– Вам не страшно, полковник? – пробормотал Волостной, когда, осмотрев все потаенные уголки, они выбрались к лестнице.
– К черту страх, – фыркнул Эдуард Владимирович. Его внушительная челюсть ходила ходуном. – Хотя кого я собираюсь обмануть… Вы проницательный человек, Игорь Константинович, несмотря на молодые годы. Мне так же страшно, как и вам, черт побери… Я даже не представляю, что сделаю с этими уродами, когда они мне попадутся. Вернемся в гостиную?
– Как хотите, – пожал плечами Волостной. – Но на вашем месте, господин полковник, я бы сейчас поменьше задирал людей и отринул подальше размышления на темы расправы. Мы все возмущены, испуганы, растеряны, и накручивать себя и окружающих – как-то не умно. Согласитесь, если бы нас похитили с целью выкупа, то все это выглядело бы несколько иначе.
– Вы присвоили мою мысль, – проворчал полковник.
– Я об этом подумал еще до вашего пробуждения. В первую очередь нужно убедиться, что в здании, помимо присутствующих, никого нет. И лучше это сделать нам вдвоем – дабы истеричная публика не путалась под ногами.
– Предлагаете подняться? – Полковник угрюмо уставился на окутанную мраком лестницу – такое ощущение, что где-то наверху клубился туман и в нем шевелились жутковатые призрачные существа. – Ну, хорошо, пойдемте… Хотя, признаюсь честно, Игорь Константинович, я далеко не в восторге от этой затеи…
Они поднимались – вооруженные кием и ножом, – делая частые остановки и прислушиваясь. «Туман» заглатывал. Поворот у безвкусной керамической вазы, венчающей перила, второй пролет. Они двигались молча, чутко поводя ушами. Остановились у стены широкого коридора, прижались. Видит бог, становилось не по себе.
– Покурить бы сейчас, Игорь Константинович, – прошептал полковник. – Эти суки, что нас прибрали, вместе с телефоном изъяли сигареты и зажигалку. У вас, случайно, не найдется сигаретки?
– Не курю, Эдуард Владимирович, бросил. У меня прибрали только телефон. На банковские карты и рублевую мелочь не покусились. Правда, блокнот умыкнули, с рабочими записями…
– Признайтесь, как они вас похитили, Игорь Константинович?
– Глупо… – молодой человек сквозь зубы чертыхнулся. – Рабочий день уже кончался, какая работа под Новый год? С коллегами символически посидели, позвонил жене, сказал, что уже еду. А тут осведомитель на мобильник прорвался, попросил о встрече – мол, срочно. Ладно, думаю, заеду – договорились в бильярдной на Щербицкого. Заведение кулуарное, приватность обеспечена, клиентов с гулькин нос. Ждал поганца, задерживался он где-то, потом в туалет вышел… ну, и проворонил. Тряпка в рот – то ли эфир, то ли хлороформ, все поплыло – и сутки в отрубе… Одно удовольствие – успел по нужде сходить. Теперь вот гадаю – а мой ли агент звонил? Сипел он как-то странно… А вас как прибрали, Эдуард Владимирович – если это не коммерческая, гм, тайна?
– Как полного лоха, – ругнулся полковник. – С совещания у полпреда возвращались, машина с гэбэшными номерами, хмырь с корочками – я даже рожу его не рассмотрел. В общем…
– Газ без цвета и запаха, – усмехнулся догадливый молодой человек. – Сочувствую, Эдуард Владимирович.
– Да ладно вам, сочувствуете, – проворчал полковник. – Рады, поди, что не одному вам отдуваться. Встретили, блин, Новый год в кругу семьи… Вы чего там зависли, Игорь Константинович? Ощупайте стену за поворотом – вдруг выключатель найдете?
Выключатель за углом имелся, но после щелчка что-то треснуло, заискрило, и вновь воцарилась темень.
– Замечательно, – чертыхнулся полковник. – Лампочка перегорела. Тьму включили. Очень вовремя. Может… это не случайно? – насторожился он.
– У меня есть спички, – глухо поведал Волостной. – В гостиной у газовой плиты валялось несколько коробков. Хочется надеяться, это был не единственный выключатель в коридоре. Неясное чувство мне подсказывает, Эдуард Владимирович, что на втором этаже нет таких перехлестов, как на первом. Обычная коридорная система плюс дополнительные лестницы по краям – мы их видели, кстати, внизу…
– Да хрень это полная… – выдохнул полковник. – Нет тут никого – давно бы обозначили свое присутствие. Пойдемте, Игорь Константинович, в другой раз поднимемся. В туалет мне что-то захотелось… – Полковник сделал судорожное движение бедрами. – Интересно, здесь имеются туалеты? Не на улицу же бегать в такой дубак.
– Кажется, было что-то похожее – в коридоре между гостиной и холлом. Но не думаю, что в баке есть вода.
– К черту воду, – оторвался от стены полковник. – Вы как хотите, а я возвращаюсь – что-то сурово меня прихватило…
– А я останусь, – понизил голос Волостной. – Прогуляюсь, осмотрюсь. Возвращайтесь, Эдуард Владимирович, сам справлюсь. – В голосе Волостного прорезалась насмешка.
– Думаете, это даст какой-то результат?
– Ну, какой-то даст.
И поджарая фигура молодого человека с бильярдным кием наперевес скользнула за угол…
К системе канализации дом, разумеется, подключен не был. Но здесь имелись собственные коммуникации. Дверь в туалет отличалась прочностью, имела щеколду изнутри и подвесной бак, из которого вода поступала в сливное устройство. Кто-то из похищенных уже воспользовался санузлом, не убрав за собой. Подавляя тошноту, перекосившись от брезгливости, полковник сделал свои дела, вымыл руки в крохотной раковине, подвешенной над приваренным к баку дополнительным краном, и вернулся в гостиную.
А там его появление даже не заметили. Истерика была в разгаре. «Нас похитили, это террористы, мне больно!» – билась в припадке Валентина Максимовна. Обмороженная щека у нее покрывалась белыми пятнами, и склонившийся над ней прокурор Иннокентий Адамович безуспешно пытался замазать щеку какой-то мазью, найденной в шкафу.
– Господи, где наши теплые вещи, как так можно жить? – стучала зубами, скорчившись на диване, еще не согревшаяся Екатерина Семеновна.
Угрюмый Буревич навалил полный камин углей, толкал туда обрывки газет, поджигал, ворошил эту кучу кочергой – и понемногу угли начинали потрескивать, распространяя тепло. Директор школы с птичьей фамилией растаскивал по углам калориферы – а их здесь было ровно четыре штуки (словно кто-то заранее позаботился), – подключал к розеткам, опасливо выставлял максимальный режим.
– Вы бы не слишком усердствовали, Владимир Ильич, – с подозрением косился на его манипуляции адвокат Чичерин. – Выбьет пробки к чертовой матери – и тогда нам точно карачун приснится.
– Не слушайте его, Владимир Ильич! – визжала окоченевшая Екатерина Семеновна. – Все включайте, пусть будет тепло!
Сильно маялся толстяк Иван Петрович, много думал, потел холодным потом, шнырял по сторонам глазами. Забрался в навесной шкаф, принялся вытрясать оттуда пачки с солью и крупами, посуду, бутылочки с уксусом, миниатюрные баллоны-картриджи для подключения к газовой плите, разорванный блок «Честерфильда», на который мгновенно положил лапу полковник. Долговязый Арнольд Генрихович в десятый раз обшаривал карманы, вновь вытаскивал кожаное портмоне, тужился, бледнел, выворачивал наизнанку его отделения.
– На этом месте могли быть ваши деньги, Арнольд Генрихович? – мрачно пошучивал косящийся на него Буревич. – Вас обчистили? Или не можете припомнить, что там было?
– А вас не спрашивают, Федор Михайлович, – огрызался долговязый. – Занимайтесь своим делом – оно у вас хреново, кстати, получается.
Но тем не менее камин худо-бедно начинал функционировать. Бледная и неразговорчивая брюнетка Ольга Дмитриевна, не рассчитывая на мужскую помощь, взялась за спинку массивного кресла и поволокла его к камину, задирая ковер. Пристроилась в паре метров от огня, посмотрела по сторонам, шагнула за скомканным одеялом. А когда вернулась, в ее кресле как ни в чем не бывало сидел полковник Эдуард Владимирович, сосал сигарету и сосредоточенно смотрел на огонь.
– Не поняла… – пробормотала брюнетка. – Эдуард Владимирович, вы что себе позволяете?
– Идите к черту, Ольга Дмитриевна, – отмахнулся полковник. – Я должен подумать.
– Потрясающе, – покачала головой брюнетка. – Вы такой бесподобный хам, что уже можете баллотироваться.
– Ну возьмите меня штурмом, если хотите, – огрызнулся полковник. – Отвяжитесь, Ольга Дмитриевна, подтащите другой стул, их здесь с избытком.
– Вы именно такой, каким вас видят люди, – разозлилась Ольга Дмитриевна. – Хотелось бы знать, имеется ли у вас хоть одно положительное качество?
– Конечно, имеется, – проговорил прокурор. – Отсутствие совести, например.
– А вас вообще не спрашивают, – огрызнулся полковник.
– И все же я не теряю надежды, что весь этот ужас – бездарный, но тщательный спланированный розыгрыш, – выдал, отступая от контекста беседы, директор школы.
– Мы тоже не теряем вашей надежды, – нервно гоготнул Буревич.
