— Нет.
— А ты ей?
— Тоже не звонила. Я была очень занята, вот только позавчера большой материал сдала, две недели над ним корпела, высиживала, как наседка, вынашивала, как кенгуру.
— И что, получилось?
— Через два дня выйдет, если, конечно, главный не испугается
— О чем на этот раз?
— О работорговле.
— Чего?
— О работорговле. Знаешь, как материал называется? «Мы не рабы, рабы — они!»
— Круто, — ухмыльнулся Дорогин. — Слушай, Варвара, у тебя, наверное, «мобильник» есть?
— Конечно, как же без него! Я без телефона как без рук, я даже в туалет с ним хожу, — улыбнулась Белкина, подливая в чашку еще кофе.
— Ты мне его дашь?
— Почему бы и нет? Пожалуйста, возьми.
— Я тебе его сразу верну. А ты, как только узнаешь, что это за железяка, тут же мне позвони по своему номеру.
— Это очень важно? Очень срочно?
— И важно, и срочно.
— Откуда ты вернулся, Сергей, и что стряслось?
— Я тебе потом все расскажу, и расскажу подробно, А пока даже вспоминать не хочу, сплошная гнусь.
— Кстати, — оживилась Белкина, — ты деньги завез этому своему егерю?
Лицо Дорогина мгновенно сделалось мрачным, брови сошлись к переносице, на щеках заходили желваки.
— Нет больше Гриши Склярова, нет его жены, нет его дочери, нет внучки.
— Как?! — подалась вперед Белкина.
— Сожгли их.
— Как?
— Подожгли хутор, они и сгорели.
— Живьем, что ли? — с дрожью в голосе, переводя дыхание, спросила Белкина.
— Живьем. Как каратели во время войны сжигали, так и Гришу сожгли.
— Кто?
— Пока не спрашивай, — Сергей поднялся, забросил на плечо сумку. — Ты меня извини, я сейчас в Клин рвану. Что‑то мне все это не нравится, никак не могу дозвониться до Тамары.
— Может, куда уехала?
— Вроде не собиралась, — передернул плечами Дорогин, заворачивая рукава куртки, и, тут же, увидев ссадину, глубокую и темную, опять отвернул левый рукав и застегнул манжеты.
— Эй, погоди, что у тебя с рукой? — Варвара заметила ссадину.
— Мелкие неприятности на фоне крупных.
— Давай хоть йодом замажем, забинтуем.
— Не надо, заживет как на собаке.
— Смотри.
В полдень Дорогин был в Клину. Он попросил остановить машину на перекрестке, не сворачивая на дорогу, ведущую к дому. Пошел через лес. Двигался осторожно, аккуратно. Когда до дома оставалось метров двести, Сергей запустил руку в сумку, вытащил пистолет, передернул затвор, досылая патрон в патронник. Снял пистолет с предохранителя и сунул под брючный ремень, прикрыв рукоятку курткой. На душе у него было тяжело, нехорошие предчувствия сжимали сердце, не позволяя успокоиться.
Сергей двигался быстро, и если бы кто‑нибудь задумал в него выстрелить, то вряд ли попал. Муму прятался за деревьями, быстро передвигаясь от одного укрытия к другому.
Вот и забор, вот и сетка. Сергей знал дырку в заборе, где сетка была прихвачена к бетонному столбу лишь куском алюминиевой проволоки. Он сам это сделал, самзакручивал проволоку. Муму быстро отогнул сетку и скользнул в дырку. Он
двигался как тень, подходя к дому именно с той стороны, где не было окон и где его никто не мог увидеть.
Одно из окон на втором этаже было открыто — окно в спальню доктора Рычагова. По водосточной трубе Сергей добрался до карниза. Сумку он оставил у сарая, чтобы она в случае чего ему не помешала. Иногда желтая штора вылетала из окна, а затем плавно и лениво возвращалась в комнату.
«Значит, где‑то открыто еще одно окно, значит, скорее всего в доме кто‑то есть.»
Сергей вцепился руками в карниз, подтянулся и одним движением абсолютно бесшумно перевалился через подоконник, даже не зацепив горшок с цветами. В доме царила полная тишина. Казалось, эта тишина даже звенит в ушах.
Держа в правой руке пистолет, Сергей медленно пересек спальню, затем повернул ручку, тихонько нажал на дверь и, пригнувшись, нырнул в коридор. Но и здесь было тихо. По узкой деревянной лестнице, переступая сразу через несколько ступеней, Сергей спустился в большую гостиную. Мебель была сдвинута, все находилось не на своих местах. Ковер заломан, прямо на ковре, в двух шагах от камина, у журнального столика лежал Лютер. Сергей понял: пес давно мертв.
Дорогин скрежетнул зубами, несколько раз обернулся, направляя ствол пистолета то в один угол, то в другой. В гостиной царил полумрак, все шторы были плотно сдвинуты. Он подошел к собаке, тронул ее. Труп уже окоченел, край ковра был в крови — большое бурое пятно. Сергей прикоснулся к нему указательным пальцем левой руки. Кровь уже успела впитаться и подсохнуть.
«Вчера, вчера кто‑то здесь был. Вчера!»
Кофейник и кофейная чашка лежали на полу,блюдце раскрошено, причем не от удара, а оттого, как понял Дорогин, что кто‑то на него наступил.
«Где же Тамара? — с гневом подумал Сергей. — Неужели они успели добраться сюда раньше, чем я вернулся? Так вот почему я не мог связаться с ней! Да, да, они до нее добрались!»
Сергей обошел дом, запер все двери.
«Надо подумать, подумать…» — он опустился в кресло, положил тяжелый пистолет на колени и сидел, прикрыв глаза.
Затем, минут через десять, резко поднялся, взял на руки Лютера, погладил его, завернул в окровавленный ковер, открыл дверь. Сунул в карман куртки трубку радиотелефона, предварительно проверив, работает он или нет, а затем, взвалив на плечи нелегкую ношу, понес собаку к ближайшей ели. Посмотрел на ворота. Они были не заперты.
«Значит, бандиты, — решили Сергей, — торопились и, увозя Тамару, даже не вышли из машины, чтобы ворота закрыть. Просто толкнули створку, и они прикрылись. Вот мерзавцы! Я им не нужен, да и Тамара им не нужна, — быстро копая землю, размышлял Сергей. — Мы им абсолютно не нужны, им нужен металл — вот, что им нужно!»
Когда под елью образовался небольшой холмик свежей земли, Дорогин вытер вспотевшее лицо и несколько минут стоял прислонясь спиной к шершавому стволу, глядя на золотистый песок.
— Лютер, Лютер, — прошептал он, — хороший ты был пес и, наверное, погиб, как настоящий друг. Скорее всего тебя застрелили, когда ты пытался защитить хозяйку. Вот такая судьба. Погиб ты честно, как герой и как настоящий друг.
В кармане куртки, висевшей на черенке лопаты, зазвенел телефон. Сергей судорожно бросился, не сразу сообразив, который звонит — мобильник Белкиной или его собственный. Звонил телефон Белкиной.
— Алло, — сказал Сергей.
— Это я, Варвара.
— Привет, — выдохнул Дорогин.
— Слушай, могу тебя порадовать.
— Ну давай радуй! — упавшим голосом произнес Муму.
— Так вот, эта железка — не просто железка.
— Что она, золотая внутри, что ли?
— Нет, лучше, — задорно сообщила Белкина. — Я тут на ноги половину института Курчатова подняла, у меня там — знакомый, на параллельном курсе в «универе» учился. Он сейчас завлаб, я его вычислила. Так вот, он говорит… Я звоню, кстати, из автомата.
— Слышу, — сказал Сергей, по писку трубки и по внешнему шуму сразу же сообразив, что Варвара говорит с улицы. — Говори же, говори, я слушаю!
— Эта железяка стоит… даже боюсь цифру называть.
— Ничего она не стоит!
— Нет, Дорогин, стоит, и цена на черном рынке одной такой железки — восемьдесят тысяч «у. е.»
— Чего, чего?
— Восемьдесят тысяч «у. е.», — почти по слогам произнесла Белкина.
— Этого не может быть!
— Как это не может быть, я еще перезвонила одному журналисту, который занимается материалами по торговле редкоземельными металлами, он пишет статейки о вывозе металлов за рубеж…
— И что дальше?
— Называется этот металл — ниобий. Слышишь, ниобий. Применяется… если хочешь, я могу тебе справку зачитать.
— Давай.
— В самолетостроении, в компьютерной промышленности. А самое широкое применение — в ВПК.
— Где?
— Ты в каком мире живешь, если общепринятых сокращений не понимаешь? В военно–промышленном комплексе. Дорогин, ты меня иногда удивляешь, простейших вещей не знаешь. Это суперпрово–димый металл и очень редкий. Он еще используется в ядерной промышленности.
— Кстати, ты забрала железяку?
— Конечно!
— Ну и радуйся. Пусть она будет у тебя, как сувенир.
— Дорогин, у тебя какой‑то голос нехороший.
— Да уж, Варвара, хорошего мало. Но спасибо за информацию, кажется, я запомнил. При случае я тебе отдам трубку.
— Да ладно, пользуйся, я в редакции у кого‑нибудь перехвачу.
— До встречи, — немного нервно и нетерпеливо произнес Сергей.
Он тут же в уме прикинул: если один стержень ниобия стоит восемьдесят тысяч долларов, то в каждом из ящиков их не меньше тридцати штук. Счет пошел на миллионы, а это такие деньги, как понимал Дорогин, за которые головы отрывают без лишних слов. Даже за меньшие деньги взрывают машины, сжигают квартиры, похищают людей, четвертуют, закапывают, замуровывают в бетон.
