Впрочем, Ольгерд, насколько можно было разглядеть при свете ламп, похоже, остался совершенно невозмутимым. Во всяком случае, лицо у него не перекосилось и никакой нервозности в голосе не послышалось.
— Будем двигаться дальше или еще немного передохнем? — спросил он у Ляпунова.
— Идем дальше, — отозвался капитан. — Давай вперед, мы тебя страхуем. Ольгерд послушно направился в угол, где чернела дыра, и стал осторожно спускаться в продолжение «колодца». Свет его фонаря периодически мелькал на мокрых камнях, но вскоре так удалился, что перестал проглядывать.
— Предупреждаю всех, — шепотом произнес капитан, — этот «пан Сусанин» — не из нашего инкубатора. Более того, мне лично известно, что его нам подставили специально. До места он нас доведет и на свежий воздух выпустит. Но там нас будут ждать не с цветами и конфетами, а с большими неприятностями. Не знаю, оставят ли его самого целым, но нас, по идее, собираются положить всех. Так что просьба проявлять предельную осторожность и особо не расслабляться.
— Приятно слышать, — вздохнула Милка. — А на вид такой приличный!
— Да, — иронически хмыкнул Топорик, — а я, блин, уж совсем было собрался расслабиться.
— Серега, — опасливо прошептал Таран, — а ты уверен, что он нас действительно приведет куда надо? Может, он нас просто заведет поглубже, да и смоется?
— Понимаешь, Юрик, — Ляпунов хитро прищурился, — если б я не знал, кто его прислал, то, пожалуй, боялся бы того же, что и ты. Но я знаю точно, что его не ждут без нас и без того, что мы должны достать. И если он попытается за самого себя сыграть, то жизнь ему медом не покажется.
— Сомневаюсь я, однако, — покачал головой Топорик. — Если товарищ понял, что на выходе и так могила, вполне можно рассудить по-шекспировски: «Чума возьми семейства ваши оба!» Закон джунглей суров — каждый сам за себя!
— Ну, допустим, ему никто не говорил, как именно с ним обойдутся, если он сделает все честь по чести. Ни мы, ни они. А деньги пообещали хорошие. Это раз. А вот то, что за попытку драпануть он крепко поплатится, ему намекнули. Его семья — жена, сынок пятнадцати годов и дочка тринадцатилетняя — отдыхает под присмотром «тех». Наши объяснили ему, что могут посодействовать в освобождении, если все пройдет нормально. Но ежели что не так — пальцем не шевельнут.
— А ежели он такой подлец, что ему семья по фигу? — предположила Милка. — Среди мужиков такие скоты встречаются…
— Чужая душа, конечно, потемки, — вздохнул Ляпунов, — но, насколько мне известно, Ольгерд в своем семействе души не чает.
В это время заговорила рация.
— Дошел до речки, — доложил Ольгерд вполне обычным тоном. — Возвращаюсь.
— Спасибо, ждем, — ответил капитан и, отпустив кнопку, прошептал: — Завязываем базар. Здесь по камням голоса далеко расходятся.
Ольгерд появился примерно через полчаса.
— Веревки едва хватило, — заметил он, отдуваясь. — Правда, здесь ход пошире, вполне можно протиснуться с рюкзаками, время сэкономить… Ну, первым, как всегда, господин Топорик?
— «Такова уж воровская доля, — пропел „самый тяжелый“, — солнца луч блеснет на небе ре-едко! Дорогая, ведь ворон не ловят, только соловьи сидят по кле-еткам…»
Топорик с рюкзаком за плечами начал спуск. Ляпунов посветил фарой на часы — должно быть, прикидывал, сколько времени займет это мероприятие в целом. Вниз, конечно, получается быстрее, чем вверх, но ненамного — минут на десять, не больше. Как раз столько, сколько займет возврат пояса и фары. Так что по полчаса на каждого — два часа тридцать минут. Наверху небось уже скоро рассветет. Правда, Птицына информировали, что федералы еще сутки не начнут штурма, но, может, и Ахмед знает о том, сколько у него времени осталось… Конечно, он, по данным хрен знает какой разведки, не имеет точного плана своей пещеры и вроде бы пока не в курсе, как найти дорожку на волю. Но ведь наверняка ищет выход и может найти хотя бы методом тыка. Очень приятно будет, если столкнешься с приличной группой моджахедов!
Доклад Топорика послышался через двадцать пять минут:
— Я на месте. Речка, конечно, классная, но как по ней ехать…
— Не болтай, отстегивайся! — оборвал Ляпунов. — Надевай очки, разрешаю! Доставай поплавок, насос, надувай и начинай собирать катамаран. Следующим пойдет Юрик, он тебе поможет.
Минут через десять из дыры вытянули пояс, загрузили в него Тарана, и Юрка полез в «колодец».
Действительно, здесь было попросторнее, чем на пути к отметке 527. Но не настолько, чтобы уж совсем безмятежно лезть вниз, ни за что не цепляясь рюкзаком. Пару раз Таран был очень близок к тому, чтобы капитально застрять, но все-таки кое-как проскальзывал между острыми выступами. Мочило холодной водой и обдувало сквозняком не меньше, а даже посильнее, чем наверху. Воды было намного больше, ибо в эту нижнюю часть «колодца», кроме того, первого, ручейка стекало еще несколько, просачивавшихся через трещины в стенках. Движение воздуха тоже чувствовалось сильнее, поскольку река, протекавшая где-то внизу, играла роль насоса и создавала сильную тягу. В общем, к концу спуска Юркина физиономия солидно занемела, примерно так, как если бы его умыли мокрым снегом и дали с полчаса постоять на холодном ветру. Руки тоже, несмотря на перчатки, промерзли до собачьего состояния.
Чем ниже спускался Юрка, тем отчетливее слышался гул воды. И вот наконец, когда под подошвами хрустнула галька, а сзади Тарана заботливо поддержали лапищи Топорика, этот самый шум достиг максимума. Когда Юрка выпростался из пояса, он, прежде чем снять лампу и надеть инфракрасные очки, все-таки позволил себе пару секунд поглядеть на речку при более или менее нормальном освещении.
Площадочка с отметкой 459 была совсем небольшая — три на четыре метра, наверное. И до потолка туннеля было всего ничего — метра два самое большее. Мимо этой самой площадочки с огромной скоростью неслась черная-пречерная — такой она при свете фары казалась — крутящаяся воронками вода. А где-то далеко ниже или, наоборот, выше этого места слышался не то гул, не то даже грохот водопада. Здесь, рядом, никаких камней-бурунов не просматривалось — возможно, они скрывались где-то под поверхностью воды, но то, что где-то все далеко не так безмятежно, можно было и так догадаться.
Топорик уже почти надул один из поплавков катамарана, похожий на кошмарно увеличенный гороховый стручок. Второй такой же вытащили из Юркиного рюкзака. Пока Топорик накачивал поплавки. Юрка своими задубелыми от холода руками свинчивал дюралевые трубки, которые соединяли между собой оба поплавка катамарана. Как ни странно, это помогло согреться.
Далее прибыла Милка, у которой в рюкзаке были весла и прочная капроновая сетка, которой предстояло сыграть роль палубы и кресел. К тому моменту, когда у речки появился Ляпунов, плавсредство было почти готово, а когда вниз спустился Ольгерд — он и на сей раз не попытался сбежать! — оставалось только спустить катамаран на воду. Впрочем, в этом была немалая загвоздка. Ясно, что, просто столкнув суденышко в воду, ты больше его никогда не увидишь — унесет. Погрузишь всех на берегу — с места не сдвинешься. Но, похоже, Ольгерд уже хорошо знал порядок действий в такой ситуации.
— Слушайте внимательно! — проорал он, перекрывая шум воды. — Сейчас ставим катамаран левым поплавком на воду! После этого мы с капитаном держим второй, а остальные залезают с рюкзаками в таком порядке: Юра — в левый задний угол сетки, Топорик — в левый передний, Мила — в середину, но ближе к левому поплавку. Потом мы с капитаном по команде: «Ап!» отталкиваем катамаран и одновременно запрыгиваем в сетку. Сразу после этого Мила садится в середину сетки. Начали!
Почему-то в момент погрузки Таран больше всего боялся, что сетка его не выдержит. Но она выдержала и его, и Топорика, и Милку. Потом, когда катамаран здорово накренило на левый бок, сердце екнуло при мысли о том, что эта посудина вот-вот перевернется. Однако тут прозвучала зычная команда:
«Ап!»
Ляпунов и Ольгерд оттолкнулись от берега и лихо запрыгнули на сетку. Мощный поток воды мигом подхватил суденышко и с нарастающей скоростью повлек его в темноту, которую прорезали только два луча фар, укрепленных на шлемах Ляпунова и Ольгерда…
Таран, как известно, был не особенно пугливым парнишкой. И жизнь-жестянка его не раз ставила в ситуации очень опасные, где до смерти оставалось не «четыре шага», а гораздо меньше. Конечно, страх он, как всякий нормальный человек, испытывал, но, как правило, быстро справлялся с ним и начинал делать то, что было необходимо для спасения собственной жизни. Было лишь несколько ситуаций, когда лично от него ничего не зависело, и именно тогда Юрка чуял особый, самый ужасный страх — страх от собственного бессилия. Например, тогда, когда Ваня Седой повесил ему на шею заминированный плейер и отправил к Птицыну. Тогда все зависело не от Тарана, а от умной собачки, которая унюхала пластит в корпусе плейера, и от майора Додонова, который сумел разрядить этот «сюрприз». Позже на Тарана напал подобный же страх, когда он увидел, как экстрасенсиха Полина подчиняет своей воле всех окружающих и никто не в силах ей противостоять. Особенно тогда, когда она заставила некоего Алика расстрелять жлобов-телохранителей, а те, словно агнцы божьи, без малейшего протеста смиренно пошли на заклание.
