Ознакомительная версия.
Беседуют.
Давно.
— Вот так, — говорит носительница толстой недлинной косы Лариса; Лариса с удлиненным лицом и чуть раскосыми глазами; Лариса, поставившая острый локоть на подлокотник и только что бросившая до основания выкуренную сигаретную пачку в раскаленную шахту. Этот жест обозначает, что больше говорить не о чем.
И незачем.
Можно задать последний вопрос, возвращаясь с его помощью на привычную профессиональную почву.
— Поднимемся напоследок наверх?
Руслан не отвечает. Он задал сегодня очень много вопросов, ему трудно перестроиться и стать отвечающим.
Он сидит в кресле, вытянув ноги к огню, на который он очень рассчитывал, затевая сегодняшнее дело. Он кажется слишком узким для этого кресла. Лариса, глядя на него, видит, как мало места он занимает в жизни, и это рождает в ней снисходительную скуку. К тому же она на работе. Всеми своими жалобными ухищрениями вдумчивый мальчик Руслан не смог перетащить ее на нейтральную территорию. Она не в гостях у него сейчас, она на выезде, и с этим ничего нельзя поделать.
— Слышь, время идет. Если не хочешь подниматься, давай я здесь что-нибудь придумаю.
— Ты так и не ответила мне.
— Хватит об этом, я уже устала. Ей-богу, в прошлый раз было легче. Лучше четыре часа в постели, чем два на допросе.
— Зачем ты занимаешься этим?
Лариса закусила верхнюю губу и раздраженно повела плечами. В отличие от большинства своих соратниц, она не любила говорунов, тех, кто выписывает девочек для того, чтобы напоить, накормить и побеседовать по душам. Работа проститутки — это труд тяжелый и в основном физический, и всякий, кто подползает с серьезными разговорами, особенно морализаторского плана, подобен тому гаду, что пристает к грузчику с мешком на горбу с расспросами о том, почему он не идет учиться.
— Нет, Лариса, я не осуждаю…
— Не хватало еще этого!
— Просто можно этим не заниматься.
— А кто меня будет кормить?
— Я!
Разговор проходил эту станцию уже в третий раз, и раз от разу в ответ на это наивное, дебильное «я» Лариса махала рукой все более раздраженно.
— Ты можешь жить здесь, это наша дача и мы поженимся, правда?
Закатываются глаза, с шумом выдыхается воздух, сваливаются с подлокотников руки.
— Тебе который годок?
— Это неважно.
— Нет, это как раз важно.
— Шестнадцать. Я в школу пошел на год раньше. Так получилось.
— Вундеркинд?
— Нет, просто отличник.
— Так вот, отличник, не в том дело, если на то пошло, сколько тебе лет.
Это был новый поворот на маршруте разговора, и на большом угреватом лице «жениха» проступил бледный интерес сквозь пелену отчаяния.
— А в чем дело?
— Ты не годишься в мужья.
— Я здоров.
— Это не ты здоров, это я здорова!
— Я не понимаю, ты хочешь сказать…
Лариса поморщилась.
— Да нет. Говорю я все время одно и то же, только ты не хочешь понять.
— Хочу.
— Так пойми.
Со слишком широко открытыми глазами, со слишком испуганно отворенным ртом ждал последней истины бесподобный стрелок и решительный мужчина Руслан Бахно, и Лариса затормозила, заставила себя лукаво улыбнуться, хотя ей мучительно хотелось заявить, как он ей, в общем-то, противен. Но этого говорить было нельзя. С одной стороны, мешал «мундир», ни на секунду Лариса не забывала, что находится на работе, с другой стороны, не советовал женский характер. Зачем навсегда отшвыривать то, что можно оставить про запас. Кто знает, как повернется жизнь.
— Так что ты мне хочешь сказать, что я тебе противен, правильно?
Обычно влюбленные слепы, но иногда проявляют необъяснимую проницательность.
Лариса отвернулась, чтобы скрыть свою гримасу.
— Я угадал, да?
— Нет, — глухо ответила проститутка, приглаживая выщипанную бровь.
— Угадал. Это правда. Я сам должен был это почувствовать, — трагически равнодушным голосом произнес Руслан.
— Да нет же, — сердито повернулась к нему скрытная красотка. Ее раздражало то, что, задолбанная наивностью этого имбецила, она, судя по всему, вынуждена будет признаться ему чуть ли не в любви.
— Не надо меня обманывать, — Руслан смотрел в огонь, огонь смотрел на него, отчего угреватое лицо сделалось по-своему значительным.
— Я тебя не обманываю, я… Ты правда мне не противен, ну как бы я могла, извини за выражение, трахаться с тобой, если бы…
— Не извиняйся за выражения: если они точные. А трахалась со мною ты потому, что это твоя работа. Я никак не мог поверить, уразуметь, что эта работа для тебя все. Я думал, что ты от нее отличаешься.
— Ну, конечно, отличаюсь.
— И что может случиться так, что ты станешь жить только со мной. Или я все же не гожусь? Я урод, я противен?
Лариса продолжала извиваться и бороться со своими гримасами.
— Да нет же, нет. Когда-нибудь мы, может быть, и поживем вместе.
— Почему не сейчас?
— Потому что я сейчас не располагаю собой.
— Не располагаешь? — Руслан покачал головой, сам удивляясь бездне своего отчаяния, — а кто располагает тобой? Всякий, кто заплатит?
Хотя юноша сказал абсолютную правду, Ларису это задело.
— Ты даже не представляешь, о чем я веду речь. Ты не урод, ты не противный, ты просто маленький. Еще. Придет время, и расскажу тебе то, что не могла рассказать сейчас. И ты поймешь, до какой степени был не прав, оскорбляя меня.
— Ты попала в дурацкую ситуацию, тебя шантажируют? Почему ты думаешь, что я не смогу тебе помочь?
— Не расскажу.
— Почему?
— Потому что твое время закончилось.
Руслан стал нашаривать хронометр на левом запястье.
— Можешь не проверять, у нас как в аптеке.
На пороге стояла Марианна Всеволодовна. Выражение лица у нее, как всегда, было в высшей степени надменно.
Надменность, это неумение скрывать уверенность в себе, подумал бы какой-нибудь моралист, глядя на нее.
Денис не успел подумать ничего определенного, но понял, что надо приготовиться к неприятному известию. Он сидел на том самом стуле, к которому его прикручивал неизобретательный Никита, прежде чем допросить с пристрастием.
— К тебе пришли, Денис.
Когда он увидел профессора, то испытал облегчение, это было все же лучше, чем скуластый, безжалостный родственник Светланы Савельевны.
Когда профессор хотел, он мог произвести приятное впечатление. Именно это он и сделал в отношении Марианны Всеволодовны. Она спокойно оставила внука в обществе интеллигентного сорокалетнего гостя, рассчитывая по окончании визита выяснить во всех подробностях, для чего он появлялся.
Гость специфически улыбнулся вслед старушке и занял стул напротив рабочего стола Зацепина-старшего. Оглядел выставку чучел с таким видом, будто он знает в этом деле толк. Потом он обратился к Денису:
— В чем дело?
Зацепин-младший, едва заметно покручивавшийся на винтовом стуле, остановился.
— Я не понимаю.
— Плохо, если ты не понимаешь. Это значит — глупый ты мальчик.
Денис продолжал не понимать и не скрывал этого.
— А ведь ты мне сначала показался более сообразительным, чем твой напарник. Вот, думал я, какой шустрый и сообразительный парнишка. Может быть, имело бы смысл привлечь его.
— Вы насчет Руслика пришли?
— Пришел я насчет тебя и насчет твоего отвратительного отношения к этому, как ты его называешь, Руслику. Что за имя такое ублюдочное?
— Его так родители называют. А вообще — Руслан.
Профессор ослабил узел галстука и расстегнул пальто. В доме естествоиспытателя отопление работало исправно.
— Чай или кофе? — раздался сзади голос Марианны Всеволодовны.
— А? — повернулся профессор, — мне все равно.
— Потрудитесь сделать выбор. Неопределенным ответом вы перекладываете тяжесть выбора на меня.
Легкое обалдение возникло на мгновение за стеклами профессорских очков, но гость недаром был тем, кто он есть, он быстро сориентировался, что тут, в этой ситуации, к чему.
— Чай.
— А ты, Денис?
— Мне тоже чай, бабушка.
— Н-да, — почти поощрительно произнес вслед старухе гость, а Денис раздраженно подумал, как надоел ему это великосветский выпендреж. Старая самодовольная курица! У нее дважды за одну ночь пытали внука, а она даже не заметила. Главное, чтобы салфетки были под блюдцами.
— Чай так чай. А пока ты мне ответь, почему это ты отказываешься Руслику твоему патроны давать? Кончились?
— Почти.
Денис опустил глаза.
— Почти?
— Если надо, то можно сделать.
Профессор встал и прошелся по искусственному зверинцу.
— Ну так делай, что ты задумался?
Денис достал из кармана несколько пулек для пневматического ружья.
Ознакомительная версия.
