Ознакомительная версия.
В один из этих дней, впрочем, случился инцидент. Вика вернулась откуда-то домой и застала Лешего за…
Точнее, Леший при ее появлении неловко попытался спрятать что-то за спину. Вика, сделав строгое лицо (подумала, что хлеб с вареньем ел, – а ему было категорически запрещено делать это на диване во избежание падания крошек и сладких липких капель на обшивку!), подошла и выудила из-за спины… ее дневник! Тот самый, где были разные фразы и описания, отрывки и наброски, поэтические и саркастические…
В принципе, преступление было невелико, но Вику охватила ярость. Этот дневник не предназначался для чужих глаз – раз! И выходило, что Леший рылся в ее секретере, – два! Что он там искал? Может, деньги? Может, хотел ее ограбить?!
Она принялась, едва сдерживаясь, объяснять Григорию азы этики. Он слушал ее, чуть склонив голову набок, и выражение его глаз трудно было разобрать… Но раскаяния в них точно не было.
Когда Вика дошла до фразы «Ты собирался меня обокрасть?!», он наконец отреагировал:
– Тьфу ты, вот дура-то. Если б надо было мне тебя ограбить, изнасиловать, убить – чего еще придумаешь? – то я бы уже сто раз это сделал и смылся! Бороду б обратно отрастил, и ищи-свищи меня по помойкам!
Вика обиделась на «дуру». Но что взять с бомжа?
– А зачем в секретер полез тогда?!
– Да не лез я никуда… Вот тут эта тетрадочка валялась, – указал он рукой.
Ой, вспомнила Вика, а ведь точно, она не убрала вчера! Переносила свои записи в компьютер, и тетрадка на столе осталась! Ну и впрямь дура, стыдно теперь как, зря обидела человека…
– Извини, – пробормотала она, убирая заветный дневничок в секретер. – Там ничего интересного, литературные потуги, тебе ни к чему.
Леший не ответил и молчал до ужина. А за ужином вдруг сказал:
– А ты хорошо пишешь.
Вика хотела было съязвить: «А ты хорошо разбираешься, надо думать?» – но не стала обижать Лешего, уже и так несправедливо обиженного ею сегодня.
В общем и целом их общежитием Вика была вполне удовлетворена. Леший не выказывал к ней никакого мужского интереса, он ее не ограбил, и никакого убытку от его присутствия в доме не случилось – ну даже тарелки не разбил.
Возможно, он был просто честным человеком (ведь бывают же бомжи честные?), а возможно, никакая украденная ценность не стоила в его глазах того комфорта, который он временно обрел в доме у Вики. Как бы то ни было, его присутствие было ненавязчивым и даже приятным, и, как ни странно, Вика чувствовала себя более защищенной, словно в доме и впрямь поселился большой и добрый ротвейлер.
По окончании интенсивного курса обучения хорошим манерам и правильной речи Вика отважилась вывести Лешего в свет. Она проинструктировала его, как пользоваться кредитной карточкой, и велела расплатиться в конце ужина. Под ее неотступным критическим взглядом Григорий невозмутимо орудовал ножом и вилкой, правильно пользовался салфеткой. И даже с умным видом отпробовал вино, которое официант, по правилам французских ресторанов, плеснул сначала в его бокал. Покатав во рту глоток, Леший царственно кивнул официанту, который немедленно наполнил бокал дамы и долил в бокал Лешего.
Из него выйдет толк, окончательно решила Вика. Ей попался способный ученик.
Единственное опасение, которое ее мучило, рассосалось само собой: в этом элегантном мужчине ни соседи, ни бомжи у помойки не опознали Лешего. Все, кому было дело, наверняка сочли, что Виктория Ольшанская завела себе любовника. А уж откуда он взялся, никто спрашивать не посмел. Никого не касается!
И настал наконец день, когда она сочла, что пора. Пора приступить к осуществлению основной задачи, ради которой все и затевалось! Однако она до сих пор не знала: в каком качестве представить Григория? Какую «легенду» придумать?
Она решила с ним посовещаться. В нем был природный здравый смысл, которого ей явно не хватало.
– Да никак, – пожал плечами Леший. – Скажешь: «Это со мной», и все.
– Но они подумают, что ты мой… – Вика смутилась. – Жених… Или любовник…
– А тебе что за печаль? Ты хотела прийти не одна? Вот и придешь не одна. А думы думать оставь им.
А верно ведь! Вика даже удивилась простоте решения. Отчего ее мысль так хлопочет, пытаясь предугадать чужое мнение? Оно ей нужно, это мнение? Оно ей интересно? Да нисколько! Просто привычка какая-то дурная – забегать вперед….
Отринув последние сомнения, Вика позвонила в свою фирму.
Позвонила-то она директору, Леониду Ильичу, которого мысленно окрестила «Брежневым». А попала на его секретаршу. Вика ее помнила: девица была молодая, с мосластыми коленками и нагеленными волосами и очень нахальная.
– Я могу вас записать на прием не раньше следующего понедельника, – ответила она пренебрежительно.
– Вы не поняли, девушка. Я – Виктория Ольшанская, мне принадлежит…
– Все я поняла, – перебила ее девица. – Знаю, кто вы. Но Леонид Ильич очень занят. Так вас записывать на понедельник?
Вика подняла растерянный взгляд на Лешего, который стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Он ей что-то шептал, но она никак не могла понять.
– Секунду, – бросила она в трубку.
Прижав ее к животу, чтобы секретарша не смогла услышать их разговор, она переспросила Лешего.
– Скажи ей, что ты посмотрела список своих дел, и понедельник тебе не подходит. И что свидание нужно на этой неделе.
Вика последовала советам Лешего, но девица была непреклонна.
– В таком случае с вами позже свяжется мой секретарь! – прошептал Леший.
– В таком случае с вами позже свяжется мой секретарь…
Леший нажал на кнопку отбоя.
– Зачем ты разъединил? Я не знаю, что она мне сказала в ответ!
– А тебе по фигу, что сказала, – усмехнулся он. – Теперь она будет ждать моего звонка, и все.
Похоже, что статус Григория, который так беспокоил Вику, нашелся сам собой: он стал «секретарем».
Леший выждал десять минут и перезвонил по тому же номеру. Вика прислонила ухо к трубке с обратной стороны: включать телефон на громкоговоритель она сочла рискованным, по гулкому качеству звука всегда можно догадаться.
Услышав ленивый голос девицы, он представился секретарем Виктории Ольшанской, затем ласково спросил, как девицу зовут.
Звали ее Любой. Леший вдруг резко сменил благодушный тон:
– Вот что, Люба, переключи-ка меня на директора!
Она попыталась что-то возразить, но Леший рявкнул:
– Твое мнение, Люба, меня не интересует! Связывай с директором, сказал!
Секретарша, однако, позиций не сдавала. Она ведь была секретаршей Директора, а он всего лишь секретарем какой-то там дамочки, которая отношения к их солидной фирме почти не имеет. По крайней мере, так дело представлялось Любе.
Посему, взяв важный тон, секретарша принялась было рассказывать, как занят Леонид Ильич.
Леший ее перебил:
– Завтра будешь уволена. Если не свяжешь немедленно.
Это заявление наконец произвело впечатление на Любу. Она сообщила, что готова соединить с директором.
Леший, отведя трубку, спросил Вику:
– Сама будешь говорить или мне предоставишь?
– Говори ты… – пролепетала вконец растерявшаяся Вика.
Леший был одновременно груб, что вполне соответствовало его «бомжовому» образу, по крайней мере, как он представлялся Вике. И в то же время очень уж ловко, она бы сказала, опытно, разговаривал он с секретаршей. Вика терялась в догадках и никак не могла взять в толк, что происходит и с кем она в лице Лешего имеет дело….
– Леонид Ильич? – доносилось до нее, как в тумане. – С вами говорит секретарь Виктории Викторовны Ольшанской. Не думаю, что нужно уточнять, о ком речь… Она желает ознакомиться с документацией… Нет, на этой неделе. Прекрасно. Устроит. Всего доброго.
Леший положил трубку.
– Он ждет нас завтра, в полдень.
– Григорий, кто ты?!
– Бомж, ты прекрасно это знаешь.
– Бомжи так не разговаривают!
– Ты сама муштровала меня сколько! – возмутился Леший.
– За неделю можно научиться сморкаться в платок. Но разговаривать так?!
– Я способный, – сухо ответил Леший, пресекая дальнейшие расспросы.
Да и какое ей дело, собственно? У них договор, тысяча долларов. И он их отрабатывает. Остальное ее не касается!
Вика долго думала, как ей одеться. Желание погарцевать перед значительным скоплением джигитов все еще томило кровь, но уже не являлось приоритетом. Приоритетом был образ «бизнес-дамы», и посему она выбрала брючный костюм стального цвета, необыкновенно шедший к ее серым глазам, которые тут же наливались соответствующим костюму оттенком, вводя в заблуждение весь род человеческий, и в частности мужской. Во всяком случае, Вике хотелось в это верить.
Она почему-то совсем не так представляла себе «офис». Ей рисовалось что-то щеголеватое, европейски лощеное, ухоженное и престижное. А попала она в помещение, напоминавшее большую квартиру (да и бывшее ею когда-то), в которой имелись всего лишь четыре комнаты да небольшой холл посередине, где восседала та самая нелюбезная Люба, бесцветная высокая блондинка.
Ознакомительная версия.
