Ознакомительная версия.
– Конечно! Теперь все будут интересоваться моим делом! И им не так-то просто будет меня запереть и потом тихо от меня избавиться!
– Им? Кому – им?
– Милиции, мафии! Знаете, что спасло Солженицына от пожизненной психушки? То, что о нем говорили журналисты всего мира! Теперь будут говорить обо мне, и это свяжет по рукам и ногам тех, кто хочет со мной разделаться!
Кис почесал нос. Она сумасшедшая, эта девица? Мегаломанка? Уж не устроила ли она весь этот спектакль, чтобы «журналисты всего мира» заговорили о ней? Жаждет славы? Может, и мужа своего с этой целью прихлопнула? Слава Солженицына ей в таком случае, конечно, не светит, а вот слава Герострата[4] – вполне…
– И как же вам удалось пронести пистолет на телевидение?
– В сумочке. – Майя удивленно пожала плечами.
– Ах, в сумочке, – ехидно протянул Кис. – Я, может, и купился бы на эту байку, да только ведь там металлодетектор стоит на входе!
– Вот как? Я не обратила внимание.
– Ага, и металлодетектор на вас внимания не обратил!
– Выходит, не обратил. Я же прошла с пистолетом! Может, эта штуковина не работала?
– Временная неисправность? Такое, знаете, бывает время от времени с техникой…
Так он и поверил этой девице. Хотя чем черт не шутит… Надо будет выяснить этот вопрос, если возможность представится…
Пока что у Алексея сложилось вполне отчетливое ощущение, что девица водит его за нос. Он не видел смысла в дальнейшем разговоре: все равно наврет.
Тем не менее не удержался и снова задал вопрос, скорее, по инерции профессиональной привычки:
– Вы собирались куда-нибудь выходить сегодня?
– Я? Нет…
– Тогда почему вы так одеты? Это одежда не домашняя. Выходная.
– С чего вы взяли? Вы думаете, что домашняя униформа всех женщин – грязный фартук и старый халат? Не завидую тогда вашему семейному счастью. Я думала, у вашей подруги Касьяновой побольше вкуса!
Кис поморщился:
– Оставьте мою личную жизнь и мою женщину в покое, это не ваше дело, девушка. Кстати, нескромный вопрос: сколько вам лет?
– Двадцать шесть, – гордо ответила Майя, вскинув голову.
Чем она гордилась, Кис не понял. Тем ли, что выглядит на пятнадцать? Тем ли, что моложе Александры, только что упомянутой? Глупая девочка, твои годы тоже набирают ход, от времени еще никому не удавалось убежать… И другие девочки, пока еще не родившиеся, скоро будут смотреть на тебя с точно таким же глупым высокомерием…
– То есть вы всегда так одеваетесь дома?
– Представьте себе!
– Кто, кроме вас, мог знать, что Марк должен был вернуться домой за паспортом?
– Послушайте, вы, сыщик! Это вы у меня в заложниках, а не я у вас на допросе! Черт подери, вы мне надоели! Все, спиритический сеанс вопросов и ответов закончен! Веня, ты его можешь где-нибудь запереть?
– Сделаем, – любезно откликнулся Веня.
– Эй-эй, не так быстро! – возмутился Кис. – Заложников надо кормить! Я голоден!
Майя фыркнула. Она опьянела.
– У тебя найдется что-нибудь для нашей маленькой компании? – обратилась она к Вене.
– Сделаем, – повторил Веня.
Большая кухня была отделана деревом и, если не считать печи, обустроена на европейский лад, с максимальным современным комфортом: все мыслимые машины и агрегаты имелись в полном составе. Деревянный квадратный стол был укомплектован венскими стульями. Скатерти не было, под тарелками лежали плетеные циновки-салфетки, посуда из желтой керамики и букет лесных колокольчиков в такой же желтой кружке оживляли настольный пейзаж. Любопытный тип, этот Веня. С виду похож на философа-отшельника, но ни комфортом, ни эстетикой хозяин дома вовсе не брезговал.
На время еды Майя снизошла до того, что детектива освободили от наручников, но Веня рядом со своей тарелкой положил пистолет, бесстрастно сообщив, что стрелять будет без предупреждения. У его непрошеных хозяев наметилось, кажется, разделение труда: пистолетом ведал теперь Вениамин, Майя же с видимым удовольствием распоряжалась его наручниками, словно пацанка, открывшая для себя новую игру.
В ответ на сообщение Вени Кис только плечами пожал: мол, дело ваше, если охота, так стреляйте. Он ел с аппетитом тушеное мясо Вениного приготовления и никуда убегать не собирался. Его любопытство было разогрето так, что от него, казалось, валил пар, как от чугунка с мясом. У него в запасе имелся миллион вопросов, да время пока не пришло их задавать.
Из окна кухни он видел свою «Ниву», загнанную во двор. Нужно будет спросить у девчонки, куда она подевала свою машину, на которой, как Кис понял, она приехала в Останкино…
Ночь он провел на вполне приличной кровати в отдельной комнате. Неудобство заключалось лишь в том, что одной рукой он был прицеплен к спинке при помощи собственных же наручников. Когда Кис попытался было торговаться – мол, а если пописать захочется? – Майя ему с усмешкой посоветовала писать под себя.
Нахалка.
Впрочем, Алексей ночами спал крепко, никогда не вставал ни пить, ни писать. И торги вел исключительно ради того, чтобы покачать свои демократические права.
И все же эта ночь оказалась тяжелой, прикованная рука мешала поворачиваться, он недоуменно просыпался, не понимая, в чем дело, потом вспоминал, опять проваливался… Ключ от наручников Майя прикарманила, но у Киса на самом деле был еще один, на связке домашних ключей – страховался на случай легкой потери маленького ключика. Связка осталась при нем, в кармане брюк (Кис решил спать одетым) и давила бедро, однако он воспользоваться ключиком не торопился: пока не имело смысла обнаруживать его существование.
До него доносились голоса, Майя с Веней о чем-то говорили, он слышал ее плач и глухое гудение его успокаивающего баса… Показалось, что слышит чмоканья, звуки поцелуев. Кто он ей, подумал Кис сквозь сон, друг? Родственник? Любовник? Сообщник?
Прислушиваться было лень, и он снова засыпал… Под утро ему слышалось урчание мотора машины, в этой деревенской тишине каждый звук выделялся неожиданно и четко, но вникать тоже было лень; и даже когда он увидел Майю на пороге своей комнаты, молчаливо смотревшую на него, – вникать все равно было лень, и утром он уже не знал, сон ли это был или его странная похитительница действительно навещала его ночью…
И зачем? Что она хотела разглядеть в темноте?
Крепко ли пристегнут наручник?
* * *
– Кофе, – ответил Серега. – Ты его хорошо делаешь. Он у тебя какой-то бархатный.
– Это не я, это аппарат экспрессо его хорошо делает. Правда, нужно уметь выбирать кофе, иначе никакая машина тебя не спасет.
– И все-то ты знаешь, Александра! – польстил Серега. – А как надо выбирать кофе?
– Очень тонкого помола. Это мне один итальянский ресторатор объяснил. А лучше итальянцев никто не умеет делать кофе. Вот еще только в Португалии кофе так же хорош.
– И везде-то ты побывала, Сашка! – мечтательно произнес Серега. – Завидую…
– Петрович, кончай болтать невесть о чем, не томи, рассказывай!
Петровичем Кис, а вслед за ним и Александра, звал Серегу из-за места работы на Петровке.
– А я вот кофе старым дедовским способом делаю: покупаю в зернах и сам мелю, – гнул свое Серега: он любил заставлять себя упрашивать.
– И варишь в турке, знаю. Вопрос вкуса. Но «бархатного», как ты выразился, кофе у тебя никогда не получится, в домашних условиях его так тонко смолоть невозможно. Держи, уже готов.
– А нельзя ли чашку побольше? Эта уж больно на наперсток смахивает!
– Аппарат делает одновременно две чашки кофе именно такого размера, видишь? Я просто его заправлю еще раз, будет тебе вторая чашка. И даже третья.
– Кофе не жалко, тонкомолотого?
– Серега, ты для чего пришел?
– Как для чего? Кофе пить!
– Нет, милок, кофе еще заработать надо! Рассказывай!
– До чего ты меркантильная, Александра!
– Какая есть. Кому не нравлюсь, те могут сделать кругом и шагом марш, – усмехнулась она.
– В том-то и несчастье, что нравишься, – театрально вздохнул Серега и завел глаза к потолку, чтобы выразить всю меру своего восхищения.
Сереге, старому другу Алексея с тех еще времен, когда оба работали оперативниками на Петровке, Александра действительно нравилась. Холостяк с большим стажем, Серега был весьма хорош собой – ладно скроенный блондин с правильными чертами лица и лукавыми серыми глазами. Дамам он представлялся исключительно так: «Сергунчик». Как-то Александра обронила, что это не самый поэтичный вариант его имени в глазах прекрасного пола. Серега долго хохотал.
– Эх, голубушка, умная ты, умная, а не сечешь! Ну-ка, скажи, с чем рифмуется «Сергунчик»?
– Попрыгунчик, – скорчила смешную гримасу Саша. – Кузнечик такой, прыг-прыг.
– То-то и оно! И у малышки (Серега всех женщин без разбору называл «малышками») в черепушке сразу угнездится мысль: этого – не захомутать! Упрыгает, когда захочет! Поняла теперь, интеллектуалка, какой здесь тонкий психологический расчет?
Ознакомительная версия.