Город, по которому на пробуждающейся заре медленно шли и тихо беседовали четверо мужчин, не был обычным городом. Припозднившиеся гуляки не встречали здесь торопящихся на работу людей. В других городах в такой час по улицам обычно уже хлопотливо снуют молочницы и мусорщики; здесь же, чтобы выйти из дома, люди ждали наступления дня.
Фанфан прошел со своими попутчиками совсем немного. Его маленькая машина стояла у тротуара недалеко от клуба. Он остановился рядом с ней, а трое друзей продолжили свой путь, даже не заметив, что потеряли случайного собеседника.
Фанфан вернулся к только что покинутому им заведению. Ему вдруг захотелось подняться по лестнице и снова войти в игровой зал, чтобы еще немного поболтать с Шарло, Шнурком и Ла Скумуном.
Он взбежал по лестнице и постучал в дверь.
Ла Скумун поднял голову и сделал знак не шевелиться. Тщательно завернутый в брезент труп Виллановы лежал у его ног в центре комнаты.
Фанфан постучал снова. Ла Скумун выхватил пистолет. Шарло Щеголь сделал то же самое.
Они все трое на цыпочках подкрались к двери. Ла Скумун положил руку на задвижку. Время поджимало. Если стучавший или стучавшие не уберутся, их план полетит к черту.
Стволом пистолета он показал Шарло Щеголю, что нужно встать с другой стороны двери и медленно открыл задвижку.
Почти в то же мгновение они услышали шаги спускающегося по лестнице человека. Разочарованный Фанфан, по-видимому, отправился спать. Шнурок некоторое время покараулил у окна. Скоро машина непрошенного гостя отъехала.
– Это был Фанфан, – сообщил Шнурок.
– Тогда еще ничего, – заметил Шарло.
Ла Скумун подошел к трупу.
– Шнурок спустится посмотреть, свободен ли путь, а мы с тобой понесем его, – сказал он, обращаясь к Щеголю. – Моя тачка за домом.
Операция прошла гладко и в полной тишине. Груз занял свое место на заднем сиденье машины. Они накрыли его одеялом – как никак, на дворе была зима.
Все трое втиснулись на переднее сиденье и Ла Скумун спросил:
– Куда поедем?
– В Гарданн, – ответил Шнурок. – Езжай по Эксскому шоссе.
До самого склона Висты они не произнесли ни слова. Наконец показался небольшой таможенный пост.
– Само собой, – предупредил Ла Скумун, – мы не остановимся здесь ни под каким предлогом.
Они поняли, что это означает. Было пять часов утра. Еще не рассвело. Пост находился справа от дороги. Ла Скумун включил ближний свет, а через минуту совсем выключил фары. Шоссе было довольно широким. Машина неслась по нему в темноте на полной скорости.
Когда свет фар снова прорезал темноту, автомобиль был всего в нескольких сантиметрах от цементной стенки. Ла Скумун крутанул руль, и шины завизжали. Шнурок провел ладонью по глазам.
– Надо же, как заносит, – прошептал Шарло.
– Далеко еще это ваше место? – спросил Ла Скумун, чтобы хотя бы что-нибудь сказать.
– До него еще километров десять, – ответил Шнурок. Скоро он показал на ответвлявшуюся от шоссе дорогу, и машина свернула на нее.
Они проехали деревушку, за которой иногда все еще встречались дома – то здесь, то там мелькала темная масса наполовину скрытой за деревьями спящей виллы. Но, наконец, машина снова оказалась на пустой дороге в поле, и сидевшие в ней трое мужчин почувствовали огромное облегчение.
Прошло еще немного времени и они увидели стоящий на двух каменных выступах в стороне от дороги маленький домик.
Ла Скумун затормозил и выключил свет.
– Чья это хибара?
Он был твердо намерен как можно скорее и навсегда забыть дело Виллановы. Следовательно, требовалось, чтобы тело никогда не нашли.
– Моя, – ответил Шнурок.
Ла Скумун был не настолько наивен, чтобы поверить, однако скомандовал:
– Пошли!
Скоро завернутый в брезент труп был положен в узком коридоре прямо на плитки пола.
– Тут за домом есть старый колодец, – объяснил Шнурок. – Воды в нем давно уже нет. Сбросим его туда и закидаем камнями.
– Скорей бы уже все закончилось! – тяжело вздохнул Шарло.
Шнурок выглянул на улицу и оглядел дорогу. Все было чисто. Они быстро схватили тело и уже через минуту то, что еще вчера было Жанно Американцем, вниз головой полетело в колодец.
– Внизу шахта расширяется, так что он сможет расположиться там лежа, – сказал Шнурок.
В нескольких метрах от колодца громоздилась большая груда камней. Этот район вообще был каменистым. Выстроившись в цепочку, они за несколько минут перебросали все булыжники в колодец, наполнив его почти доверху.
– Думаю, сойдет, – оценил Шарло.
Среди камней попадались куски известняка, и нежно-голубой костюм Щеголя оказался исчерченным многочисленными белыми полосками. Щеголь не решался к ним притрагиваться из страха, что грязь въестся в ткань.
– Если я отряхнусь, костюму хана, – сказал он.
– Не отряхивайся, – посоветовал Ла Скумун.
Шнурок хохотнул, а Ла Скумун глубоко вздохнул: этот уголок напоминал ему суровый и бедный ландшафт его родины. Он ласково провел ладонью по рукоятке остатков ворота.
– Если родственники покойного не возражают, можно покинуть кладбище, – заявил Шарло, сделав над собой усилие, чтобы выглядеть невозмутимым.
Они обошли дом, спустились с каменистых террас и сели в машину.
Шнурок думал о будущем, которое в его глазах все больше приобретало образ ожидавшего возвращения Виллановы южноамериканца сицилийского происхождения.
– Хотелось бы мне знать, как долго мы еще сможем убеждать людей в том, что Вилланова в отлучке, – вздохнул он, усаживаясь в машину.
– Вилланова ни перед кем не должен был отчитываться, – возразил Ла Скумун.
– Некоторые ждут его по делам, – заметил Шнурок.
– Уладят их с другими. Шарло останется в клубе, а он будет только рад заняться делами. Верно, Шарло?
– Смотря какими, – осторожно ответил Щеголь.
Ла Скумун тихо засмеялся.
– Вы до старости не доживете – слишком уж дрейфите, – бросил он. – Дела падают тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Как они падали и Вилланове. Ты, часом, не думаешь, что он изобрел велосипед? Вот, посмотри на Шнурка, я уверен, что он уже начал шевелить мозгами.
Шнурок в этот момент не нашел что ответить, а впоследствии у него хватило ума не возвращаться к данному вопросу.
У поста Ла Скумун сбавил скорость, и дежурный чиновник сделал ему знак проезжать.
Скоро они достигли центра города.
– Высади меня на улице де Ром, – попросил Шарло.
– А ты возвращаешься в кабак? – спросил Ла Рока Шнурка.
– Да. Давай заглянем туда вместе, если хочешь.
Ла Скумуну хотелось расспросить своих спутников о Ксавье Аде, но он смолчал. Во-первых, он не верил своим неожиданным компаньонам – всегда успеется сообщить о себе тем, кто, возможно, устранил Ксавье, – а, во-вторых, держа их в неведении, ему легче было проконтролировать возможную болтовню Марселин.
Он отказался от предложения Шнурка и свернул на улицу де Ром, чтобы высадить Шарло.
– Послушайте, – сказал он, – я буду заглядывать в клуб и в ресторан Шнурка. Если возникнут какие-нибудь проблемы, говорите о них только со мной и ни с кем больше. Я все улажу. На некоторое время я еще задержусь в городе.
– Ладно, – ответил Шарло, выходя из машины.
– Не психуй, для моли сойдет, – крикнул Шнурок, глядя на запыленный костюм Щеголя.
Поскольку машина тронулась с места, ответной реплики они не услышали.
– Заходи в кабак когда захочешь, – повторил Шнурок, прощаясь с Ла Скумуном.
Тот поблагодарил кивком головы и вернулся к себе. Он решил не будить Мод, но она ждала его. Ла Скумун молча разделся, принял душ, насухо вытерся и, зевая, потянулся.
– Тебе, наверное, хочется пить? – спросила Мод. Она была уже в постели, но, когда он вошел, оперлась на подушки и приподнялась. Учащенное дыхание, придававшее колыханию ее большой груди какое-то трогательное очарование, выдавало ее волнение. Ла Скумун приласкал ее своим загадочным взглядом. – Мог бы предупредить, что Уходишь, – продолжала она.
– Ты так крепко спала…
– Нет, ну ничего себе! Я тут мечусь как дура! Протягиваю руку… а там никого. Не решаюсь ни позвонить, ни выйти…
– Глупо так беспокоиться, – мягко упрекнул ее Ла Скумун.
Мод оперлась на руки и наклонилась над Ла Рокой, ночная рубашка на ней распахнулась.
– Я так боялась, что с тобой что-нибудь случится. Уверена, Жанно вернулся, значит будет плохо!..
Он сел рядом и положил руки на теплую кожу ее обнаженных плеч.
– Все улажено. Я встретился с твоим Жанно.
– Ну, и как?
У нее округлились глаза.
– Он уехал из города.
– Неправда!..
– Наоборот, чистая правда. Ты о нем никогда больше не услышишь.
– И он ничего не сказал? Просто взял, и все вот так бросил?
– У него бизнес в Америке. К тому же он понял, что так будет лучше.
Ла Скумун улыбался, но одними только губами. Глаза же его сохраняли пронизывающий блеск. Он напоминал Мод молодого волка. Она обвила его шею руками и привлекла к себе, шепча что-то неразборчивое.
