любите говорить, многополярность.
— Ты прав. Хотел бы я тебе просто тройку показать — пригласил бы в Рим на три государства в замочную скважину поглазеть. Я именно эту церковь хотел… Она для меня как бы символ того, что не все всегда является тем, чем кажется и первое мнение может быть очень далеким от истины. Ты знаешь, что это старейшая церковь в Амстердаме? И в ней великолепный орган. Лет десять назад я случайно попал сюда на концерт органной музыки. Вместе с еще несколькими десятками людей, повторюсь, я случайно на концерт попал, просто как обычный турист. Я сидел у прохода, справа. А через несколько рядов от меня, по диагонали, тоже у прохода, но с левой стороны, сидел колоритный мужчина, стандартный американец, в шортах, кроссовках и футболке. И он дирижировал! Он так истово и эмоционально дирижировал! Когда зазвучала «Кармина бурана» я думал, он вскочит и начнет в проходе невидимым оркестром управлять. Меня восхитило его чувство музыки. Ты хорошо знаешь, я больше визуал, меня звуки никогда не возбуждали, но глядя на этого человека я был поражен и восхищен. Я искренне завидовал его чувству, какие эмоции в нем вызывал органист. А потом этот человек встал, прям посреди концерта, он встал и шатаясь пошел к выходу. И когда он проходил мимо меня я понял, что он всего лишь чертовски пьян. От него разило так, что я сам побоялся захмелеть, только вдохнув его пары.
Номер один умолк и улыбнулся. Улыбка была скорее даже не на губах, просто уголок рта чуть приподнялся, на долю миллиметра. Вся улыбка была в глазах. Они будто бы вспыхнули изнутри яркими искрами и тут же погасли, вновь закрывшись за нависшими строгими бровями. Правая рука вверх и указательным пальцем круг, для привлечения внимания бармена. Тут же на стол встали две новые порции виски и пара изящных пивных бокалов-тюльпанов. Номер два вопросительно вскинул левую бровь.
— Ты серьезно? Ты предлагаешь напиться? Пиво с виски?
— А ты не будешь?
— Почему не буду? Буду. — Номер два отставил пустой бокал и взял новый.
— Ты знаешь, что у нас в России была такая царица, Екатерина Вторая? Наверняка она приходится какой-нибудь непрямой бабушкой вашей королеве, я знаю, что дед Елизаветы, Георг пятый, был двоюродным братом нашего русского царя Николая второго. Так вот, был при дворе нашей Екатерины такой придворный, граф Потемкин-Таврический. Хотя, какой там придворный. Фаворит. И даже не фаворит, а супруг он был нашей царицы, морганатический муж. Активнейший человек. Это он Крым к России присоединил, он наш черноморский флот заложил и много чего еще успел за свою недолгую, полувековую жизнь сделать. — Номер один отпил глоток пива, оценил температуру, и, вероятно удовлетворившись, выпил треть бокала единым глотком. — И вот, представь себе, этот политик, реформатор, профессиональный, как его сегодня бы назвали, премьер-министр, обладающий неимоверной властью, деньгами, имеющий в своем распоряжении целую империю, причем без каких-то там демократий или плюрализма, он ходил по своему дворцу и жаловался на скуку! Ему было скучно! Когда я об этом узнал, я сначала посмеялся. Как же. Такой великий человек, а ему скучно. Подумал было, фантазии ему не хватало. — Номер один выпил половину оставшегося в бокале пива, снова одним единственным глотком, массивный кадык лишь единожды дернулся вверх-вниз. — Мне приятно было так думать. Тут же прямая аналогия со мной, да и с тобой, — кивок в сторону номера два, — думал, вот я какой, умнее графа Потемкина, мне не скучно. А вот после нашей прошлой встречи знаешь, я задумался. Сначала я решил, что у Потемкина была депрессия. Я решил, что и ты, друг мой, тоже от депрессии страдаешь. Начал копать. Не сам конечно, дал задание специалистов найти, кто может нормальным, не ученым-птичьим языком объяснить.
— У меня нет ни депрессии, ни скуки. На прошлой встрече я просто плохо себя чувствовал. — Номер два говорил спокойным, чуть даже снисходительным голосом, как будто брал на себя ответственность за то, что ввел товарища в заблуждение. — Я признателен тебе за то, что ты так близко к сердцу принял мои слова, но помощь мне не нужна.
— Ха ха. — Номер один отставил пивной бокал и вновь взял толстостенный низкий стакан с виски. — Разумеется, ведь признать необходимость помощи — значит проявить слабость. — Снова прищуренный взгляд, пауза. — Не переживай, я тоже так еще недавно считал. Но это не правда. Вообще, давай будем честны друг с другом. Если бы ты был в порядке, ты бы уже летел обратно в Брюссель на своем вертолете, а не пил бы тут со мной в занюханном баре.
— Я пью в этом занюханном баре только потому, что ты меня сюда пригласил. Хотя, надо признаться, я уже начинаю сожалеть, что согласился на внеплановую нашу встречу.
— Ну, хочешь к стандартному формату вернуться — легко. Я не просто так в Амстердам прилетел, я тут Дюрера, «Зайца», покупаю. Родного брата того, что в Альбертино выставлен. Можем вместе поехать. Будешь первым за пятьсот лет, кто увидит эту картину. Ты этого хочешь? Или все же признаешь, что у тебя неудовлетворенность есть, ты же удовольствия от жизни не получаешь. Синдром Ротенберга-Альтова, распорядись, тебе быстро специалиста найдут и все симптомы резюмируют, сам увидишь, что это твое.
Номер один говорил чуть громче, чем обычно, и только это выдавало бушевавшие в нем эмоции.
— Ты, друг, страдаешь той же болезнью, что и я сам. Мы достигли таких высот, что нам уже не к чему стремиться. Дальше у нас либо извращения на горизонте, а этого ни я, ни, мне кажется, ты, особо не хотим. Либо мы в людишек играть начнем. Войнушку где-нибудь организуем, освободительную революцию, или наоборот, не освободительную. Я покопался, знаешь ли, и вот что интересно мне удалось выяснить. У каждой, поверь у каждой цветной революции, есть вполне конкретные имя и фамилия. Да что там говорить, даже за ростом борьба за права ЛГБТ сообщества или за права черных, даже за ними стоят наши с тобой товарищи, которым от нечего делать захотелось поиграть с историей. На нашем, постсоветском пространстве, это вообще просто. Россия в девяносто первом, когда союз распался, осталась страной с имперскими замашками. А империя — это помимо прочего, еще и обязательно многонациональность. А вот в отвалившихся странах лейтмотив играли национальные силы. А когда националисты к власти приходят, они неизбежно нацистами становятся. Так что разжечь пару-тройку революций — совершенно простое дело. Вот и я тебе предлагаю, давай поиграем?
Номер один
