Она кивнула медленно, преувеличенно медленно кивнула. Он смотрел на ее профиль, спокойную линию бровей, носа, подбородка, полунамеком намеченную линию челюсти, смотрел на сигарету в сантиметре или двух от губ и на дым сигареты. Затем он взял себя в руки и отвел глаза от Деллы. И затем, уже не глядя на нее, понял, что все еще видит ее перед собой.
Путь до библиотеки занял немногим более двадцати минут, и они не сказали друг другу ни слова. Но у него возникло ощущение, что они беспрерывно болтали всю дорогу.
Автомобиль притормозил у фасада библиотеки, но ни один из них не двинулся. Водитель пожал плечами, приглушил мотор и сидел в ожидании.
Через некоторое время водитель спросил:
— Ну, что будем делать дальше?
— Дальше мы поедем дальше, — сказала она.
И, придвинувшись к Харбину, она дала водителю адрес.
Это оказалось почти что на самом севере города, в районе, известном под названием Германтаун. Чтобы добраться туда, автомобиль должен был проехать к Шуилкилл-Ривер, миновать Уиссахикон-Крик, а затем пробраться сквозь ряды маленьких домишек рабочего люда, которые жили в пригородах Германтауна. Автомобиль углубился в Германтаун и наконец затормозил у фасада небольшого дома в середине плохо освещенного квартала.
Внутри дом представлял собой комбинацию сливочно-зеленого и темно-серого. Зеленый преобладал: мебель — зеленая, обои на стенах — тоже зеленые, ковры — темно-серые. Это был старый дом, перестроенный по-новому. Над камином, внутри широкой табачного цвета рамы, висел рисунок — портрет Деллы, исполненный табачного цвета темперой на очень бледной табачной оберточной бумаге. Судя по подписи, художник был испанцем.
— У тебя полно денег, не так ли? — спросил Харбин.
— Достаточно.
— Откуда ты их взяла?
— Мой муж умер год назад. Оставил мне весь свой доход. Пятнадцать тысяч в год.
Она расположила тело на мягкой софе, которая выглядела так, будто сделана из фисташкового мороженого и готова в любую секунду растаять. Он тоже направился к софе, затем повернул в сторону и остановился, упершись в стену.
— Как ты проводишь время?
— Ужасно, — отвечала она. — Слишком много сплю. Оттого что все время сплю, я чувствую себя больной и усталой. В один прекрасный день я открою магазин или что-то в этом роде. Иди сюда.
— Позже.
— Сейчас.
— Позже. — Он остался стоять лицом к стене. — У тебя много друзей?
— Ни одного. Я имею в виду настоящих друзей. Так, несколько человек, с которыми я знакома. Я выхожу с ними в свет, и вечер начинает тянуться до бесконечности, и доходит до того, что я чувствую себя как зажженная шутиха. Не выношу людей, которые не слишком впечатляют.
— Ты находишь меня впечатляющим?
— Иди сюда, и мы это выясним.
Он одарил ее слабой улыбкой.
— Не считая этого, — он кивнул на софу, — что мы, по-твоему, можем предложить друг другу?
— Друг друга.
— И все?
— Все на свете, — решительно произнесла она. — И по-другому я не согласна. Это ты должен обо мне знать. Первый раз я вышла замуж, когда мне исполнилось пятнадцать. Мальчишка был на пару лет старше, и мы жили на соседних фермах в Южной Дакоте. Мы были женаты несколько месяцев, а затем его переехал трактор. Я отправилась искать другого мужчину. У меня не было идеи выходить замуж, просто я нуждалась в мужчине. И я нашла себе мужчину. А потом другого. И еще. Одного за другим. И у каждого имелось что предложить, но все это было не то, чего я хотела. Я всегда знала, чего я хочу. Шесть лет назад, когда мне было двадцать два, я вышла замуж во второй раз. Это произошло в Далласе, где я продавала сигареты в ночном клубе. Мужчина был женат, он находился в Далласе со своей женой. Они проводили отпуск, первый настоящий отпуск за десять лет. Ему было сорок, и ему повезло в жизни. Медные копи в Колорадо. Он начал вокруг меня увиваться, и в конце концов его жена отправилась обратно в Колорадо и получила развод. Мужчина женился на мне. Через четыре года он начал действовать мне на нервы. Он начал ревновать. Ревность — это нормально, когда ревнуют красиво. Ты понимаешь — мягкая жесткость. Тогда это привлекательно. Но с ним все было окрашено в ярко-красный цвет. Он угрожал оторвать мне голову. Однажды вечером он ударил меня по лицу. Кулаком. Это было немногим больше года назад. Я предложила ему собрать вещи и отправляться в дальние края. В другую часть света. Он уехал и через несколько дней выбросился из рыбачьей лодки. Я начала искать другого мужчину. Всю свою жизнь я ищу подходящего мужчину. Думаешь, мне следует продолжать поиски?
На это он ничего не сказал.
— Я хочу, чтобы ты ответил. Чтобы ты ответил сейчас.
— На это нужно время.
— Не зли меня. — В ее голосе послышалась некоторая жесткость. Она вела себя так, словно они находились в самой середине кризиса. — Я ждала сегодняшнего вечера. Я ждала долго. Сегодня я сидела за столом и смотрела на тебя. Я смотрела, как ты поглощаешь свой ужин. И я знаю — я нашла.
Он посмотрел на свои часы:
— Мы знакомы друг с другом ровно два часа и шестнадцать минут.
Она поднялась с софы и двинулась к нему:
— Ты позволяешь своим часам принимать за тебя решения? Я никогда не следила за временем. Я не хочу, чтобы оно мною управляло. Я знаю. Я стою здесь и говорю тебе, что я знаю. И ты тоже знаешь. И если ты станешь это отрицать, если ты станешь сомневаться, если ты не решишься прямо сейчас, клянусь, я вышвырну тебя отсюда...
Приблизившись, он закрыл ей рот.
Влага ее губ проникла прямо в его вены. Внутри него словно взорвалось что-то, и все разом вылетело у Харбина из головы, и вошла Делла, и заполнила его мозг так, что он весь состоял из одной Деллы. Один лишь миг Харбин пытался избавиться от нее и вернуться к себе, и в этот миг они помогали ему — Доомер и Бэйлок. Они помогали ему, когда он пытался выбросить Деллу из головы. Но Глэдден не помогала. Глэдден не было нигде поблизости. Глэдден должна находиться здесь, чтобы помочь. Глэдден позволила ему пасть. Если бы Глэдден не уехала, этого бы не случилось. Все — по вине Глэдден. Он дошел до этой точки и уже не мог думать дальше, потому что дальше была только Делла, всюду — Делла. Они оказались очень далеко от земли, и там не было ничего, кроме Деллы.
* * *
В шесть с чем-то утра он стоял под душем и позволял воде, настолько холодной, насколько это было возможно, скользить по нему. Он слышал ее голос через дверь ванной комнаты, спрашивающий, что он будет есть на завтрак. Он предложил ей отправляться обратно спать, что он поест где-нибудь в городе. Она ответила, что он будет завтракать здесь. Когда он спустился вниз, апельсиновый сок был уже выжат и она возилась на кухне с яйцами и беконом.
Они пили апельсиновый сок маленькими глотками. Она сказала:
— Скоро мы будем делать это за городом.
— Тебе нравится деревня?
— Очень далеко у меня есть одно местечко. На полпути отсюда до Харрисбурга. Это ферма, но нам не нужна ферма. Мы просто будем жить там. Это потрясающее место. На моем автомобиле мы будем там после полудня. Мы выезжаем сегодня, и я покажу его тебе.
— Я не могу.
— Почему?
— Я должен повидать пару человек.
— Ты хочешь сказать, что у тебя есть работа?
— В какой-то степени.
— И как долго тебя не будет?
— Я не знаю. Поговори со мной. Расскажи мне побольше об этом месте в деревне.
— Это около трехсот миль с другой стороны от Ланкастера. Знаменитые круглые холмы Пенсильвании. Ферма — на очень высоком холме. Она находится не на самой вершине, а на пологом склоне. За фермой склон снова круто идет вниз. Оттуда видны другие холмы, которые уходят все дальше. Самые зеленые холмы из всех, что ты когда-либо видел в жизни. А потом — вдали, достаточно далеко, но почему-то кажется, что они совсем рядом, — горы. Лавандовые горы. Ты можешь увидеть реку, но еще раньше ты увидишь ручей. Он мчится прямо на тебя, изгибаясь, струится к пруду, который так близко, что ты можешь до него дотянуться. И ручей может тебя забрызгать, если ты откроешь окно в спальне. Он достаточно глубокий, этот пруд, так что поутру, если у тебя есть настроение, ты можешь прыгнуть в воду прямо из окна.
— Что мы будем там делать?
— Просто жить. Вместе, в этом местечке на склоне холма. И ни души рядом.
Он кивнул. И внутренне повторил кивок.
Они окончили завтрак, выпили еще по чашке кофе и выкурили по паре сигарет, а затем она проводила его до двери. Он положил руки ей на лицо.
— Ты останешься здесь, — сказал он. — Будешь ждать моего звонка. Я вернусь вскоре после полудня, и мы отправимся осматривать наши владения.
Ее глаза были закрыты.
— Я знаю, это — навсегда. Я знаю это...
* * *
Такси домчало его до Кенсингтона и Аллегени. Он решил остановить машину в семи кварталах от Берлоги. Он не чувствовал себя так, словно возвращается туда. Он не испытывал никакого желания увидеть Берлогу. В глубине души Харбин мечтал, чтобы то место, куда он шел, было каким-то иным. Чего ему действительно хотелось — это поймать другое такси и ехать обратно к Делле.
