
– В конечном итоге это тоже логика! Только подправленная.
– То-то и оно, что подправленная! Издалека, с позиций абстрактной логики, такого нюанса, такой поправки не разглядеть. Только вблизи, когда вникнешь в предмет…
Этот простой пример поразил его. В самом деле, Алексей длинных волос сроду не носил и нисколько не представлял, что в простейшем деле расчесывания волос может оказаться такой нюанс, полностью переворачивающий логику со стороны. Логику неведающего. И урок усвоил: как бы ни казались ему убедительными его умопостроения, он всегда помнил, что ему могут оказаться неведомы те нюансы, которые способны полностью перевернуть его логику со стороны. И потому пока просто записал: вроде бы ноль, однако придержим единицу в уме и попробуем выстроить парадигму. Итак, по возрасту на роль Миловановой тянули повариха Люба и компаньонка Ирочка.
Ирочка. Ее актриса знала давно, Ирочка была ее портнихой еще при жизни Сергеевского… Могла ли медсестра переквалифицироваться в портнихи? Сомнительно: это особый талант. Хотя и совсем сбросить его со счетов нельзя – в конце концов, сколько женщин превосходно шьют, никогда в жизни не учившись этому делу… Отношение Ирочки к актрисе было явно неоднозначным: зависть, смешанная с поклонением, любовь к идеалу, смешанная с ненавистью к нему же, оттого, что идеал недостижим… Ирочка считается одинокой женщиной, но кто мог бы с уверенностью сказать, что это правда? Возможно, официальное следствие уже что-то и накопало, и было бы совсем не худо узнать, что именно, но Кис тянул, понимая, что, получив от них информацию, он должен будет выдать и свою…
Тем не менее предположение, что Милованова скрывается за Ирочкой, представлялось детективу крайне сомнительным: Сергеевский бы никогда не допустил ее вторжения в свое окружение.
Что же до поварихи Любы, то она относилась к тому простому и ясному типу людей, у которых и в жизни всегда все легко и ладно. У таких женщин, как эта жизнерадостная Люба, никогда не бывает неразрешимых, тайных проблем. Все решается быстро и громогласно. Но, в конце концов, как знать?
Следующим номером нашей программы сводная сестра. У Миловановой была девочка, примерно на полгода старше приемыша. Значит, ей сейчас должно быть примерно тридцать один – тридцать два года. По паспорту может оказаться больше, если детей «развели» в датах рождения при выдаче новых документов. Домработница Жанна уклончиво сказала, что ей «за тридцать», хотя Кис бы дал ей щедро за тридцать пять. Но внешность не всегда соответствует возрасту – иные и за тридцать пять все как девочки выглядят… Возможно, Жанна как раз и есть подходящая кандидатура на роль сводной сестры убийцы?
Среди персонала актрисы имелись еще две женщины – обеим, по их словам, еще не исполнилось тридцати: медсестра Нина двадцати шести лет и прачка Света двадцати восьми лет. Света выглядела, пожалуй, даже моложе, а вот Нина… Она принадлежала к тому типу людей, которым можно было спокойно дать как на десять лет меньше, так и на десять лет больше. И потом, Нина – медсестра, вот что интересно! Как Люся Милованова! И убийца, стрелявший вышедшими из употребления металлическими медицинскими иглами, должен был где-то их найти… Возможно, эти давно списанные в больнице иглы были принесены домой рачительной медсестрой – приемной матерью Люсей Миловановой или сводной сестрой? Логика рачительных людей всегда одна и та же: «Вдруг когда-нибудь пригодится?» И вот, поди ж ты, пригодилось…
Какой интерес мог бы быть в этих убийствах у сводной сестры? Непонятно. Кис решительно не видел, зачем сводной сестре, даже если предположить наилучшие отношения между ней и братом-убийцей, понадобилось бы ему помогать в такой безумной, мстительной затее.
Дальше было еще хуже: если среди персонала Измайловой затесалась любовница, подруга или жена убийцы, то ее пособничество было вообще непостижимо. Нет, Кис решительно не видел причин, по которым какая бы то ни было женщина ему стала помогать в убийствах. Только за деньги, если убийца эту женщину нанял, – тогда куда ни шло. Но в таком случае она не поддается вычислению…
Одним словом, намечался новый тупик. И посему Кис перестал ломать голову и попытался зайти с обратного конца: пока неважно, кто да почему, – важно как! Выкрасть дневники у Аллы было проще простого, но сообщница ухитрялась слышать значительную часть тех слов, которые произносились в гостиной Аллы. Практически все его встречи с ней происходили в дневное время, когда весь персонал присутствовал (кроме Кати, но ее он вычеркнул из списка подозреваемых давно и окончательно). Любая могла подслушать… Но при этом никто из женщин ни разу не заметил кого бы то ни было у дверей актрисы. Ну не коллективный же это сговор а-ля «Убийство в Восточном экспрессе»! Точно так же его воображение решительно отказывалось от джеймс-бондовской версии вроде поставленных у Измайловой жучков и наблюдения скрытой камерой. Нет, на подобную шпиономанию эти персонажи не тянули. На коллективный сговор тоже.
Короче, придется ему снова уделить самое пристальное внимания дамам.
* * *
– Я сейчас скажу тебе одну важную вещь. Очень важную. Послушай меня внимательно, ладно? И постарайся понять. Некоторое время назад я с мамкой говорила… Долго говорила, ругалась. Но узнала, что хотела. Помнишь, ты все твердил, что на папку не похож?
– Не помню. Но знаю, что не похож был.
– И что мамка тебя не любила, говорил, помнишь?
– Это помню. Так и было.
– Теперь я знаю почему.
– А какая разница? Разница была бы, если бы любила… А так к чему мне знать?
– А вот ты и не прав, малыш. Ты не брат мне – вот что я узнала.
– И теперь ты любить меня не будешь?!
– Господи, что же ты вскочил-то так, напугал меня! Иди обратно, иди сюда, ляг… Наоборот, теперь я могу тебя любить. Просто как мужчину. Потому что ты мне не брат вовсе.
– А кто я тебе?
– Малыш мой, вот кто… Любимый малыш… Мой мужчина… Ну что же ты дрожишь-то так? Что плачешь? Погладь меня, поцелуй, обними меня, Тошенька… Теперь все можно, теперь я никуда не уйду, теперь я пришла насовсем…
* * *
В квартире Измайловой он появился только вечером, когда все приходящие работницы ушли. Остались только Ирочка и Нина. И Элеонора, разумеется.
Кис решил начать с Нины и посему отправился первым делом в комнату к кузине Элеоноре. Он был уже в этой комнате пару раз, когда расспрашивал Нину о ночных покушениях. Но его снова поразил острый запах лекарств и особенно ощущение привычной безысходности, которое царило в комнате больной кузины, словно этот клочок пространства был суверенным государством в квартире Измайловой, что-то вроде маленького Монако на территории большой Франции.
Нина, устроившись на своей одноместной тахтушке, читала какой-то роман. Элеонора спала, тихо похрапывая. При виде детектива медсестра отложила книгу и привстала.
– У вас есть брат, Нина? – с ходу начал Кис, решив не увязать в вопросах «около».
– Есть, – удивилась Нина, – а что?
– Сколько ему лет?
– Двадцать… А что?
– Иными словами, у вас шесть лет разницы?
Ознакомительная версия.
