Продажный капитан расхохотался.
– Обязательно вытянешь, – проговорил он, вдоволь насмеявшись. – Только сначала посмотришь, как они подохнут. Иди, Чалый, – обратился он к водителю «четверки», – включай бандуру. Мы ведь хотели опробовать ее в действии. Зря, что ли столько денег за этот пресс выложили. Сейчас посмотрим, что он умеет делать. Так что, майор, читай молитву по своим оперкам.
Бабенко стоял в нерешительности. Рядом с ним человек в плаще, кличка которого была – Чалый. Видя, что он не двигается с места, Шевчук навел на него пистолет.
– Иди, сволочь! Чего встал? Может, в ментовку хочешь, с повинной?
Водитель «четверки» ничего не ответил, повернувшись, пошел к кабине гусеничного пресса, который был похож на огромный экскаватор, с той лишь разницей, что вместо привычной стрелы с ковшом, впереди у него имелась большая платформа. На ней стоял черный «Мерседес» с оперативниками, а над ним в полутора метрах нависла огромная металлическая плита, которую вниз опускал здоровенный шток.
Федор не сомневался, что и сто человек не сдвинули бы эту плиту с места, но на прессе была установлена гидравлика. Шланги, трубки от штока тянулись к мощному цилиндрическому насосу, установленному над мотором пресса.
– Скажите, Бабенко, вам не жаль такую дорогую машину? – спросил майор с усмешкой, кивнув, на новенький «Мерседес».
– Майор, всему есть своя цена. А этот «Мерседес» мне доставил массу неприятностей. Волочко пожадничал, решил прибрать машину, чтобы потом толкнуть ее подороже. А потом одумался и толкнул своему заместителю, Домедову. Но Домедов догадался, чья это машина.
– И его пришлось убрать? – подсказал Федор.
Бабенко кивнул со вздохом.
– Убрать, чтобы не болтал языком чего не надо про эту машину.
– А потом вы убрали и самого Волочко? – В голосе майора слышалось осуждение, которое Бабенко не перенес спокойно, тут же проговорив:
– Филатов самостоятельно принял решение убрать Волочко, посчитав, что скоро вы возьмете его. По сути, он поступил правильно, но не должен был звонить мне. Согласитесь, своим звонком он подставил меня. Тогда бы вы никогда не узнали, что я живой…
– И чтобы он не рассказал нам это, вы убрали и его. Знаете, должен признать, с тортом у вас получилось неплохо. Только хочу напомнить вам одну маленькую деталь из прошлой вашей жизни. Ваша жена…
В глазах Бабенко промелькнуло нечто похожее на страх. Вспоминать прошлое не хотелось. Но майор заставил.
– Кажется, смерть ее наступила, вследствие отравления ядом…
– Что вы хотите этим сказать? – не вытерпел Бабенко.
– Я покопался в архиве патологоанатомов… Так вот ваша жена была отравлена тем же самым ядом, что и начальник службы безопасности, Филатов. Вот у меня имеется заключение, – достал майор из кармана пиджака заключение, которое только сегодня утром получил в архиве судебной экспертизы. – Взгляните, – предложил он Бабенко, который теперь выглядел растерянным. – Вас это, не наводит ни на какие размышления? – спросил майор.
Еще не вчитываясь в суть протянутой ему бумаги, он сказал с нарастающим волнением:
– Подождите. Вы думаете, что я убил собственную жену?
– Не знаю, – пожал плечами Федор, наблюдая за тем, как человек в плаще залез в кабину пресса. Удобно разместившись на мягком кожаном сиденье, он первым делом открыл переднее стекло, высоко задрав его вверх. Через него было ничего не видно, потому что на нем остались клочья бумаги, мешая переднему обзору. Видно перед транспортировкой пресса, стекла кабины были заклеены бумагой, и какая-то часть ее так и осталась не удаленной.
Потом он нажал на какой-то рычаг и мощный цилиндрический насос, расположенный над мотором и кабиной заработал, медленно вгоняя масло во все имеющиеся шланги и трубки.
Федор увидел, как сверху на «Мерседес» стала опускаться здоровенная металлическая плита, наблюдая за движением которой, Туманов почувствовал дрожь в руках и ногах. Ведь сейчас, на его глазах погибают его два друга, помочь которым майор не может.
Рядом, с левой стороны, стоял продажный гаишник капитан Шевчук и с интересом наблюдал, как огромная плита, массой не менее восьми тонн, нависла над крышей «Мерседеса».
От шума работающего пресса, а может быть, от надвигающейся смерти, оба опера пришли в себя. Грек уставился на Туманова обезумевшими глазами, а Ваняшин пытался отрыть двери, но металлические ограждения по бокам платформы не давали ему сделать это. К тому же руки у обоих оперов были скручены скотчем.
Видя, что они обречены на верную гибель, Грек попытался что-то прокричать Федору, но из-за шума работающего пресса, Туманов не мог разобрать ни единого слова.
Федор почувствовал, как по спине побежали капли пота. Глянул на Шевчука. Тот наблюдал за работой пресса восторженными глазами. Бабенко стоял, тупо уставившись в заключение патологоанатомической экспертизы. Кажется, сейчас оно его интересовало больше, чем кончина оперативников, и он что-то тихонько наговаривал себе под нос.
Туманов не прислушивался. Видя, что Шевчук закурил, сунул руку в боковой карман пиджака. Это его движение, не осталось не замеченным Бабенко. Он настороженно покосился на Шевчука, потом спросил:
– В чем дело, майор?
Федор натянуто, через силу улыбнулся, старательно делая вид, что не желает наблюдать за гибелью приятелей оперов.
Шевчук тоже глянул на майора подозрительно, готовый в любую секунду пусть в ход оружие. Напрасно что ли, держал его в руке.
– Закурить можно? – спросил Федор и достал из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку, ту самую, в металлическом корпусе, которую Грек считал сувениром. Не дожидаясь, что ответит держащий его под прицелом продажный капитан, достал из пачки сигарету, сунул в рот.
Шевчук расслабился. По крайней мере, того первоначального напряжения в нем уже не замечалось.
– Пусть закурит. Оружия при нем нет. Его пистолет – у меня. Все-таки волнительный момент – трагическая гибель бравых товарищей. На такое без сигареты не взглянешь, – хохотнул он, глянув на плиту пресса, которая уже стала сминать крышу «Мерседеса». Слышался неприятный для слуха скрежет металла и хруст не выдержавших давления оконных стекол.
Федор взял зажигалку в правую руку и, отгораживаясь от ветерка, слегка повернулся к Шевчуку. И в то же мгновение раздался выстрел. Он был таким тихим, что сидящий в кабине пресса, за рычагами управления, человек, его не услышал. Но услышал Бабенко и потому испуганно отшатнулся.
Эту зажигалку пару лет назад Федору подарил один вор в законе. Когда-то, в молодости, сам соорудил ее на зоне, вставив в нее, маленькую обойму, рассчитанную на пять патрон малокалиберной винтовки. Выстрел производился в тот момент, когда большой палец нажимал на заднюю часть металлической крышки. Ствола в ней не было, и потому выстрел из такого стрелкового оружия не отличался большой точностью. Но на расстояние в полтора метра Туманову точность и не требовалась.
Пуля попала Шевчуку в левую часть груди ближе к плечу. Как видно он тоже не ожидал такого сюрприза от майора, вскрикнул от боли, выронив из руки пистолет. Точный удар в челюсть, опрокинул продажного капитана на спину.
Бабенко попытался накинуться на Федора, вцепиться майору в горло. Но удар майорского колена в пах, облагоразумил его от необдуманного, а главное, плохо подготовленного поступка. Как защититься от такого нападения, Федор хорошо знал.
Бывший руководитель автомобильного альянса скорчился от боли, схватившись руками за ушибленное место, словно майор намеревался повторить удар, и упал на колени.
Но бить его еще раз Федор не собирался. Хотя устоять перед искушением и не ударить в мерзкую рожу, было тяжело.
Быстро достав из кармана джинсовки Шевчука табельный пистолет, который у него отобрал продажный капитан, Федор направил ствол на водителя «четверки», который, увидев все происходящее, спрятался в кабине за толстую дверь и, достав свой пистолет, стал стрелять.
К сожалению, надо было признать, что он был защищен лучше, чем Федор Туманов. По крайней мере, он сидел в кабине, а Федору укрыться было негде. К тому же стрелять из чужого пистолета и попасть довольно сложно. Нужна была пристрелка, но на нее как раз у Туманова не было времени. Поэтому пистолет Шевчука, Федор сунул в карман, и, отбежав к углу вагончика, стоящего возле въездных ворот, вытянул руку со своим «Макаровым». Он надежней, чем пистолет гаишника.
Расстояние отсюда и до пресса, было значительно больше, чем с того места, где вначале стоял Федор, но зато и меньше шанс самому подставиться под пулю. Понимая, что попасть в водителя «четверки», засевшего в кабине пресса, практически невозможно, Туманов перевел ствол пистолета на толстый шланг, подающий масло к крутящемуся штоку, давившему сверху на огромную плиту. Собственно, эта плита и была прессом. Не зная, как еще остановить ее, майор прицелился в шланг и стал стрелять, тихо сказав себе, словно молитву:
