Ознакомительная версия.
Николай Петрович аккуратно копнул одежду. Под ее слоем обнаружился другой. Который поразил его настолько, что, когда Васян заявился, он первым делом потащил друга в комнату жильца. Открыл чемодан, отложил одежду в сторону.
– Смотри!
Васян наклонился и поправил очки. Потрогал разные вещи. И разогнулся в полном недоумении, держа двумя пальцами тюбик.
– Что это?
– А почитай, что написано!
– Крем-пудра…
– А вот на это глянь!
Колян выложил на стол еще несколько удивительных вещей: большой флакон средства под названием «Автозагар», пудреницу с золотыми завитушками на крышке, картонную коробку, на которой была нарисована яркая брюнетка, и еще совсем маленькую коробочку.
– «Автозагар», Вась, это как? Не пойму я что-то. Загар для машины?
Васян в ответ то ли крякнул, то ли хрюкнул. Поняв звук как насмешку, Николай Петрович поспешил исправиться:
– Или чтобы в машине загорать?
– Ну ты темнота, Колян!
– Куда уж мне, я в бабьем царстве не живу! – оскорбился инвалид. – И всякие там примочки-прокладки знать не знаю, бог миловал, чарочку ему надо налить за это!
– «Авто» – значит «сам».
– Сам загораешь? – недоверчиво переспросил Николай Петрович. – А бывает разве, что не сам? Что кто-то другой вместо тебя?
– В смысле, что крем сам!
– Крем загорает??
– Не, ну ты отсталый! Крем на себя мажешь, а он тебя «загорает»!
– Вот оно как… Ты прикинь, я сегодня его отловил в прихожей: загорелый вроде стал. А все, значит, от этих кремов самозагарных? Так выходит, что автомобиль потому «авто», что сам ездит?
– Ну да.
– Во дела. Всю жизнь проездил, а не знал, что автомобиль с иностранного – это «самоход»…
– Тогда уж «самоезд»!
– Тоже можно… А вот скажи, почему «самолет» у нас по-русски, а «самоезд» по-иностранному?
– Не, ну ты, Колян, как спросишь! Мне почем знать? Давай лучше глянем, что тут еще!
Маленькая коробка содержала две маленькие кругляшки голубого цвета и две зеленого. Васян и тут исхитрился блеснуть познаниями.
– Линзы. Для глаз такие штуки. Внучка у меня этим делом развлекается. В один день у нее глаза голубые, в другой зеленые, а то и вовсе фиолетовые какие-то!
– Это что же, она в глаза себе вставляет? – недоверчиво спросил Колян. – Разве можно в глаза что-то вставлять? Тут соринка крошечная попадет, так наплачешься, а эти штуки здоровые как же?
– А хрен его знает. Говорю, в глаза вставляет!
Друзья задумались на некоторое время, но ничего толкового не придумали.
– Я у внучки спрошу, – решил Васян. – Что-то я раньше не интересовался, а теперь и впрямь спрошу, почему она не плачет от них…
Коробка с брюнеткой оказалась краской для волос, о чем свидетельствовала внимательно прочитанная друзьями надпись на ней, вызвавшая новый приступ жгучего недоумения.
– Колян, как думаешь, зачем молодому мужику все это?
– Голубой, думаю, – солидно ответил Колян.
– Ты это уже говорил!
– Ну, теперь подтверждаю.
– А я вот думаю: не шпион ли он?
– Не, ну ты как скажешь! Стал бы шпион у меня комнату снимать?!
– Кто его знает… А зачем ему краска темная для волос? Он и так темный!
– А красочка-то для женщин!
– Ну, хорошо, пусть, по-твоему, он голубой. Но зачем красить темные волосы в темные? Другое дело, если бы в светлые покрасился!
– То-то и оно, – глубокомысленно произнес Колян.
Сложив одежки Мити обратно, он закрыл чемодан. Друзья и собутыльники убыли на кухню, где жизнь и судьба квартиранта служила им еще пару часов отличной темой для беседы под водочку.
ПримирениеМожет, Алеша прав и мальчика следует извинить? Александра, собственно, на него не сердилась. Она просто, наученная опытом, старалась пресекать посягательства незамедлительно. Неважно, отчего и почему эти посягательства случались. Они исходили иногда от женщин – старых знакомых или новых, претендующих на дружбу с ней, – и Александра ясно видела, что претендентками на дружбу руководит желание притереться не к ней лично, а к ее известности, к ее доступу «в сферы». Или бывало еще так, что новоиспеченная «подружка», почитая отчего-то Александру за духовника и могущественную покровительницу, намеревалась вывалить ей в подол все свои беды и комплексы, кои перетряхивать в своем «подоле» Саша не имела ни времени, ни желания. Привыкшая к строгому счету к самой себе, разбиравшаяся всегда самостоятельно со своими бедами и комплексами, Александра подобные намерения почитала малодушием и склонностью к «халяве», оттого быстро их пресекала.
Что же касается мужчин, то с ними было еще проще. Им кружили голову ее известность, неприступность и, без сомнения, женское обаяние. Но последний пункт ложился в основу двух предыдущих – то есть привлекала она мужчин поначалу как женщина, но их самолюбие шло дальше. Оно шло по пути завоевания. Если бы она была просто хорошенькой женщиной, они бы чуток погарцевали и успокоились. Но в том-то и дело, что она была «не просто»… Ее статус вкупе с неприступностью, о которой ходили чуть ли не легенды, делали ее недосягаемой. И оттого желанной. Мужчина ведь по природе охотник.
Александра не любила «охотников». Может, потому, что не желала себя сводить к определению «добыча».
Как бы то ни было, она действительно на всех этих людей не сердилась, не обижалась. Она просто избавлялась от них.
Но в Степане было что-то иное. Трогательное. Он происходил явно из простой семьи, о чем свидетельствовала его речь, но она вдруг принимала неожиданный терминологический лоск, когда он заговаривал об истории. Значит, он сам до всего дошел, своей головой, и его желание заниматься историей было неподдельным: совершенно очевидно, что его в Историко-архивный институт не мама с папой отправили. Это был его личный выбор – значит, настоящий. А Александра ценила все настоящее.
Кроме того, она ощущала его как мальчика, а не как мужчину-охотника… Мальчика, которому, несмотря на то, что он ни слова не сказал ей о каких бы то ни было проблемах, не хватало любви. Не женской, нет, просто человеческой. Так бездомный пес прибивается к ногам и начинает следовать за вами по всем улицам… Отчего? Бог весть. Скорее всего, «простая семья» была непростой… Проблемной.
И сейчас, после Алешиных слов о прощении, она смягчилась. Степа – совсем ребенок, и ее защитное душевное «карате» с ним неуместно!
Вот почему однажды, завидев Пенса-Пылесоса и за ним, на расстоянии, фигуру Степана, она махнула ему рукой.
Он долго смотрел на нее издалека. Видимо, сомневался в том, правильно ли понял ее жест. И тогда Александра сделала еще один: на этот раз она не просто помахала ему приветственно, но поманила его.
Он приблизился. Осторожно, словно не веря. Подошел. Посмотрел на нее немного вопрошающе.
– Давайте будем считать это недоразумением, Степан, – произнесла Александра.
– Простите меня.
– Проехали, – усмехнулась она.
– Я не хотел… Я просто… Не знаю, что на меня нашло… Этого больше не повторится, клянусь!
– Проехали, – с нажимом повторила она.
Александра не любила, когда перед ней долго извиняются.
Неловкость царила еще минут пять, но вскоре их беседа потекла по уже освоенному ранее руслу. Они взахлеб обсуждали историю и современное состояние общества – тут Александре было что сказать! Степан слушал, иногда спорил, иногда переспрашивал – в общем, контакт восстановился. Притом что на этот раз границы были четко очерчены, и Степан не сделал ни малейшей попытки их перейти.
Александра это оценила. В конце концов, человека определяют не ошибки, а их осознание! Она их тоже сделала немало в своей жизни и точно знала, что ценность не в них, а в уроках, которые мыслящий человек способен из них извлечь.
Вечером она сказала Алеше, что Степан прощен.
– Я рад, – ответствовал Алеша.
И Александра вновь подивилась его неревнивости. Или великодушию?
– Он ведь даже младше Игоря, – добавил он.
Игорь, секретарь и помощник частного детектива Алексея Кисанова, имел двадцать три года от роду.
– А мое дело с Измайловой[1] помнишь? Когда Катя устроила сцену в ресторане, представляя меня как жениха, а позже предложила мне с ней переспать, – ты ведь не ревновала, верно? Ясно, что девчонке нужна была помощь, понимание, вот и все.
– А когда Майя?..[2] – неожиданно для самой себя хлестко спросила Александра.
– Саш… Мы с тобой всегда избегали этой темы… Нужно ли сейчас?
Она молчала.
– Хорошо, раз ты настаиваешь… Она манипуляторша. Она сумела создать у меня ощущение своей полной беззащитности.
– Поэтому ты с ней спал?! Да?!
Алексей не ответил.
– А если этот Степа – манипулятор? И он меня соблазнит? И я дойду до того, что отвечу ему?!
Он вскинул на нее глаза:
– Саша, как будет, так и будет.
– Не понимаю, ты не возражаешь, так, что ли?
Ознакомительная версия.