Ознакомительная версия.
Колосов поднял пакет. Он и без эксперта знал, как и этот безусый формалист прокурорский, что там, в этой чертовой бутылочке. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. УДИВИТЕЛЬНО БЫЛО ДРУГОЕ: и это особенно насторожило Колосова. ОНИ НАШЛИ, ВОЗМОЖНО, ТУ САМУЮ ПРЕСЛОВУТУЮ БУТЫЛОЧКУ С ЯДОМ не после первого убийства, а после третьего! А она все это время, пока они хлопали ушами, бродили вокруг да около, оказывается, тихо дожидалась кого-то в уголке под раковиной. Или, может, все-таки не дожидалась, а была перенесена в это место (где и дурак бы ее нашел, не то что сотрудники милиции) лишь сегодня утром или, возможно, накануне вечером?
— Дом будешь осматривать? — спросил Караулов устало. Колосов задумчиво кивнул. Странно, после того как они так паскудно тут прокололись, он утратил почти всякий интерес к этому дому и его обстановке. Даже вопрос о том, отчего это вдова художника не держит на даче в память о четвертом муже его картин и вещей, уже как-то его не интересовал. Не держит — значит, не хочет. Она же в пятый раз замуж собирается за нового приятеля. Точнее, собиралась…
— Начнешь лично осматривать, наверх сначала загляни. В той комнате, где Смирнов в тот раз был, знаешь, что мы нашли? Неудивительно, что там тогда такая жуткая вонь стояла. — Караулов кашлянул и снова трудолюбиво склонился к? своему вечному протоколу.
Писатель… Лев Толстой… Ишь ты, умник прокурорский… Колосову ой как трудно было сейчас смотреть в глаза (голубенькие и наивные) этому пацану от юриспруденции. Трудно потому, что… Да ведь все последние дни он именно перед ним тут из себя супермена разыгрывал — этакого «старшего товарища по оружию», бывалого и крутого, стального, железного, меднолобого… Ох, это ж надо так проколоться! Что ж это дальше-то, к пенсии, будет?!
Караулов снова посмотрел на начальника отдела убийств. Вид у него был такой, словно ему сапожищем отдавили ногу в метро и он еле сдерживается, чтобы не зареветь.
Колосов вспомнил, как в таких вот проваленных к чертовой матери ситуациях вел себя его собственный шеф с Никитского. «Мальчишки! — громыхал он в кабинете с напольными часами. — Болваны! Бездари! Самонадеянные мальчишки!» Шефу было пятьдесят три. Он каждый отчетный квартал, ругаясь и чертыхаясь, собирался на заслуженную пенсию. У него было орденов что звезд — полный иконостас. И два ранения за Афган. И они точно были мальчишками перед ним, поэтому и не обижались никогда. Шеф Управления розыска слыл в главке человеком отходчивым: покричит за дело — отойдет.
С лестницы, уже на пути на второй этаж, Колосов еще раз обозрел террасу: неубранный после завтрака стол, клубок ниток, вязанье на полу и контуры человеческого тела, чем-то неуловимо смахивающие на авангардистский вариант распятия.
А за окном — очевидцы в гробовом молчании по-прежнему сидели в саду — кто где: кто на скамейке под липами, кто верхом на пожарной бочке, а кто, как Кузнецов, на траве, прислонившись спиной к шершавому стволу старой сливы. И никто из них не плакал, не скорбел, не посыпал себе главу пеплом от безутешного горя. Нет, они просто напряженно и терпеливо ждали, что же будет дальше. Метаморфоза чувств… Как часто в этом чертовом деле она являла свой загадочный лик!
Эту метаморфозу Колосов ощущал и в себе. Жалости к жертве — Александре Модестовне Чебукиани — он тоже не испытывал. Он видел вдову и говорил с ней. И нельзя было сказать, что встреча эта оставила в нем такой уж неприятный осадок. Просто отчего-то ему не было ее жаль. Даже сознание того, что эта женщина — вдова знаменитого некогда на всю страну человека, нынешняя приятельница новой столичной знаменитости, любовница приемного сына дипломата и подруга такого загадочного существа, как основательница Школы холистической психологии, получила за завтраком вместо порции витаминов дозу пока еще не окончательно идентифицированного специалистом отравляющего вещества — даже сознание всего этого не настраивало начальника отдела убийств на меланхолически-сочувственный лад к «невинно убиенной». Жалости не было. Остался лишь голый профессиональный интерес к исходу дела: удастся ли при таком раскладе раскрыть его и установить личность убийцы? Колосов прошел по коридору второго этажа. В комнатах сотрудники милиции заканчивали обыск. В качестве понятых были приглашены двое соседей. У них был испуганный и больной вид. Причину его Колосов понял, едва переступил порог той самой комнаты, куда так не хотел пускать их Смирнов.
Это была крохотная душная комнатушка, похожая на кладовку. От нестерпимой вони при закрытом и даже наглухо забитом гвоздями окне тошнота клубком подкатывала к горлу.
Адскую вонь источали кроваво-багровые куски полусгнившего мяса, разложенные на газете в самом центре комнаты, по которой полчищами летали гудящие бронзово-зеленые мухи.
Кроме этой дряни, в комнате, совершенно пустой и лишенной мебели, было всего лишь два предмета: старый продавленный полосатый матрас на полу и… Колосов нагнулся и поднял эту вещь с пола: черный шелковый платок, тот самый, который комкал в руках Смирнов, отвечая на их вопросы. Не идентичный, конечно, но очень похожий на другой платочек, что валялся на трельяже в спальне дома улучшенной планировки в центре Старо-Павловска.
Колосов встряхнул платок. Из него выпала на пол дохлая муха. На одном конце был затянут узел. Тугой и крепкий. Колосов поднес его ближе к глазам. У него сейчас было такое ощущение, что и этот фигурный, причудливый узел он тоже уже где-то видел…
Бренность существования… Та, о ком Катя думала последние дни со смешанным чувством страха, любопытства и неприязни, та, которая в невысказанных вслух Катиных гипотезах не раз уже примерялась мысленно на вакантную роль убийцы, та женщина пятидесяти с лишним лет, которую в принципе-то им так и не удалось понять за эти короткие дни знакомства, была теперь мертва.
Еще вчера Катя из своего тайного убежища под окнами слышала ее голос, и вот он умолк. О том, что, Александра Модестовна убита, Катя узнала от Колосова. Начальник отдела убийств объявил об этом, едва переступил порог их дома. Последовала знаменитая немая сцена — что твой «Ревизор». И только потом настала очередь восклицаний, предположений, пересудов, догадок, версий…
Катя никак не могла понять: да что же это с Никитой? Почему он тут, с ними, а не на соседской даче, куда сейчас высадил десант чуть ли не весь личный состав Старо-Павловского отдела милиции? Ее, удивление возросло еще больше, когда вслед за Колосовым пришёл и следователь прокуратуры Караулов. Нина, увидев его, не удержалась и шепнула подруге на кухне: «И такой мелюзге такое жуткое дело доверили! Это же настоящий детский сад! Что же, у них тут постарше и посерьезнее никого из сотрудников не нашлось?»
Катя промямлила что-то про «острый кадровый голод в правоохранительных органах». Однако спустя некоторое время непонятное поведение представителей угрозыска и прокуратуры получило-таки объяснение. До результатов судебно-медицинской и химической экспертизы, как объяснил Колосов, разговаривать с домочадцами вдовы не имело смысла. Вроде бы…
Впрочем, исключение из этого правила все же было сделано для Сорокина. Его допросили (в который это раз? Катя прямо со счета сбилась), как только оперативная группа прибыла на дачу. И именно с его слов был известен ход событий этого рокового утра.
По словам Сорокина, дачники проснулись поздно — около половины одиннадцатого, и сам он примерно без четверти одиннадцать навестил своих соседок. Как раз тут Кате пришлось дать свои собственные пояснения этим, не соответствующим действительности, показаниям. И когда Караулов узнал, что Сорокин, видимо, провел эту ночь не дома, а в одной постели с вдовой, выражение его лица уже не сулило для Сорокина ничего хорошего!
Однако все дальнейшие события они вынуждены были пока представлять себе из показаний этого человека. А уж насколько все это было правдой, оставалось лишь гадать.
По словам Сорокина, утром между Кузнецовым и Александрой Модестовной произошла крупная ссора. Сорокин уклонился от всяких пояснений ее причин, ограничившись лаконичным: «Они — родственники, а между близкими все бывает».
В ссору вмешались поднятая шумом с постели Юлия Павловна и Олег Смирнов. (Об их ночных приключениях Сорокин также не проронил милиции ни слова.) «Мне показалось, — сказал он, — что Шурке просто выволочку устроили, указали — мол, знай свое место. Он психанул там, я начал его успокаивать. И как раз в этот момент к нам и зашел Володя, наш сосед…»
Упоминание фамилии Ищенкова, снова оказавшегося в самом центре трагических и загадочных событий, подействовало на стражей порядка как удар молнии. Был отряжен специальный наряд для поисков и задержания Ящера — пока что, как ив прошлый раз, «до выяснения».
По словам Сорокина, однако, Ищенков находился на даче Чебукиани максимум четверть часа. На террасе кипел скандал, и он, видимо, сразу сообразил, что Хованской сейчас не до него, и сказал, что лучше зайдет попозже. Отвечая на настойчивые вопросы следователя, Сорокин уточнил, что Ищенков в дом проходил — был и на террасе, и у холодильника, и даже, кажется, в ванной.
Ознакомительная версия.
