— И ты берешь?
— Нет, я не беру. Но могу.
— У туристов много хороших вещей?
— У них есть.
— А что тебе особенно по душе?
Вовка опять почувствовал опасность. Лучше промолчать.
— Часы, например, встречаются хорошие?
— Есть.
— Ты больше золотые любишь?
— Не знаю.
— Да ты со мной совершенно не стесняйся, голубчик. Что ты приуныл? У нас прямой, откровенный разговор. Ты не жмись.
— Ничуть я не жмусь.
— Ну, а свитера, знаешь, такие толстые, шерстяные, особой такой крупной вязки, еще иногда они бывают с оленями на груди… Такие вещи тебе нравятся?
— Нет, такие вещи мне не нравятся, — решительно сказал Вовка.
— Почему?
— Потому что они не мои.
— Но ты хотел бы, чтоб они были твоими?
Вовка усмехнулся. Кто не хотел бы! Но почему-то он чувствовал — нужно отвечать не то, что думаешь. И все-таки врать было стыдно. Он бессильно передернул плечами:
— Хотел бы…
Капитан поднялся.
— Теперь, молодой человек, ты посиди немного и подожди. Работа есть работа. Я скоро вернусь, и мы с тобой еще потолкуем.
На стене стучали ходики. Уже было около шести. Тетя Варя, наверное, давно пообедала, а Вовкину долю борща отлила в мисочку. Она не беспокоится, потому что Вовка не один раз возвращался поздно. Пельмени остыли, лежат на сковороде. Здесь, конечно, никому нет дела, что он голодный. Велосипед, может быть, уже продали. Если бы Вовка нашел и сдал деньги, все в конце концов обошлось бы. Ну, покричит дядя Саша, в школе узнают…
Вот бы сейчас заснуть мертвым сном — ведь бывает, наверно, такой мертвый сон на целую неделю! И все неприятности, что должны случиться, пусть за это время начнутся и кончатся. Ты проснулся — и все уже позади…
Или еще проще — вернуть бы ту минуту, когда он увидел бумажник. Он бы не стал его раскрывать, послал бы к черту Юрку, деньги на конфеты и пиво не тратил — на кой ему, в самом деле, пиво и конфеты! И даже о велосипеде не мечтал бы. Ведь это чужие деньги. Он взял их без спроса. Как он мог на это решиться?
Вошел веселый капитан, включил свет над письменным столом, Вовка потер кулаком глаза.
— Ты не заснул тут? Я немного задержался, ты уж не сердись. Придвинься поближе к свету, вот прочитай и подпиши.
На стол, в освещенный круг, лег листочек, только что снятый с пишущей машинки.
На листке была записана вся история с бумажником, как она произошла. В конце стояли слова:
«Таким образом, я, Владимир Агапитов, несовершеннолетний, ученик шестого класса школы имени Крылова, признаюсь, что совершил кражу денег из бумажника туриста Жучкова С. Г. в сумме шестьдесят три рубля и тридцать три копейки. Означенную сумму вернуть владельцу отказываюсь, так как утверждаю, что деньги мною потеряны».
И вот под этими ужасными строками Вовка должен подписаться.
— А я верну! — сказал он быстро и облизнул пересохшие губы. — Не надо это писать. И что украл… Я не крал — это была одна треть! Пожалуйста, не надо, дядя!
— Конечно, вернешь, — бодро сказал капитан. — Во всяком случае, мы эту сумму с твоего дяди Саши вычтем сполна. Уж мы не допустим, чтобы туристы страдали из-за воровства.
Вовка и сам не заметил, как заплакал. Теперь еще и это — будут с дяди Саши деньги высчитывать! Он размазывал пальцем слезинки по лицу.
— Ты это брось, — поморщился капитан. — Ты уж, знаешь ли, Агапитов, будь мужчиной. Умел шкодить, голубчик, умей ответ держать. Подписывай!
Вовка был мужчиной. Он подписал.
Но оказалось, что это еще не все. Капитан дал ему читать другой листок.
Этот был еще страшнее.
Оказывается, Вовка очень часто бегал на турбазу, а его поощрял к этому дядя — Александр Петрович Киржа. И там Вовка любил приглядываться к вещам, которые принадлежали туристам. Это было легко, так как Вовка сумел завоевать доверие некоторых отдыхающих. Даже заходил в комнаты, когда не было хозяев, и самовольно брал кое-какие вещи. Особенно ему нравились часы, фотоаппараты, а также шерстяные свитера крупной вязки с оленями на груди. Он всегда желал получить в собственность такие вещи…
Это были как будто Вовкины слова, но вместе с тем и не они. В каждой строчке таился ядовитый смысл. Самые невинные мысли и поступки — «могу взять что хочу», «понравился фотоаппарат» — выглядели на бумаге зловеще.
Но раз Вовка что-то такое говорил, то он теперь не смел уже отказываться. А как изменить запись, чтобы все было правильно, он не знал.
Угрюмо выдавил:
— Я не говорил про оленей… Это вы сами из своей головы взяли…
— Вычеркнем про оленей! — охотно согласился капитан. — Пусть будут просто шерстяные свитера крупной вязки.
— И про крупную вязку я не говорил…
— Вычеркнем и крупную вязку. Никакого принуждения не было.
— Подписывай!
Вовка держал ручку, шмыгал носом.
— Я не жулик!
— Давай и про это добавим. — Капитан тут же приписал от руки строчку: «Но вместе с тем я себя жуликом не признаю». — Ставь подпись.
Все делалось так, как требовал Вовка. Он подписал.
— А сейчас можешь идти домой, Владимир Агапитов. Честное признание облегчит твою судьбу.
В комнату заглянул лейтенант — тот самый, кому Вовка сдавал бумажник.
— А, старый знакомый! — Он кивнул Вовке.
Кивнул и капитану:
— Что это ты его допоздна держишь? Упрямится, что ли?
— А тут у нас любопытные подробности, — весело отозвался капитан. — Вот поинтересуйся! — Он пододвинул лейтенанту бумаги, подписанные Вовкой. — Племянничек того самого шумного Киржа, который повсюду на нас критику наводит.
Лейтенант прочитал и удивился:
— Твой дядя к тебе плохо относится?
Пристают все время с одним и тем же глупым вопросом! Вовка не стал отвечать.
— Вот вырастишь такого племянника, а он же тебя при случае и закопает! — Лейтенант покрутил головой. — Все же я не верю насчет Киржа. Малец его оговаривает.
Вовка оговаривает дядю! Только этого не хватало!
— А допрос вообще не имеет силы. — Лейтенант пожал плечами. — Малолетних полагается допрашивать в присутствии родителей или же хоть учительницы… А так получается грубое нарушение законности…
Капитан похлопал ладонью по столу:
— Это же у нас не допрос — дружеское собеседование. Записали кое-что по взаимному согласию — для памяти. — Он задумчиво посмотрел на Вовку. — И все же мы теперь товарища Киржа возьмем за бока!
Написал несколько строк на бумажке.
— Вот, Владимир Агапитов, передай своему дяде. Пусть завтра с утра в обязательном порядке явится ко мне на беседу.
Он подтолкнул Вовку к выходу.
Дверь открылась. Вовка прошел коридор и шагнул в темноту.
Это только сначала ему показалось, будто на улице невыносимо темно. Несколько далеких мерцающих звездочек вырвались из плена надвинувшейся на поселок ночной тучи — и дорога, заборы, деревья стали различимы.
Всего было много в поселке — деревьев, воды, земли, — а неба мало, потому что огромные куски от него справа и слева отгрызали горные цепи. Над поселком всегда, словно крыша — то очень далекая, то совсем близкая, — висела узкая и длинная полоска неба. В эту ночь крыша спустилась особенно низко, от нее на землю веяло прохладой и влагой.
Вовка пробирался в темноте почти ощупью. Нечего было и думать о том, чтобы поискать на дороге сверток с деньгами.
Так вот, значит, что он сделал! Оклеветал дядю Сашу! Подписал против него бумагу. И родственники влезут в долги, чтобы выплатить потерянные деньги. Как теперь смотреть людям в глаза?
А дядя Саша только с виду суровый, а вообще он добрый. Он жалел Вовку. Один раз ночью — Вовка это своими ушами слышал — он сказал тете Варе: «Надо парню приличное пальто купить». В другой раз: «Выдавай ему каждый месяц немного денег, мальчик уже повзрослел».
А если он иной раз говорил «нельзя», то это всегда был справедливый отказ.
Раньше Вовка мечтал: вырасту большой, они уже будут старенькие, подарю тете Варе стиральную машину, дяде Саше — автомобиль «Запорожец». Ничего ему не было для них жалко!
И вот он теперь отплатил дяде Саше и тете Варе. За все расплатился.
Вовка лежал в канаве и плакал.
Мелкий дождичек чуть слышно шевелил листья на дереве.
Домой идти нельзя. Это ясно.
Он вор — украл чужие деньги. Он лгун — потому что никто не поверит, будто деньги действительно потеряны. Он предатель, подлец и трус — оклеветал самого хорошего и справедливого человека, какого знал в своей жизни.
Разве после всего этого можно ему здесь оставаться?
Он уедет и никогда больше в поселок не вернется. Начнет новую жизнь. Будет работать. Пришлет дяде Саше потерянные деньги.
Но как уехать? Куда? У него ведь нет ни копейки, билет нельзя купить.
