Несмотря на библейскую оснастку и внешнюю дряхлость дау, на ее борту стояло самое современное спутниковое навигационное оборудование из того, что можно купить. Установив точное местонахождение, курс и скорость «Дельфина», капитан развернул на столе карту Индийского океана и принялся изучать ее. Нынешнее положение дау было обозначено красным крестиком. Капитан определил положение яхты неверных и тоже нанес его на карту. Потом начал рассчитывать курс и скорость перехвата. Он не хотел тратить время и горючее, чересчур опередив яхту, но еще важнее было не пропустить яхту вперед. Таща за собой на буксире катера, дау делает всего четырнадцать узлов в час и при погоне безнадежно отстанет. Закончив расчеты, капитан вышел на палубу.
Здесь молча сидели на корточках и ждали тридцать девять человек. Их современное автоматическое оружие казалось неуместным в такой обстановке. По одиннадцать человек — экипажи катеров, остальные — команда дау. Капитан величественно прошел на свое место у руля и обратился к ним:
— Газель в челюстях гепарда.
Первые его слова вызвали громкие комментарии слушателей. Капитан поднял руку, и все мгновенно затихли, сосредоточив на нем все внимание.
— Неверные еще далеко на юго-востоке, но быстро идут к нам. Завтра утром до рассвета мы поднимем якорь. Нам потребуется семь часов, чтобы дойти до места засады. Я ожидаю, что судно неверных завтра днем, за два часа до захода, пройдет мимо нас, в двух милях к востоку; слишком далеко, чтобы увидеть что-нибудь, кроме нашего паруса. Нас примут за безопасное торговое судно с островов… — Говоря неторопливо, четко и выразительно, он в очередной раз описал план нападения. Его слушатели — простые люди, в основном неграмотные и не слишком умные, но, чуя в воде запах крови, они становятся свирепыми, как барракуды. Заканчивая, он снова напомнил: — Отплываем завтра до рассвета, и да улыбнутся нам в нашем деле Аллах и его пророк.
* * *
Увидев, как осторожно поворачивается ручка двери ее каюты, Кайла не удивилась. Она ждала уже почти час, и ожидание становилось непереносимым. Она вновь перебрала в уме все резкие, обидные слова и представила, как бросит их ему в лицо — пусть униженно молит о прощении. Она вскочила с кровати и босиком бросилась к двери. Приблизила губы к двери и негромко, так, чтобы слышно было только ему на той стороне, сказала:
— Уходи! Я больше не хочу тебя видеть. Ненавижу. Слышишь, ненавижу!
Она ждала ответа, но на той стороне было тихо; полминуты тишины показались ей вечностью. Ей захотелось снова окликнуть его, только чтобы убедиться: он там. Но тут он заговорил, и его голос звучал ровно и холодно.
— Да, слышу. И немедленно ухожу. Будь по-твоему.
Она услышала удаляющиеся по коридору шаги. Все шло не так, как она себе представляла. Он должен был просить у нее прощения. Кайла быстро отодвинула засов и распахнула дверь.
— Как ты смеешь оскорблять меня и отказывать мне! Вернись немедленно! Хочу, чтобы ты знал, как сильно я тебя ненавижу!
Он повернулся к ней, улыбнулся, и эта улыбка привела ее одновременно в ужас и в ярость. Она топнула ногой, не в силах поверить, что ведет себя так по-детски.
— Вернись немедленно. Не стой с глупой улыбкой. Иди сюда.
Он пожал плечами и пошел назад, туда, где Кайла держала дверь открытой. Она собрала все самые оскорбительные слова, какие могла придумать, но не успела произнести ни слова — он очутился у двери. Роже продолжал улыбаться, но следующие его действия застали ее совершенно врасплох. Нажав плечом, он сильнее распахнул дверь. Кайла удивленно отпрянула.
— Ублюдок! — дрожащим голосом сказала она. — Как ты смеешь, неотесанный деревенщина!
Он закрыл за собой дверь и задвинул засов. Потом неторопливо направился к Кайле, и она вынуждена была отступить.
— Отойди от меня. Не смей меня трогать, vous êtes une merde noire.[18] — Сжав кулак, Кайла нацелила удар ему в голову. Роже перехватил ее руку и медленно заставил ее опуститься на колени.
— Ты не смеешь! Я пожалуюсь маме.
— Давай! Кайла уже не сердитая взрослая девушка? Она балованная малявка, с плачем зовет мамочку?
— Не смей так говорить со мной. Я убью тебя…
Она замолчала, изумленно глядя, как он в нескольких дюймах от ее лица расстегивает молнию на брюках и извлекает пенис. Белазиус уже демонстрировал полную эрекцию. Кайла поняла, что ее сопротивление возбудило Роже.
— Ты не можешь так поступить со мной, — прошептала она. — Мне больно.
Продолжая улыбаться, он выламывал ей руку. Несмотря на боль, Кайла почувствовала сильное возбуждение. Почувствовала, как внутренняя влага смачивает ее шелковые трусики. Его пенис коснулся ее губ.
— Шлюха! — выкрикнул Роже и вместо ласки ударил ее ладонью по щеке.
Голова Кайлы дернулась, и он тут же ударил ее с другой стороны. Кайла в ошеломлении застыла, лишь ее голова дергалась в такт его ударам то в одну, то в другую сторону. Наконец она пришла в себя и увернулась.
— Ублюдок! — с неприязнью выкрикнула она. — Vous êtes un cochon dégoûtant![19]
Он выпустил ее руку, но тут же цапнул прядь светлых волос и рванул вверх, заставив Кайлу поднять к нему лицо.
— Никогда, никогда не называй меня свиньей! — с мертвящим спокойствием сказал он и снова ладонью ударил Кайлу по лицу, так что мотнулась голова. Кайла с удивлением и страхом смотрела на него сквозь слезы, набежавшие на глаза от жгучей боли, но говорить не могла скорее от шока, чем от потрясения.
— А теперь снова открой рот, — приказал он, но Кайла нечленораздельно пробормотала слова отказа и попыталась отвернуться. Он сильнее потянул ее за волосы, и ей показалось, будто он готов сорвать с нее скальп. Кайла подняла голову; на щеке, куда пришелся удар, розовело горячее пятно.
— Пожалуйста, Роже, не делай мне больно. Я говорила несерьезно. Я ужасно тебя люблю. Ты не знаешь, как сильно. Пожалуйста, прости.
— Докажи, — сказал он. — Открой рот.
Кайла никогда не чувствовала себя такой бессильной и беспомощной. Она словно склонилась к ногам не человека, но бога. Она хотела полностью принадлежать ему, покориться, чтобы он взял ее силой и унизил. Она медленно открыла рот, как приказал Роже, и он с такой силой ввел пенис, что у нее заболели места соединения челюстей. А когда в ее рот устремился теплый, остро пахнущий поток, в нем утонули все чувства. Кайла поняла, что принадлежит Роже, ему одному и больше никому, даже себе.
Два часа спустя он оставил ее, утомленную и измученную, на скомканных простынях. Губы Кайлы разбухли и воспалились от его грубых поцелуев и щетины, косметика потекла, сделав ее похожей на трагического клоуна, алебастровая кожа стала смертельно бледной, только алело пятно на щеке. Волосы спутались и потемнели от пота. Услышав, как он открывает дверь, Кайла приподнялась на локте. Но не нашла слов, чтобы умолять его остаться. А потом момент был упущен, он ушел. Разбитая и измученная, она слишком устала, чтобы заплакать. Опустила голову на подушку и через несколько минут уснула.
* * *
После вечерней молитвы Роже поднялся наверх и, как уже вошло у него в привычку, стоял облокотившись о поручень. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он проскользнул в кладовую, и, бросив взгляд на передатчик, удостоверился в том, что тот отвечал на вопросы другой станции. Над первой лампочкой загорелась вторая. Роже набрал позывной, и экран осветился. На нем были указаны дата и время последнего контакта — несколько часов назад. Роже почувствовал прилив возбуждения. Все идет точно как было спланировано много месяцев назад. Столькое могло пойти не по плану, и чуть не пошло…
Согласно первоначальному замыслу деда, главной целью была сама эта женщина, Бэннок. Но вскоре выяснилось, что ничего не выйдет. Элементарного расследования оказалось достаточно, чтобы убедиться, — она слишком умна и осторожна, чтобы заманить ее в мышеловку. Хотя после смерти мужа у нее как будто были одна или две связи, но всегда на ее собственных условиях, со зрелыми влиятельными мужчинами, равными ей по положению. Она наверняка устоит против несомненного мальчишеского очарования и уловок Роже. А вот ее дочь — невинная овечка; одна в Париже и готова поддаться соблазнам жизни. Дед отправил Роже в Париж; устроить встречу с девушкой и завлечь ее оказалось на удивление просто.
Теперь требовалось только, чтобы мать на своей яхте отправилась в ежегодное плавание на Сейшелы и взяла с собой дочь, но это как будто не вызывало сомнений. Однако мать внезапно сошла с яхты в Кейптауне, оставив дочь на борту с экипажем, в котором теперь состоял Роже. Деда этот неожиданный поворот событий обрадовал. Роже позвонил ему из Кейптауна, из автомата в порту, и старик засмеялся, услышав новость.
— Аллах милостив, да славится его имя. Я не мог бы устроить дело лучше. Девчонка без матери будет более уязвима и послушна, а когда она окажется в наших руках, мать не сможет нам противиться. Захвати львенка, и львица придет за ним.