— Чем она занималась в последнее время? — вежливо поинтересовался я.
— Почти ничем. И тебе это, черт побери, хорошо известно, Рик Холман, — раздраженно ответила Санди. — Никакой работы в течение двух последних лет, но сейчас у нее появился шанс сняться в серии рекламных роликов на телевидении.
— Великое дело!
— Стоимостью в четверть миллиона долларов.
— Ну, я и говорю, — повторил я вполголоса, — великое дело!
— Ты знаешь, какая теперь жизнь, — продолжала она. — Люди подают в суд на звезд рекламы, если их не удовлетворяет качество рекламируемого продукта. Или если им кажется, будто у звезды плохой имидж из-за того, что в ее прошлом таится какая-то гадость, — они несут в суд свои иски об искаженном представлении товара и попытках ввести потребителя в заблуждение. Сейчас, прежде чем какой-нибудь спонсор рискнет выделить средства на рекламу, он сто раз удостоверится, что репутация его звезды чиста как стеклышко.
— Ты хочешь сказать, что репутация Элисон до такой степени чиста, так?
— Не знаю.
— Но у тебя есть подозрения.
Санди сдержанно пожала плечами:
— Что-то беспокоит ее, и началось это, как только ей было сделано предложение о рекламных роликах. Может быть, ты знаешь, что она была пару раз замужем? Первый брак распался еще до ее отъезда из Англии, а когда она снималась в этих отвратительных итальянских вестернах, я думаю, у нее тогда на время сорвало крышу, и она вышла замуж за своего партнера по фильму.
— Дуэйна Ларсена.
— Ты знаешь, что собой представляет этот актер, — сказала она с нескрываемой злобой. — Стоит ему открыть рот, и он превращается в скота. Он говорил ей, что верит в брак двух равных партнеров, и в качестве доказательства своих слов каждую вторую неделю напивался до чертиков и устраивал ей хорошенькую взбучку. Этот брак тянулся два года, а потом, когда терпеть дальше ей стало невмоготу, она ушла от него и получила развод.
Санди сделала передышку, чтобы отхлебнуть из бокала, и продолжила:
— Весь этот паршивый брак оказался серьезным потрясением для нее и чуть было не убил в ней остатки доверия к людям. Ее профессиональное будущее оказалось под угрозой. Она никогда не заговаривала со мной о своей жизни после развода и до сих пор уклоняется от обсуждения этой темы.
— Именно там и скрывается эта «гадость из прошлого»?
— Наверное. Элисон сказала, что после развода ей необходимо было сменить обстановку, и она уехала на целый год. Потом, однажды утром, около года назад, войдя в свой офис, я обнаружила ее там. Она ждала меня. Сказала, что хочет вернуться к работе, и спросила, не могла бы я ей в этом помочь. Я отвела ее к себе домой, потому что ей больше некуда было идти. Ей потребовалось достаточно много времени, чтобы обрести нормальное состояние, если, черт возьми, такое состояние вообще можно считать нормальным. Однако я в конце концов решила, что она готова работать, и выхлопотала для нее прекрасную эпизодическую роль на киностудии «Стеллар» в их новом престижном супербоевике с бюджетом в двадцать миллионов долларов. Потом ей поступило предложение сняться в рекламе, и тут она повела себя странно. Она чего-то боится, Рик, но чего именно, я не знаю.
— Ты спрашивала ее?
— Естественно! Она мелет всякую ерунду о том, что, мол, это плохо отразится на ее имидже, а я все спрашиваю ее: на каком имидже? Так и толчемся на месте. Если она снимется в рекламе, то телезрители увидят ее сразу после выхода на экраны фильма с ее участием — казалось бы, об этом любая актриса может только мечтать. Однако она отказывается даже обсуждать этот вопрос. Дошло до того, что мы почти перестали разговаривать друг с другом.
— Ты полагаешь, что она не идет на рекламу, потому что боится, что из ее прошлого вылезет какой-нибудь «скелет» и погубит ее, — сказал я. — И этот «скелет», как говорится, «появился в шкафу» в тот год, который начался ее разводом с Дуэйном Ларсеном и закончился ее появлением в твоем офисе.
— Именно. — Санди энергично кивнула.
— Ты чего-то недоговариваешь, — сказал я.
— Ах ты, подозрительный ублюдок, Холман!
— Но Холман прав?
— Холман прав, — согласилась она нехотя. — В последнее время ей звонит какой-то мужчина. Она не говорит мне, кто он и что ему нужно. Но пару раз я слушала их разговор по параллельному телефону. Его зовут Пит, а он называет Элисон Глорией. Сначала я решила, что это какая-то шутка, но теперь я думаю, что за этим что-то кроется. Он постоянно просил ее встретиться с ним, а она всякий раз отвечала, что давно с этим покончила. Потом, позвонив прошлым вечером, он сказал, что если она не согласна встретиться с ним, то он сам придет к ней домой. Это отлично сработало! Она встречается с ним сегодня вечером в семь тридцать в баре.
— В этом баре?
— В этом баре.
— Что еще говорит этот Пит?
— Ничего особенного. Только постоянно твердит о старых добрых временах, когда они были вместе, а она в ответ говорит, что это были отнюдь не добрые времена. Глория! Что это, черт возьми, за имя такое?
— Что она говорила тебе об этих звонках?
— Она сказала, что это приятель Дуэйна Ларсена, подонок, о котором ей хотелось бы поскорее забыть. Элисон — низкая лгунья.
— Как она теперь выглядит?
— Почти так же, как прежде. Слегка постарела, но по ней этого не скажешь, разве что слегка пополнела, но там, где надо. Те же длинные светлые волосы!
— Хорошо, — сказал я. — Останусь и подожду их здесь. — Я сверился с часами. Было без четверти семь. — А как ты?
— Я возвращаюсь в офис, нужно заняться парочкой контрактов. Особенно обидно, что она слишком напугана и не хочет мне довериться.
— У нее есть деньги?
— Только то, что она получила за исполнение той роли в эпизоде. Они знали, что могут купить ее задешево, и купили.
— У нее были деньги, когда она тем утром появилась в твоем офисе?
— Одежда, которая была на ней, — вот практически и все, что у нее было, — сказала Санди безразличным тоном.
— Стало быть, если Питу и нужно что-то, то это не деньги, — резюмировал я. — Может быть, долю от рекламы? Ты действительно назвала сумму в четверть миллиона долларов?
— Возможно. — В голосе Санди не было удивления. — Мне почему-то кажется, что все это не имеет никакого отношения к деньгам. И это не любовь. Она боится его до такой степени, что, когда он звонит, у нее перехватывает дыхание и она едва может вымолвить слово.
— Может быть, мне следует переговорить с Дуэйном Ларсеном, — сказал я. — Где его найти?
— Он живет на каньоне Бенедикт. — В ее искристых голубых глазах мелькнула подозрительность. — Что ты собираешься ему рассказать? Об Элисон, я имею в виду.
— Что ее агент беспокоится за нее, — сказал я. — Ларсен поймет. Он знает, что агент — это десять процентов жизни актера. Не обязательно посвящать его в то, как поживают остальные девяносто.
— Звучит, по-моему, неплохо, — сказала она сдержанным тоном. — Но мне не хотелось бы, чтобы ты, Холман, трепался об этом по всему городу.
— Его Высокоблагоразумие Рик Холман — вот как звучит мое полное имя, — торжественно парировал я.
Санди порывисто встала:
— Мне надо идти. На всякий случай. А то вдруг Элисон решит прийти пораньше. Ты мне потом расскажешь, что будет?
— Если будет, что рассказывать, — пообещал я.
Она помедлила несколько секунд, потом спросила:
— Я должна тебе заплатить или как?
— Только после того, как я сам что-то сделаю для этого.
Она взяла со стола свою плоскую дамскую сумочку. Я смотрел ей вслед, пока она шла к выходу из бара: ее округлые, упругие ягодицы подпрыгивали в плотно облегающих черных брюках. Да, Санди Паркер — привлекательная женщина, но один вопрос не давал мне покоя: какие на самом деле отношения существуют между ней и Элисон Вейл?
Я подозвал официанта, заказал новую порцию выпивки и решил растянуть ее на следующие полчаса или до тех пор, пока не появится Элисон Вейл. Время тянулось медленно. Прошло пять минут, и тут в бар, еле передвигая ноги, втащился знакомый коротышка, ведя под руку статную рыжеволосую особу, которая на своих шпильках была ростом никак не меньше шести футов. На ней была белая хлопчатобумажная рубашка и брюки лимонного цвета. Впереди на рубашке красовалось довольно живое переводное изображение ярко расцвеченного боевого петушка с подписью под ним: «БИОНИЧЕСКИЙ ПЕТУШОК». Подпись по идее говорила сама за себя. Ее полные груди с гордостью смотрели вперед и вздрагивали при каждом шаге. Плотно облегающие брюки выгодно подчеркивали преимущества ее фигуры: широкие округлые бедра и длинные ноги. Коротышка спешно повел ее к столику рядом с моим и уже собирался присесть, когда я окликнул его:
— Эй, привет, Мэнни!
Он замер в полусогнутом положении, и его увеличенные крупными линзами глаза стали в отчаянии и недоумении бегать за стеклами очков.
