Слова Аркаши оказались пророческими. Вскоре все мы узнали, что Гена Борода продал свою шикарную трехкомнатную квартиру в центре города и перебрался с семьей в убогий флигель недалеко от городской свалки. Те, у кого он одолжил деньги, поступил с ним еще по-Божески. В противном случае Гену, как Акулу, нашли бы на дне заросшего бурьяном оврага с тухлым ручьем посередине.
— Все-таки сел на иглу, — качнул я головой. — не уберегли мы Гену. Если бы сосед не выгнал Арутюна, я бы прямо сегодня с поселковыми ребятами набил ему морду.
— После драки кулаками не машут, — сплюнул под ноги Аркаша. Мы вышли на базарную площадь. — Ты лучше думай, как нам хотя бы свои деньги вернуть. Уверен, ваучер теперь будет только падать.
— Больше не поднимется?
— Зачем? Времени осталось — считанные дни. Уже все, конец грандиозной игры, разве что придумают новую. Во всяком случае мэр Москвы Лужков продлил срок действия ваучера в пределах столицы до конца года. Хэт, тупорылые. В Европе бы определили последний день и все, хоть ты умри. Не успел — сходи в туалет. У нас же сплошная Азия. Заигрывают, заигрывают с народом. Посулы, подачки, послабления. Тьфу…
— Я же предлагал тебе рвать когти в первопрестольную, — удивленно посмотрел я на Аркашу.
— Для чего?
— Слить чеки по более высокой цене. Сам сказал, что там продлили.
— Для своих, — взъярился Аркаша. — Ну как об стенку горох. С московскими печатями, понимаешь? Ты что, совсем разучился газеты читать?
— Почему, иногда просматриваю.
— Тогда проверь, какие на твоих ваучерах стоят нашлепки, а потом можешь рвать когти хоть в Кремль к Чубайсу. Он тебя как раз дожидается.
Я молча проглотил обиду. Спорить с Аркашей не имело смысла, потому что ориентировался он в мире бизнеса намного лучше. Наверное, родился с природным чутьем собаки. Но и на старуху нашлась проруха, тоже вляпался. Меньше, чем остальные, не по яйца, но все-таки. Интересно, почему вовремя не избавился от чеков. Еврейская жадность, практицизм? Или сработал закон общественного сознания, от которого застрахованы только гении? Как бы то ни было, Аркаши необходимо придерживаться. Какую-никакую лазейку он найти обязан.
В тот день мы разошлись, когда до программы «Время» по телевизору оставалось не более получаса. Обстановка так и не прояснилась. Источник основной информации тоже не дал ответа на мучившие ваучеристов вопросы. Те же рекламные ролики с обаятельным Леней Голубковым и его братом, наконец-то уговорившим красавицу Викторию Руффо потанцевать вместе с ним. Для начала. Другие красочные соблазнялки. Если раньше приватизационный чек иногда упоминали, то теперь, похоже, о нем забыли напрочь. Всю ночь я одиноко проворочался в постели, в который раз подсчитывая убытки. Мало утешения принесли мысли о том, что первые шестьдесят семь ваучеров куплены по более низкой от последней цене. Утренние экономические источники зациклились в основном на курсе доллара и акциях некоторых крупных акционерных обществ. Об «Альфа капитале», «Московской недвижимости» и других инвестиционных фондах, владельцем ценных бумаг которых являлся я, тоже не обмолвились ни словом. Почистив зубы и проглотив стакан горячего чая с непритязательным бутербродом из куска дырявой воздушной горбушки от «Дока хлеб» с маслом, я с больной головой помчался на базар. Все оставалось по-прежнему. Купцов как корова языком слизала. Многие ребята вновь умчались по коммерческим структурам в надежде слить чеки хотя бы по низкой цене. Стоимость его катастрофически падала. Толпы людей осаждали редких ваучеристов, требуя прежние деньги, обзывая парней спекулянтами, вымогателями, грозя натравить милицию. У кого еще водилась наличка, отбивались как могли, скупая только доллары, купоны и золото. На былой доход от ваучеров уже никто не рассчитывал. Вскоре из коммерческих банков вернулись гонцы. Итог их поездки оказался неутешительным. Многие избавились от чеков по бросовой цене, напрочь заказав с ними связываться.
— По сколько хоть приняли? — с дрожью в голосе поинтересовался я у Хохла, приехавшего первым.
— По двадцать пять тысяч, мать бы их за ногу, — со злостью сплюнул тот. — На пятнадцать штук с чека влетел.
— А на каком количестве?
Вопрос был абсолютно неуместным. Наверное, я надеялся успокоить себя тем, что другие потеряли большие, чем я, суммы. И получил положенный в таких случаях ответ:
— Пошел ты на хрен, — покраснел как рак от ярости Хохол. — Свои считай, долбаный писатель. Еще раз спросишь, заработаешь в лобешник, понял?
Я молча отошел в сторону. Хохол был здоровее, шире в плечах, психически неуравновешенный. Не раз его крепкий кулак опускался на потерявших бдительность подвыпивших мужиков. Впрочем, со времени начала приватизации нормальной психики не осталось ни у кого. Каждого ваучериста можно было смело отправлять под конвоем в Ковалевку с диагнозом «полное расстройство нервной системы». Никто из близ стоящих ребят даже не обратил внимания на вспыхнувший между нами конфликт. Они стали привычными, как утреннее приветствие. В одиннадцать часов дня новая напасть обрушилась на головы тех, кто еще не потерял надежды повыгоднее пристроить чеки. Ваучер упал еще на три тысячи.
— Теперь и по двадцать пять штук не возьмут, — нервно покусал губы Аркаша. — В конце компании объявят, что банки будут скупать чеки по номиналу и гуляй Вася.
— По десять тысяч? — съежился я.
— Нет, по сто штук за каждый. Только для тебя, — съязвил тот. И раздумчиво добавил. — Зря я не поехал со всеми. Или держаться уже до конца…
— Больше ничего не остается. Пан или пропал.
— У тебя сколько?
— Сто шестьдесят восемь.
— У меня полсотни, я переживаю, а тебе, гляжу, по фигу.
— Ну, только вся задница от пота в волдырях, — огрызнулся я.
До обеда время текло медленно, как река Янцзы в среднем течении. Мы нервно отбрехивались от населения, предлагавшего ваучеры. Избавившиеся от чеков ребята принялись накручивать потери скупкой долларов и золота. Никто из них не только не сходил в столовую, но даже пирожка не купил. Менты не досаждали тоже. Начальник уголовки, проскакивая мимо, с сочувствием поцокал языком. Гелик с бригадой оперативников переживали за нас как за родных, не заикаясь о сигаретах, о баночном пиве, тем более, шампанском. Слиняли куда-то и кидалы с многочисленными мошенниками рангом пониже. Наверное, все они понимали свалившиеся на наши головы проблемы. Купленные доллары, марки, теперь не прятались в трусы, подбрючные ремни, в другие потаенные места. Их просто складывали в наружный карман рубашки, нимало не заботясь о внезапной облаве. Нас предоставляли самим себе. Я продолжал крутиться на мелочевке баксов, на украинских купонах. Пусть слабенький, но навар. Один Скрипка банковал в полный рост. Когда к нему подходили с чеками, он радостно сообщал, что берет их по пятнадцать тысяч. В конце концов отчаявшиеся клиенты все-таки сбросили ему пять чеков, перед уходом не забыв покрыть отборным матом и его, и родное правительство.
— Зачем ты их взял? — недоуменно пожал я плечами. — Туалет обклеивать?
— Почему туалет? Вложу в какой-нибудь инвестиционный фонд, — осклабился Скрипка. — Торги пока еще не закончились, акции в цене. К тому же у меня не двести штук, как у тебя с Аркашей. И не по сорок тысяч.
Я было хотел презрительно хмыкнуть, но вдруг подумал, что в его намерениях есть какой-то смысл. Действительно, двери фондов все еще оставались открытыми. Правда, по приобретенным в девяносто третьем году акциям я получил в девяносто четвертом всего семьдесят тысяч — сорок от «Ростсельмаша» и тридцать от «МММ». По остальным, известным не менее «бабочек Мавроди», ни копейки. И все-таки первая отдушина наконец-то нашлась. Чем черт не шутит, тем более, сам Чубайс с Черномырдиным не скупятся на гарантии, хотя их в любой момент могут вышвырнуть из высоких кресел. Каждую осень «ЧП» всероссийского масштаба. Оглоедов, мечтавших повернуть реформы вспять, достаточно, начиная от местных ярых коммунистов, генеральных директоров крупных объединений, кончая столичными руцкими с зюгановыми. Потоптавшись немного, я снял табличку и быстренько пошагал на Пушкинскую улицу, где в грандиозном здании бывшей партшколы разместили чековый аукцион. Народу в огромном зале было как на похоронах Брежнева. Пока выяснил, что наивероятнейшие перспективы у «Газпрома» и «Норильского никеля», успел взмокнуть до носков. Мало того, престижные акционерные компании раскрыли двери для приема чеков всего на несколько дней и закроют их наглухо в последний день приватизации. Прикинув, что в запасе осталось немного времени, и что сейчас вряд ли удастся пробиться к окошкам операторов, я снова заспешил на базар. Все-таки живые деньги не воздушные без фундамента акции, на них можно крутиться как угодно. Перейдя Большую Садовую, уже в Соборном переулке, заметил небольшую группу бегущих по противоположному тротуару ваучеристов. Они направлялись в сторону ростовской биржи. Не мешкая, я развернулся за ними. Мы ворвались в здание ««Молкомбината» остервенелой оравой, запыхавшиеся, потные, поднялись по лестнице на второй этаж. И тут дорогу нам преградил сам Монте-Кристо.
