Ознакомительная версия.
Но погода всех праздных с улицы вымела. Пустая скамейка блестела водой и холодом, как плоская лягушка. Нет бабусек. Раскидывая мозгами и логикой… Дом новый, заселён, скорее всего, в прошлом году. Значит, половина тут деревенских. Вани-Мани, Феди-Парани… Поэтому Фёкл и Матрён тревожить не надо. А вот Зинаид, Вер и Ларис…
Где-то высоко, может быть на последнем этаже, хлопнула дверь. Калязина дождалась — из парадной вышла старуха с рюкзаком пустых бутылок. Видать, сынок послал.
— Извините, гражданка, — зашлась в улыбке Калязина, — не могу найти одну женщину. Звать вроде бы Валентиной, живёт в этом доме…
— Валентина? Не знаю такой.
Старуха ничего знать и не могла, занятая неподъёмным мешком.
— Мамаша, я приехала с дикого Севера, уделите мне секундочку.
— Чего?
— Ищу молодую женщину, среднего роста, симпатичную…
— Тут и все молодые да симпатичные.
— Ну, такая вся из себя.
— Так, может, Райка Фортепьянцева из ателье?
— Раиса, да-да…
— Она и верно, вся из себя.
— Как же я запамятовала: Раиса Фортепьянцева. В какой она квартире?
— В тридцать первой. С работы приходит в шесть, а то и опосля семи.
— Спасибо, я опосля и приду, — пообещала Калязина, бросая взгляд на номер дома: шестнадцатый, улица Тополиная.
Она оторвалась от уже заинтересованной старухи и легко пошла к центру, до которого было километров двадцать. Такси, случайно докатившее сюда, подвернулось как по заказу — Калязина схватила его на лету. Она села на заднее сиденье — с шофёром никогда не садилась, — устало назвала адрес:
— Красный переулок, дом три.
Если за ней следят, то как они теперь… Неужели тоже на машине, с рацией, как показывают в кино? Это хамство, она всё-таки не шпионка и не убийца. Калязина обернулась — сзади ехал самосвал…
Через полчаса она позвонила в квартиру. Там что-то упало, кто-то пробежал, где-то выключили музыку. Калязина ждала, зная, что пришла, как нагрянула. Дверь приоткрылась.
— Вы? — удивлённо пропела ассистентка.
— Я, милочка. Без приглашения, без звонка.
— Входите же.
В передней Калязина сняла плащ и сдёрнула косынку под удивлённым взглядом ассистентки, никогда её не видевшей в таком бедном наряде.
— Аделаида Сергеевна что-нибудь случилось?
— Пока ещё ничего.
Они прошли в комнату. Вера растерянно опустила руки, не зная, что сказать и что предложить своей начальнице, которая впервые была в её квартире, да ещё так внезапно, да ещё в такой одежде.
— У вас ко мне дело?
— Дай отдышаться.
— Кофейку выпьете?
— Опосля, как сказала мне одна гражданка. Вера, я попрошу срочно отвезти письмо. Где бы мне его написать?
— Вот тут. — Хозяйка показала на секретер, заменяющий письменный стол.
— А ты одевайся, милочка.
Вера влетела в переднюю, разметав полы халатика из весёлого штапеля.
Калязина взяла лист бумаги, достала японскую авторучку и красиво написала: «Раиса! Могут подслушать, поэтому не звоню, как и договорились. Жду тебя по адресу: Красный переулок, дом три, квартира восемнадцать. Камешек у меня при себе, так что можешь захватить деньги. Если до трёх не приедешь, то уйду и камень уплывёт по другому направлению. А.С». Калязина сложила записку вчетверо, вытащила из широкого кармана безмарочный конверт, тонкие перчатки и беленький пакетик. Надев перчатки, она извлекла из этого пакетика листик ярко-красной бумаги, похожей на копировальную, покрытый несмываемой краской. Записка была тщательно завёрнута в эту бумагу, вложена в конверт и заклеена. Спрятав перчатки, Аделаида Сергеевна надписала: «Улица Тополиная, дом 16, квартира 31. Раисе Фортепьянцевой».
— Вот, милочка. — Она протянула конверт подскочившей ассистентке. — В квартиру не поднимайся, опусти в почтовый ящик и сразу обратно. Я подожду здесь. Возьми такси, лаборатория оплатит.
После каждого слова Вера заведённо кивала. Она не только была уже в брючном костюме и в изящной палевой накидке, но успела подкраситься и надеть свои вульгарные серьги. Её лицо, свеженькое после дневного сна, было так простодушно, что у Калязиной мелькнула расслабленная мысль о ненужности затеянного. Но она умела давить расслабленные мысли.
— Поспешай, милочка.
Вера ответила лишь быстрым стуком каблуков. Аделаида Сергеевна осталась одна в квартире.
Она скинула туфли, гулко вздохнула и вытянула ноги, шевеля пальцами в простом чулке. Теперь нужно ждать — двойная проверка началась. Да нет, тройная: ассистентки, её квартиры и хвоста.
И всё-таки не зря ли? Проверки никогда не бывают лишними. Она должна верить этой Вере, как себе. До трёх тут будет милиция, если её ассистентку перекупил уголовный розыск. И милиция будет тут, если следят за ними и записку перехватят в пути. Тогда она посмеётся над этими оперативниками: тогда она напишет высокохудожественную жалобу о том, чего стоит наша милиция, которая ловится, как рыбёшка на муху. Бедная Рая Фортепьянцева, вся из себя, — её потаскают.
Калязина сунула ноги в туфли, поднялась и пошла по комнате — от входа, вдоль стены, как при обыске; пошла тихо и медленно, ни к чему не прикасаясь руками…
Тахта, узкая, как селёдка… Не из гарнитура, рублей на семьдесят. Стоит давненько, выцвела. Возле неё на полушкура. Вернее, шкурка. Что за зверь? Заяц, что ли? А тахта лишь для одной. Странно…
Секретер с книжными полками. Ну конечно, «Три мушкетёра» и Мопассан. Журналы мод, как говорится, всех времён и народов. Матрёшечки, коробочки, куколки, сувенирчики… Большая фотография — портрет молодого нагловатого мужчины со вздорными усиками. Видать, тот муж, который объелся груш.
Что-то вроде туалетного столика. Склянка на склянке. Крем на ромашке, крем на женьшене. Духи, господи, что за духи. Чуть получше тройного одеколона. Вот, кажется, польские — эти терпимы. А помада? Этой помадой не краситься, а писать на заборах неприличные слова… Да, не «Чёрный перламутр». А лак? Им пол красить. Нет, Веруша, с такой косметикой космонавта тебе не подцепить.
Проигрыватель. Конечно, не стереофонический. Конечно, заезжен, как лифт. Поставлена пластинка. Бостоны и чарльстоны. А рядом лежит… Ого, классика. Неужели слушает? Ну, да она чувствительная. Сибелиус. Теперь каждый Сибелиус, каждый к себе тянет.
Платяной тоненький шкафчик. Если она хорошо знает бабскую психологию, то паспорт там, под бельём…
Калязина распахнула узкие створки и пошарила в одном из отделений. Затем сунула руку под другую пачку чистого белья. Под третью… Полиэтиленовый мешочек с паспортом и деньгами был в наволочках, лежавших стопкой, как свёрнутые блины. Деньги она даже не сосчитала. Её интересовал паспорт. Всё верно: Акимова Вера Даниловна. Профсоюзный билет, диплом… Калязина закрыла шкаф — проверка номер один закончилась. Она взяла какой-то журнальчик, села на тахту и опять скинула туфли. Но теперь они скинулись свободнее, сняв не только усталость, но и какое-то напряжение тела. Теперь можно и подремать. Неужели при таком интерьере Вера надеется подцепить дельного мужа? Теперь можно и подремать…
Ключ, заходивший в замке, её не шелохнул — только пропала сонная одурь и та лёгкость, которая прилила после опавших с ног туфель. Дверь открылась. Калязина слушала — одна пара каблучков, её… Пока, ещё четверть третьего.
— Аделаида Сергеевна, отвезла.
— Ну и слава богу. Теперь можно и кофейку.
Вера захлопотала, стараясь угодить начальнице. Кофе сварила крепкий и огненный. Подала сливки, настоящие, натуральные, привезённые ей из совхоза. Неначатая, сбережённая коробка грильяжа. И тарелочка коржиков, выпеченных своими руками.
— Со сливками? — спросила Вера.
— Лучше с ликёром.
— У меня нет…
— Тогда с ромом.
— Тоже нет.
— А какое вино есть?
— Никакого…
— Милочка, на дворе космический век.
Расстроенная Вера не знала, что и делать.
— Я схожу в магазин.
— О, плохой тон. Будем пить чёрный.
— Чёрный — так чёрный.
— Милочка, что у тебя за лак? — Калязина поймала взглядом её ногти.
— Обычный, — обрадовалась Вера перемене темы и протянула руку.
Аделаида Сергеевна осмотрела её пальцы — на краску не было и намёка. Но до трёх оставалось ещё полчаса.
— У вас что-нибудь случилось? — неуверенно спросила Вера.
— А заметно?
— Вы какая-то… серьёзная.
— Высшая серьёзность, милочка, заключается в том, чтобы воспринимать всё с усмешкой.
Вера притихла, сбитая со своего вопроса. Ответить подобным афоризмом она не могла, а простые слова, вроде «кушайте печенье», стеснённо не шли. Но Аделаида Сергеевна вдруг спросила:
— Веруша, как ты ко мне относишься?
— Такой вопрос…
— Понимаю, что искренний ответ на него получить трудно, но я спрашиваю не из праздности.
Ознакомительная версия.
