Воистину нет конца чудесам.
* * *
Верзила МакКлеллан сидел со своей женой и ел такой же завтрак, что и Джон-Джон. Кэти страдала от полноты, но сохранила открытое, симпатичное лицо, которое привлекло его много лет назад. Она всегда была хорошей женой, она ждала его, когда он находился в заключении, она никогда не скандалила. Но теперь она стала женщиной, потерявшей младшего, любимого ребенка, и он понимал, что не в состоянии облегчить ее участь.
Когда Кэти ставила рядом с ним очередную чашку чая, он ухватил ее за полную талию и крепко прижал к себе.
— Все в порядке, малышка?
Она попыталась улыбнуться ему.
— Переживу, Джон. У меня ведь нет выбора, да?
В глубине души она знала, что с исчезновением ее сына связано нечто большее, чем бросалось в глаза. Муж и старшие мальчики делают вид, что тревожатся по поводу того, что случилось с Кьероном, но она знает их лучше, чем они сами себя. Кэти МакКлеллан давно научилась не вмешиваться в бизнес своих мужчин, а это было бизнесом, что бы ни говорили окружающие.
Они тщательно обыскали комнату Кьерона, якобы выискивая ключ к разгадке его исчезновения, но она знала, что они ищут совсем другое и, что бы это ни было, нашли это. Кьерон был ее младшим ребенком. Теперь его нет, и это никого не волнует, кроме нее.
Но она не станет настаивать. Она была уверена в том, что если ей скажут правду, то это будет для нее не в пример хуже, чем полное неведение.
Ди Бакстер вел себя как ребенок, когда они приземлились в аэропорту Бухареста. Он оглядывался в восхищении, будучи не в состоянии сдержать возбуждение, связанное с пребыванием в месте, которое ранее ему было известно лишь по сводкам новостей.
— Ну наконец-то мы прибыли, Джон-Джон! Будем надеяться, что Малыш Томми сообщил тебе правду.
В его голосе звучало сомнение, однако Джон-Джон знал, что Малыш был искренен с ним. Это самое меньшее, что он мог сделать в итоге.
Все эти годы он жил под воздействием страха. Отец терроризировал его, как ранее терроризировал мать. Но в конце Томми выступил против отца, и это — главное, именно то, о чем не следует забывать.
Тем не менее толстяк был достаточно благоразумен, чтобы понимать — его замарают той же кистью, а это ничего хорошего не сулит. Джон-Джон знал это лучше других.
— Необходимо сосредоточиться, — сказал он Ди Бакстеру. — Нас ожидают тяжелые дни.
Однако полицейский был явно растерян. Более того, он был подавлен последними событиями, и особенно смертью Пола. Джон-Джону пришлось практически тащить его из терминала к поджидавшему их румыну.
Ди Бакстер, собравшись, пожал руку коллеге (его звали Михай Краснеу), а затем представил Джон-Джона.
За сигаретой они кратко поговорили о полете, после чего Михай повел их к черному «мерседесу» 1989 года выпуска. Внутри сидел крупный человек, по имени Петер, которому поручили доставить их к месту назначения.
— Красиво у вас, — весело проговорил Джон-Джон.
Михай кивнул, приняв комплимент.
— Мы никак не можем оправиться от эпохи Чаушеску. Но мы — румыны, мы выдюжим.
Джон-Джону понравился его ответ.
— Куда вы нас везете?
— Мы едем в местечко, которое называется Рахова. Там не очень красиво. Я бы предпочел экскурсию в горы или, возможно, по старым районам Бухареста, сохранившим историческую архитектуру. Но у нас времени в обрез. Может, в другой раз.
Джон-Джон вежливо кивнул, хотя они все знали, что больше в Румынию не вернутся. Он закрыл глаза, чтобы положить конец разговору, и попытался расслабиться. Перед этим он заметил, что Петер наблюдает за ним в зеркальце заднего обзора, и увидел выражение симпатии в его темных глазах.
— Я организовал вам ночевку в Ферентари. Это не лучше, чем Рахова, но в данных условиях будет для вас вполне приемлемым.
Джон-Джон кивнул, не открывая глаз.
Ди Бакстер наконец успокоился, поскольку они находились на пути к цели. Он понял, что на этот раз реально сжег за собой мосты, но это его совсем не беспокоило. Он поступает правильно, сопровождая Джон-Джона, — в этом у него не было ни малейших сомнений.
Джоани выбралась из такси и, уплатив шоферу, вошла в крематорий. Она была поражена тем, что в зале прощания почти никого не было.
Она увидела стоящую в одиночестве Сильвию (без дочерей) и горстку незнакомых ей людей, стоявших у гроба с траурными лицами.
Джоани подошла к гробу и возложила на него свой букет. Гроб покоился на двух опорах и казался до безобразия голым. Его украшал лишь небольшой крест, выложенный из белых хризантем.
К ней подошла Сильвия. Джоани не знала, чего она ожидала, но, во всяком случае, не болезненной улыбки на лице вдовы.
— Если желаете, можете остаться на поминки.
Джоани отрицательно покачала головой.
— Нет, спасибо. Я пришла лишь засвидетельствовать свое почтение.
— Вот как?
Сильвия насмехалась над ней, и Джоани чувствовала закипавшую внутри злобу.
— Нет, дорогая. Я думаю, от друзей Пола не будет отбоя, я вам не нужна.
Колкость сработала, и Джоани вышла. Настроение улучшилось, но ей было обидно, что ее Пола провожают, вот таким образом.
Но, как он любил повторять ей, люди получают столько, сколько платят. И Сильвия, очевидно, решила не тратить на его похороны ни пенни больше, чем считала необходимым.
— Вот и Рахова, господа.
Джон-Джон открыл глаза. В окно он увидел панельные блоки домов и грязные улицы.
— Эти дома для людей с низкими доходами. Уверен, что такие есть и в Англии, не правда ли?
Михай извинялся за свою страну, и Джон-Джон смутился, приняв его извинения на свой счет.
— Конечно, есть. Мы уже приехали?
Михай кивнул.
— Останови здесь, — попросил он водителя.
Они вышли из машины в узком переулке.
— Если оглядеться, господа, можно заметить, что везде на окнах голубые или розовые занавески.
Джон-Джон и Ди Бакстер огляделись; оказалось это действительно так. В большинстве окон занавески одного цвета, в основном голубые.
— Это детские бордели. В зависимости от цвета, там либо мальчики, либо девочки.
Джон-Джон и Ди Бакстер недоверчиво озирались вокруг, испытывая ужас от того, что они услышали.
— Вы, должно быть, шутите?
Ди Бакстер, который полагал, что его уже ничем не удивить, после того что ему пришлось повидать за много лет службы, был совершенно подавлен.
— Хотелось бы, чтобы это было шуткой, сэр. Владельцы всех этих зданий — русские, наша юрисдикция на них практически не распространяется. Если мы закроем хотя бы один бордель, у нас будут неприятности. Мэрия делает на всем этом огромные деньги. Однако когда вы приступите к работе, мы прикроем вас, хорошо? О ваших намерениях мы проинформировали нужных людей, и они дали «добро». Взамен мы не будем беспокоить их несколько месяцев.
Пока они стояли и разговаривали, мимо них прошла женщина с мальчиком лет десяти. Он плакал, и она громко отчитывала его. Потянув мальчика за джемпер, она отвесила ему пощечину, после чего скрылась в подъезде одного из зданий.
Михай печально вздохнул.
— Если мы закроем их сию же минуту, они через час откроются в другом месте. Но хватит о наших проблемах.
Он указал на мрачное здание по другую сторону дороги.
— Квартира, которая вам нужна, находится там.
— Какой номер?
— Вы увидите табличку «Детский сад». Это похоже на шутку, но говорит скорее об их презрении по отношению к нам. Большинство клиентов немцы либо англичане. Человек, которого вы разыскиваете, находится там. Он получает заказы через Интернет и следит за их исполнением, в зависимости от запросов клиента. Но вам повезло в том плане, что румын, на которого он работает, хочет, чтобы его как можно скорее не стало. Он вмешивается в денежные операции.
Полицейский вздохнул.
— Честь среди воров, да? — уточнил Ди Бакстер.
Джон-Джон понял, что этот человек рисковал головой, даже давая адрес. Он засветился только ради них, и, хотя он получит за это определенное вознаграждение, Джон-Джон чувствовал, что он помогает скорее из личных побуждений.
Но он также знал, что сумма вознаграждения будет большой. А почему бы и нет? Ведь он оказал им огромную услугу.
Кроме того, Михай ничем не рисковал. Поскольку они англичане, все будет замято. Англичане любят туризм, но, к несчастью, секс-туры тоже.
Ди Бакстер растер сигарету в руках и бросил ее на дорогу.
— Пойдем, взглянем на это шоу.
Обезображенный пациент, страдающий избыточным весом, ел банан, а вместе с ним шоколад фирмы «Борн-вилл». Сочетание этих двух вкусов нравилось ему.
Он смотрел в окно комнаты, выходящей в сад. Здесь, в Эссексе, ему хорошо. Ему нравится, что персонал шутит с ним. Скоро принесут чай, и вежливая медсестра даст ему столько печенья, сколько он захочет. Он вновь жил от еды до еды. За отсутствием чего-то другого в жизни он вернулся к прежним привычкам.