Часов в десять вечера Немая вышла из мотеля и принялась голосовать на дороге. Учитывая, что посудомойка мотеля настоящая красотка, Светлова уже была наготове — за рулем. И действительно, симпатичную девушку посадили в машину почти сразу.
И Аня двинулась по пятам. Следом. На окраине города Немую высадили. Темный силуэт Немой призрачно скользил по пустынной улице, изредка проявляясь в квадратах света, падающего из окон.
Аня же, время от времени ненадолго останавливаясь, ехала потихоньку следом.
Наконец девушка остановилась у явно поджидающей ее в сумраке лип машины.
Навстречу ей вылез рослый брюнетистый тип, заключив ее без промедления в объятия.
Понятно, в чем дело! И смешно. Если не сказать — глупо! Светлова оказалась в довольно странном положении свидетельницы страстного свидания.
Практически не размыкая объятий, парочка умудрилась погрузиться в джип.
Анна уже опасалась не на шутку, что страстные поцелуи Немой и ее дружка — это только увертюра, а вскоре последует и все остальное.
Ребром вставали вопросы этического порядка: наблюдать ли все это? Или уехать? Хорошо хоть на таком расстоянии без подробностей…
Итак, у Немой, оказывается, действительно есть друг. Возможно, это самая “страшная” ее тайна. Ха-ха! Всего-то навсего. И из-за этого Ане придется, что называется, свечку держать? Стать свидетельницей банальной автомобильной любви? Довольно унизительная ситуация.
Не то чтобы целомудрие Светловой совсем этого не позволяло. Главным образом ее смущало другое. Вдруг это окажется бесполезной тратой времени? Вот из-за чего были Анины сомнения.
Правда, возвращаться в “Ночку” было уже и вовсе глупо — так она вообще ничего не узнает.
Но мужчина в машине, на Анино счастье, все-таки разомкнул страстные объятия, и автомобиль с ним и Немой тронулся с места.
И Светлова опять поехала следом. Однако в таком пустынном и безлюдном, а главное, безавтомобильном городе ничего хорошего получиться из этого, конечно, не могло.
Автомобиль впереди прибавил скорость и резко свернул влево. Светлова, тоже прибавившая, чуть не проскочила поворот, резко повернула и.., чуть, лоб в лоб, не въехала в милицейский “газик”. Вот тебе и безлюдный, безавтомобильный город!
Визг тормозов, крепкие, очень крепкие, выражения.
Между капотами осталось расстояние сантиметров в десять. Не больше.
Светлова решила не торопиться навстречу сильным ощущениям. Ей их и так уже хватало с избытком.
Откинувшись в кресле сиденья, она как-то уж слишком рассеянно наблюдала, как из “газика” выбирается фигура в милицейской форме.
Наступил момент, когда непруха идет так плотно, что становится, в общем, уже все равно: крылышки складываются — и можно лететь камнем вниз.
По закону подлости, которая сопровождала ее с того треклятого мгновения, когда она решилась остановиться возле “Тойоты” Фофановой, бутерброд сейчас не только упал маслом вниз, но и размазался так, что не соскребешь и не отмоешь.
Фигура приблизилась, “личико” в фуражке наклонилось к окошку…
— Батюшки! — заерничал до боли знакомый голос.
Час от часу не легче.
— Какие люди!
Ну, разумеется, ничего другого уже и не имело смысла при такой непрухе ожидать. Это был Богул. Светлова невежливо молчала.
— Да что же такое, Анна Владимировна? Даже и не поздороваетесь? Ничего не понимаю. Медом тут у нас, что ли, намазано?
— Насчет меда это вы, конечно, погорячились.
— Неужели?!
— Сказала бы я, чем тут у вас намазано…
— Ну и скажите, скажите! Зачем в себе держать? Зачем отрицательные эмоции копить? Вредно для здоровья. Выговоритесь! А уж мы потерпим — и не такое на рабочем месте слыхивали.
— Да не хочу я с вами говорить.
— Вот как… Причина?
— Противно.
— Замечательная причина. Если бы эта причина считалась уважительной, полмира бы уже онемело. Так что не молчите, настоятельно советую. А то я сейчас как составлю протокольчик!..
— Ну и вперед.
Светлова демонстративно отвернулась.
— Да ладно, Светлова, — миролюбиво и каким-то на удивление человеческим голосом вдруг сказал Богул. — Колитесь! Какого лешего вы тут у нас, в городе, застряли? Я же сказал вам русским языком, что вы можете уезжать!
Еще секунду Светлова раздумывала, стоит ли ей верить в ментовскую человечность. Но выбора у нее все равно не было.
— Мало ли что вы сказали, — неспешно начала Анна свое печальное повествование. — А вот некоторые другие так не считают!..
Повествование оказалось недлинным и давно уже закончилось, а Богул все молчал и смотрел куда-то вбок.
Безнадежная позиция.
Когда люди, от которых ждут помощи, смотрят вбок — это нехорошая примета.
Ну, разумеется, Светлова ничего иного и не ожидала. Но где-то на донышке души все-таки теплилась атавистическая советская, неискоренимая ничем до конца надежда: “Моя милиция меня бережет”.
Но Богул молчал — и все глядел вбок.
— Ну, Аня… — наконец развел он руками, — вы же сами все лучше меня понимаете…
— Да понимаю, конечно! — сочувственно вздохнула Светлова. — А помните, когда-то в милицейском лексиконе было такое замечательное слово “привлечь”? Знаете, этакий очередной бравый Анискин бодро говаривал: а вот я привлеку его сейчас к ответственности!
— Мало ли чего раньше было… Анискин! Вы бы еще Дзержинского вспомнили. Ну сами подумайте: как я могу привлечь Фофанова?! Или чем? Разве что своей мужской красотой… Но очевидно, что ни он, ни я…
— Даже этого вы не можете, — Светлова включила, зажигание. — Беспомощные органы — ничего-то они не могут.
— А знаете, я даже отчасти рад, что вы остаетесь.
— Вот спасибо!
— Получается, что вы не можете отсюда смотаться, пока не раскроете дело Фофановой… Так? А может, оно и правильно… Все-таки у меня хоть и кожа толстая уже стала, милицейская, но как-то не по себе, когда вот так народ исчезает на трассе…
— Неуютно товарищу милиционеру?
— Я, конечно, не могу взять Фофанова за…
— Богул!
— За шкирку взять не могу… Увы! Но поиграть на вашей стороне…
— Отличное предложение от правоохранительных органов, отвечающих за безопасность граждан! Поиграть на моей стороне, говорите?
— А что? Вы против?
— Отчего же? Давайте сыграем.
— Тогда… Перво-наперво опишите-ка еще раз поподробнее дружка этой… Ну, у которой кроссовки грязные…
— Не грязные, а глина на них засохла. Белая.
— Ну, глина — белая, я понял. А дружок?
— А дружок — черный. Кавказец.
— Видите, сколько у нас уже исходных данных… А теперь еще поподробнее.
Светлова стала восстанавливать в памяти зрительный образ парня, вылезавшего из джипа навстречу Немой. Постаралась припомнить то немногое, что удалось разглядеть при свете фар и потом, когда парочка обнималась в скупо освещенном салоне.
— Он что.., кого-то вам напоминает? — наконец спросила Светлова, глядя, как задумался лейтенант.
— Да как сказать… — с некоторым сомнением в голосе заметил Богул, внимательно выслушав Анины описания друга Немой. — С татушкой в виде пистолета молодой человек, говорите?
— Да.
— Ну, сами могли бы догадаться…
— А что?
— Друг-то у нее, как понимаете, не очень… Отнюдь не “мальчик из хорошей семьи”.
— А что — просто из Семьи?
— Именно! Судя по татушке, это Отарик Кикалишвили. У нас в городе преступные кадры солнечной республики, неравномерно рассредоточенные на просторах федерации, представляет именно этот замечательный юноша.
— Насколько замечательный?
— Две судимости. Вымогательства, рэкет.
— Понятно.
— Вот именно, что ничего не понятно. Но, во всяком случае, я могу его вызвать и потолковать.
— Как хорошо быть властью, — восхитилась Светлова. — Это, наверное, совершенно особое ощущение, когда можно взять кого хочешь за.., шкирку — и потолковать?! Правда, Богул?
— Правда.
— Ну, кроме Фофанова, конечно. Его нельзя. Опасно. Это немного портит настроение?
— Немного портит, — миролюбиво согласился лейтенант. — Кстати, колония, в которой отбывала срок Нина Фофанова, здесь неподалеку, — заметил Богул.
— Да?! — изумилась Светлова.
— Да.
Богулу очень нравилось быть лаконичным. Это был, кажется, его фирменный стиль.
* * *
Перед сном уже обязательный телефонный разговор:
Да, Петя, милый, это я.
Нет, ну что ты.., со мной все в порядке.
Да, весь день дышала воздухом…
Я же говорила, это просто чудный пансионат.
Да, Петр, погода стоит замечательная… Двадцать пять выше нуля… Для осени просто замечательно, правда?
Ну что тебе еще рассказать?.. Бродила почти весь день по берегу… Песок таял под ногами у самой кромки воды, размытый волнами. Тут есть одно место… Скалистые обрывы, где вода, кажется, руку протяни — коснешься дна, такая прозрачная, а на самом деле — невероятная глубина…
