Жанна, нагруженная цветами, пакетом с попкорном и огромным коконом сладкой ваты на палочке, разрумянившаяся, с волосами, собранными в хвостик и не накрашенная, напоминала школьницу, которую папа вывел на прогулку.
Она прыснула в ладошку, но объяснять причину своего смеха Анатолию Максимовичу не стала. Он и так переживает из-за очень большой разницы в возрасте, и она не будет усугублять положение. Однажды Жанна в шутку назвала себя геронтофилкой — то есть молодой особой, которая любит стариков, и Резник обиделся и долго дулся на неё. Поэтому теперь она избегала всяческих намёков на его возраст. Удивительно, но этот состоявшийся и успешный мужчина здорово переживал, когда шла речь о разнице в их возрасте.
Они гуляли по зоопарку, и целовались на каждом шагу. Резник, в солнцезащитных очках и бейсболке, практически неузнаваемый, резвился, как молодожён, пока Жанна и не попросила его вести себя спокойнее. На них и так уже не раз оборачивались, а привлекать внимание к их персонам не входило в планы Жанны.
— Ой, какая прелесть! — воскликнула вдруг она, указав на яркого тукана, и сидящего на ветке за стеклом, в вольере для птиц, и попутно выронив бумажный пакет с поп-корном.
— Тебе нравится? — обрадовался Резник. — Хочешь, я его тебе куплю?
Жанна засмеялась. Сначала её коробило, что на все её восторги любовник неизменно предлагает ей приобрести этот предмет. Но потом, смутившись, Анатолий Максимович объяснил, что пытается хоть как-то уравновесить свой недостаток — возраст, со своими положительными чертами: достатком.
Жанна тогда чмокнула его в щёку и заявила, что он не должен комплексовать по поводу возраста, ведь на свете так много пар, у которых разница составляет эти пресловутые почти тридцать лет, а у некоторых и ещё больше! И он вовсе не должен ничего ей покупать, потому что она чувствует себя неловко, словно он и её купил.
Резник очень долго заверял её в том, что никогда не имел ничего общего с продажными женщинами, и никогда не платил за любовь женщины, поэтому она не должна так думать. Словом, они пришли к компромиссу, но сейчас разгулявшийся генеральный директор нефтяного холдинга снова предлагал ей скупить всю имеющуюся в зоопарке живность.
Когда Жанна указала ему на это, он ответил:
— Я помню, что мы договаривались, но, Ириша, мы не виделись с тобой пять дней! И поэтому давай считать, что я имею право на свои маленькие слабости, хорошо?
Жанна, вздохнув, кивнула. Это чужое имя в устах Резника звучало даже мило, так нежно он его произносил. Хотя Жанна никак не могла забыть, как испугалась, когда при их знакомстве он сказал, что это имя ей не подходит.
После зоопарка они зашли в какой-то кинотеатр, и весь сеанс целовались на задних сидениях, как сумасшедшие.
Жанна не могла не признать, что встречи с Резником заводят её, что он ей интересен сам по себе, а не просто как объект, который ей надобно дожать. Она тосковала, если они не виделись несколько дней, с радостью воспринимала этого человека в постели, вскоре после знакомства заметила, что относится к нему с уважением и теплотой. А потом и вовсе обнаружила, что не только отвечает на его телефонные звонки в разгар его рабочего дня, но и сама звонит ему по нескольку раз в день, и ещё ни разу он не прервал её, не сказал, что занят, хотя она-то прекрасно понимает всю серьёзность и ответственность его работы.
Впервые в жизни Жанна ощутила себя беззаботной девчонкой. Надо же случиться такой иронии судьбы! Резник сам принимал все решения, начиная от поиска арендуемой ныне ими квартиры, заканчивая программой развлечений, которую он постоянно обновлял.
— Мне постоянно хочется тебя баловать, — признался он ей однажды, когда они ехали в машине из очередного ресторана. — Лелеять, носить на руках, и постоянно ощущать рядом твоё присутствие.
Жанне было очень приятно слышать это, и она отдавала себе отчёт, что не самолюбие было тому причиной. Она постепенно привязывалась к Резнику, хотя сердце своё держала закрытым для него. По крайней мере, старалась делать это изо всех сил.
В зале вспыхнул свет, люди, с прищуренными после резкого перехода от тьмы к свету глазами, стали покидать зал, а Жанна с Резником, самозабвенно процеловавшиеся все полтора часа и не увидевшие ни одного эпизода, не сговариваясь, вскочили с мест и бросились к выходу.
Через несколько минут, сидя в удобном джипе Резника, они продолжили своё приятное занятие, но вели себя уже гораздо смелее.
— Как же я счастлив, что встретил тебя, — внезапно, оторвавшись от горячего тела любимой, глухо проговорил Резник, — как же я счастлив, даже несмотря на то, что ты называешь меня Максом!
Павлу, одиноко сидящему в углу гостиной, не был виден отец, стоящий у него за спиной.
И лишь, когда тот окликнул его, Павел вздрогнул и повернулся.
— Сынок, — мягко проговорил Резник, — я не понимаю, что с тобой творится. Мне казалось, что тот страшный период в твоей жизни давно миновал, что мы его пережили, мы все. С трудом, но пережили.
— Мне кажется, что этот страшный период будет длиться у меня всю жизнь, — с тихой грустью ответил Павел. — Да ты присаживайся, па.
Резник с готовностью прошёл в гостиную и присел на диван напротив сына. Павел понимал, почему он сделал это только после его предложения. Потому что, когда отец несколько раз заговаривал об этом с ним ранее, Павел отбрыкивался, грубил, и всячески показывал своё нежелание рассуждать на данную тему. В конце концов, это его жизнь, и она принадлежит только ему, целиком и полностью. И никто не должен совать свой нос в его жизнь. Он варится в своём котле, а каждый из присутствующих в доме делает то-же самое в своём. Но сейчас Павел не хотел ссориться с отцом, он ведь понимал, что тот пытается найти с сыном общий язык только потому, что желает сыну добра, как бы банально это ни звучало.
— Сынок, — продолжал Резник, очень осторожно, пытаясь нащупать ту нить, которая не позволит разговору свернуться в клубок, а станет спасительной нитью Ариадны, держась за которую, Павел сможет выйти на свет из кромешной тьмы своего лабиринта. — Ты же всё понимаешь, верно? Так почему же продолжаешь в том же духе?
— Наверное, потому, что меня больше ничего не интересует и ничего не держит в этой жизни, — печально ответил Павел. Но, заметив, как испугался отец, он тут же добавил: — Не беспокойся, я не намерен совершать какие-то глупости, повторять свои ошибки больше не буду. Просто мне хочется, чтобы обо мне все забыли, словно меня здесь и нет. И, знаешь, это довольно успешно работает. По крайней мере, с Милой и мамой, — усмехнулся он.
— Я хочу тебе кое-что предложить, — помедлив, проговорил Резник — старший. — Мне хотелось бы, чтобы ты вернулся на работу.
— А как же Антон? — удивился Павел. — Ему это не понравится.
— Я же не увольняю его, — воскликнул Анатолий Максимович, — он вернётся на своё место. И вообще, пусть начинает так же, как и остальные — с первой ступени своей карьерной лестницы. Заметь, никто не прыгает сразу же из обычного юриста в начальники юридического отдела! Кроме того, я и так поступился своими принципами, когда взял Антона на работу.
Павлу хотелось напомнить отцу, что его самого он взял на работу без упоминания о принципах, и стал начальником отдела Павел довольно быстро. Но ему не хотелось спорить и ссориться с отцом.
— Спасибо, папа, но я не могу принять твоё предложение, — твёрдо ответил он. — Я намерен уехать.
— Куда? — удивился Резник — старший.
— В Англию. Немного поживу в Лондоне, и, скорее всего, останусь там. Устроюсь на работу, я же хорошо знаю английский, даже курсы заканчивал в Кембридже. Сейчас мне это пригодится.
— Но… — пробормотал расстроенный и растерянный отец, — ты ничего мне не говорил!
— Я говорил, что хочу съездить в Лондон, — возразил Павел, — упоминал об этом несколько дней назад, за ужином. Ты, наверное, пропустил это мимо ушей. Впрочем, я тебя понимаю, тебе сейчас не до этого.
— Что ты имеешь ввиду? — слегка покраснел Резник. — О чём ты говоришь?
— О твоей любовнице, конечно, — совершенно спокойно ответил Павел. — Папа, не волнуйся, я тебя не осуждаю. Мама действительно изменилась, не будем лгать друг другу. И, потом, как ты правильно заметил, у каждого из нас своя жизнь. Так что живи так, как считаешь нужным, и я буду делать так же!
— Но с чего ты взял, что у меня есть любовница? — заволновался отец.
Павел улыбнулся и похлопал его по плечу.
— Знаешь, каждый в этом доме занят только собой и своими делами. А, так как у меня никаких дел нет, я вынужден наблюдать за чужой жизнью. Не подумай ничего плохого, я вовсе не слежу ни за кем, мне это просто неинтересно. Но все жизни находящихся здесь людей проходят мимо меня, и я всё время слышу, вижу и чувствую их отголоски. Некоторые из них ощущаю на себе. Можно сказать, сейчас я вынужден вариться в котлах чужих, ваших, жизней. Поэтому многое, что проходит мимо каждого из вас, оседает на мне. Ты считаешь, что я должен был бы смолчать, и не упоминать о твоей подружке, делать вид, будто её нет?
