— Терри!
Розовый язык начал двигаться, кости задрожали от усилий, которые она прикладывала.
— Все в порядке, «скорая» уже едет. Главное — держись.
Челюсти Терри разомкнулись, но каждый звук давался ей с огромным трудом. Речь была невнятной, язык не слушался.
— Я… смогла. — Эти два слова лишили несчастную последних сил.
— Да, ты смогла, — заверила Лена, осторожно взяв ее за руку. Спинномозговые травмы очень коварны: чем выше точка, тем опаснее. Неизвестно, чувствует ли Терри прикосновение, но отпустить ее детектив не решалась.
— Я держу тебя за руку… Не уходи!
— Давай, Тим! — бормотал Джеффри, и Лена услышала, как он считает, ритмично сжимая грудь мальчика.
Медленный вдох, затем выдох, и миссис Стэнли приоткрыла глаза.
— Я… смогла.
— Терри! — звала Лена. — Терри!
— Дыши, Тим! — просил Джеффри и, набрав в грудь побольше воздуха, выпустил его в рот ребенка.
На губах Терри выступила кровавая пена, в груди забулькало, глаза затуманились.
— Терри! — взмолилась Лена, сжимая руку молодой женщины так, будто хотела поделиться с ней жизненной силой. Вдалеке, разгоняя поток транспорта, завыла сирена. Детектив понимала, «скорая» так быстро не приедет, тем не менее решила солгать. — Слышишь? — спросила она, вцепившись в вялую руку. — Это медики!
— Ну же, Тим, — упрашивал Джеффри, — давай!
Терри заморгала. Наверное, слышит вой сирен и думает, что помощь близко.
— Тысяча сто один, тысяча сто два, — сдавливая грудь мальчика, считал Джеффри.
— Я… смогла…
— Говори, Терри! — взмолилась детектив. — Давай, девочка, говори! Что ты смогла?
Миссис Стэнли попыталась что-то сказать, но лишь кашлянула, обдав Лену мелким кровавым дождем. Нужно смотреть на нее, чтобы не умерла и дотянула до приезда «скорой».
— Ну, скажи. — Детектив заглянула в мутнеющие глаза, отчаянно ища какую-то гарантию, признак того, что все будет хорошо. Только бы Терри не молчала, только бы цеплялась за жизнь, как совсем недавно за рубашку Пола! — Скажи, что ты смогла?
— Я…
— Что, что?
— Я…
— Держись! Сейчас нельзя сдаваться! — Лена услышала, как у дома со скрипом затормозила патрульная машина. — Скажи, что ты сделала?
— Я… — забормотала миссис Стэнли. — Я…
— Что? — Рука Терри заметно ослабла, и детектив почувствовала, как по щекам текут слезы. — Не уходи, не умирай… Скажи, что ты смогла?
Синеватые губы судорожно дернулись, будто молодая женщина хотела улыбнуться.
— Что ты смогла, Терри? Что сделала?
— Я смогла… — миссис Стэнли закашлялась, снова обдав Лену красным дождем, — вырваться.
— Молодец, Тим, умница! — похвалил Толливер, когда мальчик судорожно вдохнул. — Дыши, милый, просто дыши.
Изо рта Терри потекла кровавая струйка, оставляя на подбородке яркий, как на детском рисунке, след. Изуродованная челюсть безвольно обвисла, глаза остекленели.
Она умерла.
В тот вечер детектив Адамс ушла с участка в девять вечера. У нее было такое ощущение, будто она не появлялась дома полмесяца. Все мышцы болели, как после марафонского забега. Ухо словно чужое от анестезии, под которой накладывали швы. Большого вреда пуля Уорда не нанесла — изуродованную мочку можно прикрыть волосами. Но Лена знала: глядя в зеркало, она всякий раз будет вспоминать Терри Стэнли и судорожную полуулыбку, с которой та ушла из мира живых.
Несмотря на полное отсутствие внешних признаков, Лене казалось, что на ней осталась кровь Терри — под ногтями или в волосах. Сколько ни мойся, не исчезает ее запах и вкус, тошнотворный, тяжелый. Она проиграла, не защитила Терри, не смогла ничем ей помочь.
Дом был уже близко, когда ожил сотовый. Детектив взглянула на определитель — не дай Бог, Джеффри вызовет обратно в участок. Нет, телефон вроде бы незнакомый… Лишь после четвертого сигнала женщину осенило: это ведь номер Грэга Митчелла! Надо же, забыла за несколько лет.
Пытаясь открыть телефон, Лена чуть не выронила его.
— Алло! — проговорила она, кое-как пристроив «раскладушку» к уху.
Тишина. Ну все, на той стороне, наверное, включился автоответчик.
— Ли! — позвал Грэг, когда детектив уже собралась отсоединиться.
— Да, — пытаясь привести в порядок дыхание, ответила она. — Как дела?
— Я слышал в новостях про ту женщину… Ты участвовала в операции?
— Угу, — отозвалась Лена. Боже, она целую вечность никому о работе не рассказывала! Нэн слишком чувствительная, а Итан — эгоист.
— Ты в порядке?
— Она умерла на моих глазах. Я держала ее за руку и смотрела…
Услышав в трубке дыхание Митчелла, детектив вспомнила Терри, ее последние хриплые вздохи…
— Хорошо, что ты была рядом.
— Не уверена.
— Нет, хорошо, — настаивал Митчелл. — В подобные моменты необходимо, чтобы рядом кто-то был.
— Грэг, я плохой человек! — не сдержавшись, выпалила Лена.
В трубке раздавалось лишь мерное дыхание.
— Столько ошибок наделала…
— А у кого их нет?
— Не такие, как у меня.
— Хочешь об этом поговорить?
Ей требовалось рассказать, как все случилось, шокировать жуткими подробностями, но Лена не могла. Ей нужен Грэг, необходимо знать, что он рядом, на соседней улице.
— Ну? — многозначительно спросил Митчелл.
— Мне очень нравится твой диск, — желая заполнить паузу, проговорила она.
— Ты его получила? — обрадовался Грэг.
— Да, — изобразила энтузиазм Лена. — Самая лучшая песня — вторая.
— Она называется «Старый добрый мир».
— Жаль, ты не подписал названия композиций.
— А пойти в магазин и самой купить диск слабо? — Боже, как здорово, что у Грэга есть чувство юмора. Безобидная шутка, а на сердце сразу полегчало. — Там классный сопроводительный буклет с фотками, — продолжал Митчелл. — Энн — настоящая красотка! — Он захихикал. — Ну, от Нэнси я бы тоже не отказался, хотя, честно говоря, предпочитаю брюнеток.
— Да уж… — Губы сами растянулись в улыбке. Не клал бы он трубку — Лена бы не думала ни о смерти Терри, ни о детях, лишившихся единственного по-настоящему любившего их человека. Теперь у мальчиков остался один Дейл. Отец — и вечный страх быть убитыми, как мама. — Двенадцатая песня тоже ничего, — с трудом отогнав грустные мысли, заметила детектив.
— Это же «Вниз по Нилу»! С каких пор тебе нравятся баллады?
— Ну… — не зная, что ответить, смутилась Лена, — трудно сказать… — Она поставила машину рядом с «тойотой» Нэн.
— «Вперед, вперед!» тоже классная! — восторгался Митчелл, но она не слушала. На крыльце горел свет, а у входной двери стоял велосипед Итана.
— Ли?
Улыбка померкла.
— Да…
— Все в порядке?
— Да, да, — пролепетала женщина, чувствуя, что мысли закружились в бешеном хороводе. Зачем явился Итан? Что ему нужно от Нэн?
— Ли?
Нервно сглотнув, детектив заставила себя ответить:
— Грэг, мне нужно идти. Созвонимся потом, ладно?
— Что-то случилось?
— Нет, — солгала Лена; сердце у нее колотилось, будто вот-вот вырвется из груди. — Все в порядке, просто говорить сейчас не могу. — Не дав Грэгу опомниться, она нажала на красную кнопку, швырнула сотовый на сиденье и предательски нетвердой рукой открыла дверцу.
Словно во сне поднявшись по ступенькам, Лена повернула металлическую ручку. Ладони неожиданно стали потными и липкими. Глубокий вдох — она открыла дверь и вошла.
— Привет! — Соскочив с кресла, Нэн спряталась за ним, как за шитом. Голос неестественно высокий, глаза круглые. — А мы как раз тебя ждали! Боже мой, твое ухо! — Нэн зажала рот рукой.
— Все не так страшно, как кажется!
Итан сидел на диване: руки скрещены на груди, ноги расставлены. Поза зловещая, по-хозяйски небрежная. Он молчал, хотя говорить и не требовалось. Его вид сам по себе источал ненависть и угрозу.
— Ты в порядке? — не унималась Нэн. — Лена, как все произошло?
— Да так, ситуация была сложная, — не сводя глаз с Итана, отозвалась детектив.
— В новостях подробностей не сообщили, — рассказывала подруга. Отступая к кухне, она дрожала от напряжения. Итан не сдвинулся с места: рот сжат, мышцы напряжены для броска. На полу у дивана — рюкзак. Интересно, что в нем? Похоже, что-то тяжелое, пригодное для битья. — Хочешь чаю? — предложила Нэн.
— Нет, спасибо, — покачала головой детектив и повернулась к Итану: — Пошли в мою комнату.
— Лена, мы могли бы сыграть в карты, — слабым голосом предложила Нэн. Явно тревожась, она старалась задержать подругу в гостиной. — Ну, мы же с тобой играем в покер…
— Все в порядке, — ответила детектив. Нэн ради ее же блага нужно поскорее убрать с дороги. Эту проблему Лена создала сама, так что подругу впутывать нечего. Это ее долг перед Сибиллой, да и перед собой тоже.
