– Муху в супе нашел?
– В милиции у всех такой послеобеденный юмор?
– Неужели, паука?
– Перестань, я серьезно. Ведь Мокшанский пропал…
– Точно. Пропал. – Широков прикрыл глаза.
– Да? Ну и…
Медведев замер, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало, и Ваня нетерпеливо ткнул Станислава в бок.
– Кончай дрыхнуть! Лучше скажи, что ты об этом думаешь?
Широков обреченно вздохнул, понимая, что Медведев просто так не отстанет, и передал содержание разговора с Черкасовой.
– Вот! – Ваня радостно хихикнул и поправил съехавшие на нос очки. – Вот оно! Начинается!
– Что начинается? – переспросил Широков, подозрительно глянув на собеседника.
– То, о чем мы с тобой с утра размышляли!
– Слушай, после обеда голова и так плохо варит, а ты еще загадки загадываешь! Давай по существу или смени пластинку…
– Хорошо-хорошо… Есть некоторые любопытные обстоятельства, о которых Черкасова не знает и тебе не рассказала. Когда Лариса пришла с концерта и не застала в комнате ни мужа, ни его вещей…
– Вещей?
– Ну, да… Она, если верить Наде, перепугалась… Ночь не спала. Утром вместе с Константином они обошли парк. Вахтер на воротах… Ну эти, главные – ты знаешь… Вот вахтер, дежуривший этой ночью, вспомнил, что видел Мокшанского вчера вечером часов около восьми. Тот спрашивал расписание движения поездов на Москву, а потом сел в трамвай и уехал в сторону железнодорожного вокзала. Странно, правда? Главное, жене или дочери не оставил никакой записки. Что случилось? Ведь Мокшанский не пошел на концерт, так как у него неожиданно возникла необходимость с кем-то встретиться. Причем встреча не могла быть долгой, потому, что он обещал Ларисе подойти ко второму отделению.
– И откуда же ты все это знаешь, а?
– От Нади. А ей сама Лариса сказала. Словом, до встречи с кем-то у Мокшанского были вполне определенные планы и уезжать он никуда не собирался!
– Значит, планы резко изменились – такое тоже бывает. А написать записку забыл или не успел. Всякое в жизни бывает, – рассудил Широков ровным голосом без малейшего волнения.
– Ты вот тут сидишь, а человека, может, того… – взвился Ваня.
– Чего – того? По-моему, ты уже перебрал! Успокойся, через день-два найдется твой Мокшанский.
– Может, и так, – неожиданно почти спокойно согласился Медведев, с долей разочарования в голосе.
Они решили немного погулять по парку, благо солнышко быстро подсушило следы утреннего дождя. Чтобы развлечь приятеля и не дать ему вернуться к давешней теме, Широков заставил себя вспомнить несколько забавных эпизодов из своей практики. После очередной байки Ваня было засмеялся, но вдруг замер, удивленно глядя за спину Широкова. Станислав обернулся. Метрах в ста от того места, где они остановились, мужчина в коричневой куртке и черной спортивной шапочке пробирался между деревьями, то и дело озираясь по сторонам. В руке у него был средних размеров чемодан. Судя по направлению, пробирался он к той калитке парка, у которой останавливался троллейбус.
– По-моему, это наш жилец из первой комнаты, – шепнул Широков.
– Ага, Витек Кононов, – согласился Ваня. – Интересно, чего он вдруг сорвался, если путевка, насколько я помню, заканчивается у него только в среду? И ведет себя как-то странно… Будто от кого-то прячется, а?
– Судя по всему, он нас не заметил.
В это время беглец скрылся за кустами акации, бросив последний взгляд на путь отступления.
– Ты чего шепчешься? – рассмеялся Станислав.
– Сам начал!
Еще некоторое время они постояли молча, потом Ваня заметил:
– Как-то я видел их вместе выходящими из соседнего санатория. Карты… Они играли в карты…
– С Мокшанским? Ну и что?
– Да так…
Ваня медленно пошел к корпусу, занятый своими мыслями, потом ускорил шаги и скрылся за поворотом аллеи.
Широков побродил еще с полчаса, наслаждаясь одиночеством. Душа его была спокойна, а мысли безмятежны. Погруженный в себя, он даже вздрогнул от неожиданности, когда женский голос произнес его имя. Широков поднял голову и увидел на скамейке Надю. Девушка сидела, глубоко засунув руки в карманы голубой куртки и спрятав в воротник подбородок.
– Гуляете? – спросила Реус.
– Нет, сплю!
Хотя Станислав произнес это шутливым тоном, Надя поняла некоторую глупость своего вопроса, но не обиделась, а, наоборот, улыбнулась, при этом глаза вспыхнули зеленоватым огнем.
– Тогда – садитесь! – пригласила она.– Сидя спать удобнее.
– А вы работаете? – Широков примостился рядом на щербатые доски, решив продолжить беседу в том же ключе.
– Нет, учусь!
– Чему же, если не секрет?
– Конечно, не секрет. Учусь гулять! Смотрю на таких, как вы, и учусь!
– Один-один, – рассмеялся Станислав. – Меня Ваня бросил, вот я и заблудился.
– А-а! – глубокомысленно протянула Надя. – Ваня у нас – самодвижение и действие! С ним, наверное, интересно – вечно проблемы перед собой ставит!
– Вы неплохой психолог, – удивился Широков. – Одной фразой довольно точно охарактеризовать человека – это трудно!
– Спасибо за комплимент. Я и есть психолог в некоторой степени… Как и любой врач.
– Значит, вы доктор?
– Доктор будущий – ваш Ваня. А я – врач. Лекарь!
– Интересно… Врачи, следовательно, тоже болеют и тоже, как простые смертные, лечатся в санаториях?
– Увы… Однако я до сих пор считала, что в санаториях ранней весной отдыхают как раз простые смертные, а профсоюзные бонзы, типа вас, наезжают ближе к бархатному сезону, разве нет?
– Бонзы? – озадаченно переспросил Широков.
Надя рассмеялась и лукаво погрозила пальцем:
– Ладно, не притворяйтесь! Ваня все мне про вас выложил.
«Значит, выложил – не утерпел, солнышко? – подумал Широков. – Спасибо тебе, дорогой товарищ Медведев! Удружил…» Реус по-своему истолковала замешательство собеседника и заговорщицки подмигнула.
– Да вы не волнуйтесь, Станислав, я умею хранить тайны…
Улыбка сбежала с Надиного лицо, губы плотно сжались, а взгляд стал напряженным.
– Вас что-то беспокоит? – спросил Широков, чувствуя, что пауза затянулась.
– Беспокоит? – Надя внимательно посмотрела на Широкова, словно видела его впервые. – Пожалуй… Вы слышали про Мокшанского?
Широков вздохнул, предвкушая очередную версию загадочного происшествия, и обреченно кивнул.
– Не нравится мне все это… – задумчиво произнесла девушка.
– Да, неприятная история. Мне Медведев рассказывал, – поспешно сообщил Станислав, надеясь избежать подробностей.
– Скорее, странная, – уточнила Реус. – Понимаете, я все-таки немного узнала эту семью за прошедшие две недели… Да и Лариса кое-что рассказывала. Она ведь, в сущности, очень одинока… И по-своему несчастна даже. Все время одна… Это тяжело, знаете?
Широков утвердительно кивнул. Ему показалось, что он понимает, что Надя имеет в виду. В подтверждение его мыслей, Реус продолжала:
– Конечно, она материально обеспечена… Все, вроде, есть. Муж запретил работать – отдыхай себе! Но, как я понимаю, для Михаила Германовича на первом месте работа, на втором – карты, а на третьем, последнем, – жена. Там, дома, подруг своего возраста у нее почти нет. Жены его приятелей – намного старше и, соответственно, заботы у них другие. С Вероникой они друг друга терпеть не могут! Одним словом, птичка в клетке! Тяжело… Я бы так не смогла…
Надя замолчала, грустно глядя куда-то вдаль поверх кустов акаций.
– Лариса считает, что Мокшанский ее бросил? – задал вопрос Широков, ощутив, что Реус искренне переживает.
– Совсем нет! Она говорит, что у нее нехорошие предчувствия.
– В каком смысле? – не понял Станислав.
– Ей кажется, что с Михаилом Германовичем… случилось несчастье. И… возможно, его нет в живых!
– Нет в живых? Да бросьте… У человека возникли экстремальные обстоятельства, чтобы срочно уехать. Ну какие у нее основания так думать?
– Вы не верите в предчувствия?
– Как вам сказать…– Широков задумался, подыскивая верные слова. – Я верю в предчувствия, если они основаны на реальных данных. Здесь же, вроде бы, ничего такого нет…
– Послушайте, Станислав! Если вы знаете человека, как свои пять пальцев, неужели вы не заподозрите нечто неладное, коль поведение этого человека напрочь выходит за привычные рамки?
– Э-э… Наверное…
– Вот. Даже такой штрих: Мокшанский всегда пунктуален до мелочей. Лариса говорит, что дома у них заведен ежедневник, где Михаил Германович всегда записывает, куда уходит, если Ларисы нет дома. Это касается даже выхода в магазин за хлебом! И ее заставляет делать то же самое… А тут случай куда более серьезный! Как по-вашему, веский ли это аргумент?
