Мила Сергеевна обернулась к Близнецу:
– Дима? Кофеек нам организуйте, будьте добры.
Близнец закусил губу, но спорить с госпожой Кларчук не посмел. Он молча вышел на кухню, прихлопнув за собой дверь. Следователь оказался более понятливым. Он сообразил, что Мила хочет остаться наедине с Вась-Васем, и удалился вслед за приятелем.
* * *
– Как Катя? – поинтересовался Близнец, когда Следователь появился на кухне. – Завез в роддом?
– Завез, – сухо сказал Следователь. – Вчера, в обед.
– Как она?
– Да никак. – Следователь открутил кран, набрав с полстакана воды. – Эти медики, б-дь, сразу в ладонь смотрят. Как цыгане, честное слово. Позолоти, бля, руку! Без бабла фиг кого бульдозером с места сдвинешь. Вообще опупели, на фиг! – Следователь сделал хороший глоток, скривился, и выплюнул воду в раковину, – ржавая, бля.
– Даром лечиться, лечиться даром, – глубокомысленно изрек Близнец.
– Ну ты профессор! Открыл Америку через форточку. Вот спасибо, б-дь. А то я не знал, что по чем.
– Не заводись.
– Не заводись, бля! – передразнил Следователь. – Тебе хорошо болтать! Короче, шняга такая. Или ты сразу бабло засылаешь, и тогда они все путем делают, или потом, б-дь, втрое больше на лекарства тратишь. Как тебе подход?
– Без дураков, – сказал Близнец.
* * *
– Василий Васильевич, – доверительно начала Мила, закончив с документами, – мне сказали, будто вы попали в затруднительное положение. Я думаю, мы сможем это исправить, если вы проявите благоразумие.
Вася молча кивнул.
– Заметьте, вас никто не неволит. Сергей Михайлович попросил меня помочь. Что я, собственно, и намереваюсь сделать. Но безо всякого принуждения.
Бонасюк снова кивнул.
– Ваше положение нелегкое. Но, небезнадежное. Уверяю вас.
– Можно, я прочитаю? – плачущим голосом попросил Бонасюк.
– Да, пожалуйста, – великодушно разрешила Мила.
«Читай, голубчик. Никуда ты, все равно не денешься».
Вася рассеянно просмотрел бумаги:
– Это по поводу того кредита, что я беру? – спросил он наконец.
Мила сделала утвердительный знак.
– А мне его дадут?
– Дадут, – заверила Мила Сергеевна.
– Восемьсот пятьдесят миллионов карбованцев?
– Восемьсот пятьдесят, – подтвердила госпожа Кларчук.
– Под закупку, поистине, партии видеотехники «Сони»?
Скупой кивок в ответ.
– А где я ее возьму? Видеотехнику эту?
Мила поджала губки:
– Василий Васильевич?! Вы хотите остаться на свободе?
Вася понурил голову. И, похоже, уменьшился в геометрических размерах.
– А что, поистине, за «Тинко» такая? И директор этот? Полянский? Кто он? У него видеотехника есть?
– Есть, – заверила Мила. – Но вас это никоим образом не касается. Это не ваши проблемы, Вася. Это уже мои коврижки.
* * *
Буквально за пять минут до их приезда Миле Сергеевне позвонил Украинский.
– Что-то новенькое по Витрякову? – с надеждой спросила она.
– По Витрякову пока по нулям, – со злобой сказал полковник. Вопреки разосланным повсюду ориентировкам и тысячам милиционеров, от которых в столице не продохнуть, Витряков, Филимонов и компания гуляли на свободе, как ни в чем не бывало. Складывалось такое впечатление, что бандиты и менты просто отталкивают друг друга, как одноименные магнитные полюса, вследствие чего физически не способны соприкоснуться. Бессилие подчиненных бесило Сергея Михайловича. И безопасность Милы в данном вопросе играла далеко не главную роль. На карте оказалась не только репутация, но и погоны со служебным кабинетом. Согласно полученной Украинским по своим каналам информации контрразведка вела самостоятельное негласное расследование. Люди Украинского очутились под подозрением. В конце концов, именно им было поручено встретиться с Витряковым на окраине города. Свет на тайну гибели эСБэУшников мог пролить сам Леня, а о нем не было ни слуху, ни духу. Вследствие всего вышеизложенного одно упоминание имен Витрякова и Филимонова заставляло Сергея Михайловича сжимать кулаки. «Или я размотаю этот чертов клубок, или это сделает кто-то другой, а потом повесит меня на веревке». В дополнение ко всем прочим неприятностям с Сергея Михайловича буквально не слезал Поришайло. Артем Павлович метал громы и молнии, требуя информацию по бандитам, как выяснилось, не даром крутившимся у банка. «Ничего себе шпана, Сергей! А СБУ тогда, спрашивается, откуда?!». «Выясняем», – оправдывался Украинский. «Выясняем?! – задыхался Артем Павлович. – У него, б-дь, дом горит, а он, видите ли, г-м, выясняет, где ведра, чтобы воды, г-м, зачерпнуть?! Три дня тебе сроку! Три! Что бы мне всю, б-дь, подноготную на этого педераста Бонифацкого накопал. Кто, где, когда и с кем?! Или пеняй, Сергей, на себя!». «Плохие мои дела», вздыхал Украинский, и был весьма недалек от истины.
– Значит, Витряков с Филимоновым на свободе? – вернула его в действительность госпожа Кларчук.
Выходит, что так. – Признал Сергей Михайлович. Это была неприятная правда. – Зато, Милочка, мы взяли Полянского. Вы были правы, Мила. Это все один и тот же человек. Этот самый Полянский первым обнаружил в лесу трупы. Его же крышевала ОПГ Ледового. Ему, опять же, разбил машину Бандура. Летом. Вот так, Мила. Но и это, видите ли, не все. На днях этот самый Полянский заявил о краже государственных номерных знаков личного автомобиля «Опель Кадет», 86-го года выпуска. А потом был задержан патрулем ППС.[120] Иномарка-то выявилась в розыске! Во как. И кто его вчера выпустил, из ГОМа,[121] это мы еще доподлинно, я вам обещаю, установим.
– Многовато совпадений, для честного человека.
– Да на нем клейма негде ставить! – с холодной яростью сказал Украинский.
– Он уже показал что ни будь интересное?
– Покажет, – пообещал полковник. – С ним Володя работает. Дайте, Мила, время. Володя по части развязывания языков… мастак.
– Сергей Михайлович. Если Бонасюк готов, мне необходимо уточнить фирму формального поставщика.
– Я чего и звоню, Милочка. Этого самого Полянского и вбивайте. Будет, значит, поставщиком. Он теперь от меня, я вам обещаю, далеко не ускачет. Ему Володя, если что, быстро рога обломает.
– Полянский так Полянский, – согласилась Мила. Главное, чтобы печати стояли.
– Будут стоять! – голосом Глеба Жиглова заверил Украинский.
* * *
Вася отложил в сторону договор, согласно которому коллективное малое предприятие «Тинко» принимало на себя обязательства по поставке подозрительно дешевых телевизоров «Сони Хай Блек Тринитрон» в комплекте с видеомагнитофонами той же всемирно известной марки.
– А это, что? – спросил Бонасюк, поднося к глазам бумажку в половину альбомного листа, отпечатанную в нескольких экземплярах.
– Платежное поручение, – пояснила Мила.
– Мое?
– Вы что же, реквизитов своих не узнаете?
Свои реквизиты Вася, конечно же, узнал. Вопреки угнетенному, мягко говоря, состоянию, он осознавал, что его упорно и с дьявольской последовательность затягивают в омут. В то самое по настоящему гиблое место, откуда не бывает возврата по той простой причине, что он не предусмотрен конструктивно. К безутешному горю и страху перед ответственностью за содеянное добавился мистический ужас, который наводила на Бонасюка эта женщина и двое ее подручных.
– Мое поручение? – переспросил Вась-Вась. Просто так, чтобы резину потянуть. Без какого-то особого умысла. Какие там умыслы на эшафоте.
– Ваше, Вася, ваше. А теперь, давайте, расписывайтесь в бумагах. Там где галочки карандашом проставлены. А потом можете отдыхать. На подписание кредитного договора нам с вами на послезавтра. Обед и ужин вам сюда подадут. Переночуете тоже здесь.
«А где я буду ночевать, это очень большой вопрос, – подумала Мила параллельно. – Пока этот ротозей Украинский Витрякова ловит, домой лучше не ехать. Хм… хоть в гостиницу отправляйся».
Вася еще немного помедлил. Мила протянула ему «золотую» китайскую ручку, сработанную наподобие «Паркера».
Из кухни вышел Близнец с тремя чашками на подносе. Поднос был черного цвета, как раз под стать настроению Вась-Вася. Близнец с интересом посмотрел на несчастного банщика и сказал, криво улыбаясь:
– Ваш автограф, маэстро. Вся заминка в автографе…
На глаза Бонасюку навернулись слезы. Он взял протянутую ручку и стал ставить роспись за росписью с таким видом, словно он подписывает завещание. По большому счету, именно так и обстояло дело.
5-е, суббота, до обеда
Куда же она подевалась, хотел бы я знать?! – воскликнул в сердцах Бандура, когда они с Эдиком вышли из больницы, выглядевшей не оживленнее шхуны «Мария Челесте», оставленной экипажем в Бермудском треугольнике.[122]
