— Тогда, делай свое дело, — приказал сердито Дмитрий, — кончай кобеля. И заткнись.
Круглов опустил оконное стекло, устроился поудобнее, сместил мушку прицела с мужика на ротвейлера и плавно выжал курок. Дмитрий, наблюдавший за акцией через линзы бинокля, довольно хмыкнул…
— Пули-ампулы — это хорошо. Не надо руки пачкать. Когда яд начнет действовать? — спросил спустя минуту.
— Сразу же, — ответил Круглов.
— Когда будут результаты?
— Часов через десять, двенадцать.
Дмитрий метнул взгляд на часы. Семь утра. К вечеру пес околеет.
— Тебе его ни капельки ни жалко? — спросил Круглов.
— Кого? — холодно полюбопытствовал Дмитрий.
— Кого угодно: хоть пса, хоть мужика.
— Нет.
Других комментариев не последовало. Круглов невозмутимо отвернулся к окну. Его одолевало любопытство: чем Осин так проштрафился? Чем заслужил наказание? Увы…его попытки вызвать Дмитрия на откровенность не увенчались успехом. Шеф умел хранил свои тайны и посвящать в них помощника явно не собирался
— Кстати, — пошутил на прощание Валерий Иванович. — У меня вопрос. Ты не боишься, что я сдам тебя Виктору?
— Нет, — Дмитрий притормозил «Жигуль» у обочины, — я ничего не боюсь.
— Ничего?
— Ничего.
— Даже смерти?
— Ее меньше всего. Осин лишил мою жизнь смысла, уничтожил прошлое и будущее. Я разрушу его настоящее. Понял? — Когда Дмитрий заигрывался и ударялся в пафос, Круглов чувствовал себя зрителем на плохом спектакле. Но демонстрировать свою наблюдательность и делиться выводами не спешил. Мало ли еще как история повернется.
— Чего у ж там, понял. На сегодня все?
— Да. Спасибо. Ты отлично справился, молодец.
— Рад стараться, — козырнул Круглов.
Он почти не лукавил. Если дальнейшие задания окажутся вроде этого, можно считать, что ему досталась хорошая, безопасная, спокойная работа. Более всего Круглов ценил нынче безопасность и спокойствие. В жизни существуют истинные понятия, абсолютные истины. Дом, здоровье, уверенность в дне грядущем. Существуют и сиюминутные увлечения. Азарт, суета, жадность. Всему свое время. В пятьдесят лет лучше иметь однокомнатную обустроенную квартирку и скромное содержание, чем скитаться по свету в поисках удачи. Главное, чтобы Дмитрий выполнил свои обещания. Пока шеф ни разу не обманул.
Они познакомились по переписке. В колонию, в которой Круглов «мотал» срок, обращались многие общественные и религиозные организации. Одно из посланий, пройдя многие руки, попало к Валерию Ивановичу. На затертом по сгибам листке он прочитал, набранный на компьютере текст.
«Дорогой друг!
Если ты молод, полон надежд и веры в себя, передай это письмо старшему товарищу. Тому, кто нуждается в добром слове, кто не имеет родных и близких на воле, кто одинок и утратил цель в жизни. Благотворительная организация „Горизонт“ ищет таких людей и старается помочь им добрым словом накануне выхода из мест заключения. Каждый обратившийся к нам получит весточку. Стучите и обрящите, говорит Библия. Стучите — мы откроем дверь, говорит „Горизонт“. Мы не обманываем».
Круглов развлечения ради сочинил ответ:
«Я одинок, не верю в людей и Бога, не представляю, зачем купился на ваши дешевые уловки. „Горизонт“ — такое же дерьмо, как все вокруг», — сама собой вывела рука.
«Вы ошибаетесь, — очень скоро к нему пришло новое послание. — „Горизонт“ — не дерьмо, а полное дерьмо. Десятку придурков не чем себя занять и они строчат заключенным слюнявые цидулки, забавляются. Хотите повеселиться вместе со мной? Меня зовут Дмитрий».
Он захотел и с удовольствием строчил письма, с нетерпением дожидался ответов. Остроумных, занятных, заставлявших думать, шевелить мозгами. Прежние эпистолярные опыты надоедали Круглову быстро, с «Горизонтом» он развлекался полгода, до самого освобождения.
«Скоро на волю, — сообщил он Дмитрию, — честно говоря — страшно. Стар я, наверное, для перемен. Погуляю до холодов и снова сяду…».
Долгожданное освобождение манило и пугало. Воля, без крыши над головой, без близких людей, без денег, не обещала быть сладкой, напротив, грозила нелегкими испытаниями. Из двух зол: бродяжничать или сидеть, Круглов предпочитал то, что знал хорошо — неволю.
«У меня для вас подарок, — порадовал благодетель. — Он находится в ближайшем от колонии почтовом отделении».
Круглов, уже почти полноправный гражданин — справка на руках — получил посылку. Голубая сорочка и конверт заказного назначения.
«Если вам некуда и не к кому спешить, подумайте над следующим предложением: одному человеку требуется помощь. Ничего криминального, действия в рамках закона. Оплата минимальная, но есть жилье. Если вы согласны, дальнейшие инструкции по адресу: Херсонская область, г. Голая Пристань, главпочтамт, до востребования. Деньги на билет прилагаются».
Валерий Иванович покурил, поискал на карте Голую Пристань, снова покурил. Ввязываться в аферу желания не было. Тем не менее, спустя несколько дней, он бродил по южному городку с грустным названием, дивился обилию скульптур. От речпорта до базара, на расстоянии в три километра разместилось семнадцать памятников. В среднем по одному на каждые двести метров. Плотность небывалая.
Пересчитав монументы, Круглов отправился на почту, получил конверт с инструкциями и новой порцией денег. И ахнул. Ему поручалось…найти компромат на местную жительницу Татарцеву Ирину Васильевну. То что дама умерла в девяностые годы не делало задание ни проще, ни сложнее. Круглов, никогда прежде не занимавшийся сыском, решительно не представлял как взяться за делу. И даже не знал хочет ли браться. Его все время подмывало плюнуть на нового друга Дмитрия и, прихватив его копеечные подачки, рвануть куда глаза глядят. Останавливало одно: скупость благодетеля. На руках у Круглова была сумма, явно недостаточная для начала новой жизни.
Ладно, решил Круглов, отдохну здесь, там видно будет.
С этой мыслью он явился по указанному адресу, и, представившись потенциальным дачником, познакомился с дочкой покойной Ирины Васильевны — Валентиной Викторовной Татарцевой.
Ядреная тетка пятидесяти с небольшим лет даже понравилась Круглову.
— Не подскажете, кто тут комнату сдает? — Круглов внимательно оглядел крепкий дом, спутниковую антенну на крыше, ухоженный огород и с удовольствием отметил: в доме явно водятся денежки.
— Я сдаю. Вам для одного или семьи?
— Одного, я холостой.
Разговор перетек в вечерние посиделки и закончился на высокой металлической кровати, украшенной никелированными шарами.
Утром хозяйка заявила решительно:
— На квартплату это, — последовал кивок на смятые простыни, — не влияет. Будешь платить как миленький! Как условились! Доллар в день!
— Буду, буду, — подтвердил Круглов. — Я — не альфонс какой! Я по-честному. С душой. Ты — баба интересная, видная. Расскажи-ка о себе…
Через неделю он уже знал биографию Валентины, а, главное, Ирины Васильевны Татарцевой. Школа в Белой Церкви, Киевский медицинский институт, война, передовые стройки социализма, районная поликлиника в Гопрах (Голая Пристань по-местному). Прицепиться было не к чему. Тетка работала всю жизнь врачом, была не замужем, крутила романы, растила дочь, иногда ездила отдыхать. О других грехах-подвигах матери Валя ничего не знала.
Однако Круглов не унывал. Он рассудил: если ему дали задание, значит, существует компромат. Следовательно, его можно найти!
Пляж, базар, магазин, болтовня с Валей, секс на никелированной кровати — поиск наполнял однообразное существование смыслом. И хоть как-то развевал скуку. Однажды, выслушивая в очередной раз семейные побасенки, проглядывая старые альбомы, Валерий Иванович отметил, что Ирина Татарцева очень похожа на сестру. Он взял в руки фотографию, всмотрелся: две курносые блондиночки лет двадцати пяти на фоне поверженного рейхстага, волосы русые; глаза, наверное, серые; вздернутые носики, короткие стрижки, губки бантиком, гимнастерки, капитанские погоны.
Одну сестру легко принять за другую
— Похожи как, — сказал Круглов.
— Что ты, мама гораздо симпатичнее. А тетя Вера — хроменькая, — с женской непосредственностью выдала Валентина.
Что-то забрезжило в сознании, выискивая несоответствие. Наконец, озарило!
С особой гордостью Валентина показывала вырезку из «Правды» за июль 1943 года. Статья посвящалась торжественному митингу по поводу награждения правительственными наградами медицинского персонала госпиталя № 14-147. На одном из снимков высокая молодая женщина скромно усмехалась в объектив. На плечах капитанские погоны, в позе нарочитость, нога неловко вывернута. Под карточкой текст: доктор И.В. Татарцева.
Круглов впился взглядом в статью. Буквы выцвели, бумага пожелтела, потрепалась на сгибах. От пафосной героики слов слегка мутило.
