Уложив эти жалкие обрывки назад в ящик, Найджел с облегчением принялся листать «Пламя и пепел». Он не в первый раз перечитывал поэму за последние десять дней, но от близкого знакомства впечатление ничуть не ослабевало, знакомые строки снова проходили перед глазами одна за другой и били по сердцу с нестерпимой силой и точностью. Это была жестокая, кровоточащая книга, запечатлевшая любовь к женщине на всех ее стадиях — от страстной веры до сокрушительного разочарования. Сурово и без жалости к себе показан был путь любви к неизбежному трагическому концу — недаром, первые критики сравнивали книгу с «Современной любовью».[15] На ее страницах возникали могучие образы любви, сладострастия, невинности, предательства, ненависти и отчаяния, и в их холодном, безжалостном свете герой и героиня поэмы превращались в пигмеев, затерявшихся среди длинных теней собственной судьбы.
Найджел закрыл книгу, положил в ящик и закрыл его. Когда четверть часа спустя Стивен Протеру вернулся с совещания, Найджел долго на него смотрел, словно не признавая в этом тщедушном человечке создателя такого сурового и страстного произведения искусства.
— Что–нибудь случилось?
— Надо поговорить, — сказал Найджел. — О Поле Протеру.
Слова эти были восприняты не так, как он ожидал. Задумчиво поглядев на Найджела, Стивен улыбнулся рассеянной, невеселой улыбкой.
— Ну что же, это должно было выйти наружу, — сказал он.
— Пол — ваш сын от Миллисент Майлз.
— Нет–нет, вы ошибаетесь.
— Но это зарегистрировано в Сомерсет–Хаусе.
— Знаю… Вот что, давайте сперва перекусим. Я не могу исповедоваться на голодный желудок. — В глазах Стивена мелькнуло лукавство. Он отказался от предложения Найджела пойти в ресторан, объяснив, что такие места вызывают у него клаустрофобию. — Поехали ко мне, я вам сооружу омлет. — И когда Найджел заколебался, добавил: — Я приличный, хоть и немудрящий повар. А если вам не хочется есть хлеб человека, которого вы обвиняете в черном деле, — ухмыльнулся он, — ешьте, черт побери, омлет без хлеба.
Отказаться было нельзя. Стивен Протеру захватил инициативу. В такси, словно для того, чтобы смягчить неловкость, Стивен потешно изображал совещание с коммивояжерами; он не выказывал ни малейшего смущения, не говоря уже о чувстве вины; наоборот, был необычайно оживлен — видимо, испытывал облегчение оттого, что наконец–то может открыть свою тайну и снять с себя гнет.
И тем не менее, когда они оказались в его чистенькой квартирке в Холборне, Найджел не спускал с него глаз. Ему не хотелось быть пойманным врасплох. На свете существуют и другие орудия убийства, кроме бритвы, в том числе яд, как бы нелепо ни выглядел этот любезный хозяин в роли отравителя. Поэтому Найджел пошел следом за ним на кухню.
— Не возражаете? — спросил он. — Люблю смотреть, кто как живет.
Стивен Протеру жил, как видно было с первого взгляда, на редкость организованно. В кухне ни пылинки, множество облегчающих труд приспособлений, все в идеальном порядке и под рукой. Стивен принялся за готовку так увлеченно, что Найджел не мог не выразить восхищения. Разбивая яйца, Стивен сказал через плечо:
— В шкафу возле двери стоит вино. Давайте выпьем бутылку рейнского. Поставьте ее, пожалуйста, ненадолго под кран; ученые мужи этого не одобряют, но у меня нет ведерка для льда. Штопор в левом ящике кухонного стола.
Найджел выполнил указания, все так же не спуская со Стивена глаз, но тот с головой ушел в работу и не замечал, что за ним наблюдают.
— Надо сказать, кухня у вас отличная, — похвалил его Найджел.
— Я люблю все делать сам, а готовить мне нравится. После того как не стало Пола, я мог позволить себе кое–какое мотовство, немного себя побаловать. — Странный человечек повернулся и подал Найджелу на тарелке омлет. — Этим вы во всяком случае не отравитесь. Садитесь и ешьте, пока не остыл. Вот туда. Стол накрыт. А я принесу вино, хлеб и масло.
В гостиной тоже царила безукоризненная чистота. На круглом столе стоял один прибор, на камине ваза с фрезиями. В комнате были удобные кресла, длинные, низкие, выкрашенные белой краской книжные полки, пюпитр для чтения, алый ковер, картина Мэтью Смита[16] ярким цветовым пятном выделялась над камином.
Найджел пересек гостиную, чтобы рассмотреть две фотографии: маленького мальчика на трехколесном велосипеде и юноши в военной форме.
— Да, это Пол, — сказал неслышно вошедший Стивен. — Ешьте омлет. Или вы хотите, чтобы он стал похож на подошву?
Найджел покорно сел и принялся есть, а Стивен поставил второй прибор и разлил вино.
— Ваше здоровье, — сказал Стивен. — Как фронтит?
— К сожалению, так себе.
— Хлеба? — В голосе Стивена, еще более звучном, чем всегда, слышался вызов; красивые глаза смотрели прямо в лицо Найджелу.
— Спасибо, да. И без задних мыслей.
Только покончив со вторым блюдом — свежими фруктами, поданными в итальянской фаянсовой вазе, — они снова затронули тему, которая занимала мысли обоих. У Найджела были свои причины желать, чтобы Стивен вернулся к ней сам, но тот не спешил и предпочитал шутливо хвастаться своей квартирой, которой он забавно гордился. Ему, говорил он, так здесь удобно и так хорошо в одиночестве, что он редко выходит в город.
— Одиночество — это по мне. Одиночество в людской толпе, — добавил он, махнув рукой в сторону окна. — Вы женаты?
— Был. Жена умерла.
— Я люблю женщин. Но не хотел бы их иметь всегда рядом, они требуют чересчур много внимания, а что еще хуже — слишком много внимания уделяют вам. Знаете: а почему у него такое выражение лица? А не надоела ли я ему? Или у него просто изжога?
Найджел засмеялся:
— Значит, вы никогда не собирались жениться на Миллисент Майлз?
— Боже упаси! Даже в те времена меня от нее бросало в дрожь.
— В те времена, когда она родила от вас ребенка?
Стивен бросил на него быстрый взгляд и жестом пригласил пересесть в кресло.
— Кофе будете пить?
— Нет, спасибо.
— Тогда начнем. — Стивен энергично потер руки. — Расскажите, откуда вы узнали про Пола.
— Мне с самого начала показалось, что отношения с мисс Майлз у вас давние. А в своей автобиографии она писала о романе, который был у нее в девятнадцать лет, — с человеком, который потом ее бросил.
Лицо Стивена исказилось, он судорожно вдохнул, словно его кольнули.
— Бросил! — воскликнул он. — Ну ладно. Продолжайте.
— По–видимому, она рассказывала Райлу, что в молодости ее соблазнили и она родила мертвого ребенка.
— Но разве в автобиографии сказано, что у нее был ребенок? — с недоумением спросил Стивен.
— Впрямую — нет. Но между строк… Найджел осекся. Тут надо вести дело тонко.
Если убийца — Стивен, значит, это он подменил страницу в конце главы на ту, где написано, что у Миллисент не было ребенка от первого возлюбленного. А если так, то недоверие Найджела покажет Стивену, что Найджел считает страницу подделкой, и он насторожится. С другой стороны, если считать, что убийство совершил Стивен, то, признав, что ему известно о подмене страницы, он выдаст себя.
— Я пытался выяснить, с какой целью были восстановлены оскорбительные абзацы во «Времени воевать», — продолжал Найджел. — Это явно сделано для того, чтобы навредить либо издательству, либо автору, либо генералу Блэр–Чаттерли. Я не видел такого человека, который мог бы желать зла генералу Торсби или вашей фирме, и у меня совсем было опустились руки. Потом, прочтя автобиографию, я подумал, что если у мисс Майлз в двадцать шестом году все же родился ребенок, то в сорок седьмом, то есть во время бойни в казармах Уломбо, ему был бы двадцать один год. Тогда я позвонил генералу Торсби и попросил проглядеть список погибших. В нем он нашел фамилию Протеру. Сомерсет–Хаус сообщил мне все остальное.
— Ага. Понятно… — с отсутствующим видом пробормотал Стивен.
— А сегодня мисс Уэнхем рассказала, что в сорок седьмом у вас было нечто вроде нервного расстройства, — мягко произнес Найджел. — Потрясение, вызванное смертью сына…
— Нет, Пол не мой сын, — отвернувшись, сказал Стивен.
Найджел уставился на него:
— Как? Но запись в Сомерсет–Хаусе…
— Да будь он проклят, этот ваш Сомерсет–Хаус! — Стивен вскочил, поглядел на фотографию ребенка на трехколесном велосипеде, потом отошел и сел у окна. — Это не моя тайна, — медленно заговорил он. — Поэтому я держал язык за зубами. И к тому же не знал, какие мне могут грозить неприятности за ложную метрическую запись.
— О Поле?
— Да. Но лучше рассказать все по порядку. Я познакомился с Миллисент много лет назад, когда ей было семнадцать или восемнадцать. Совершенно случайно. В книжной лавке в Уимблшеме. Об этом написано в ее книге?
