— Как это?
— При попытке взломать коды и войти на закрытые каналы все эти хакеры-кракеры подхватывают вирус, который, что называется, «за шесть секунд» сносит все программное обеспечение «атакующего». Более того, после этого «поражения» практически невозможно установить заново все эти «Windows», «Norton Commander» и прочие операционные системы. И «отцедить» вирусную программу не удается. Она садится и на винчестер, и в оперативную память. Машины просто не запускаются…
— Нескромный вопрос, Кирилл Петрович, — осторожно перебил Генрих. — Вас интересует конкретно система защиты или то, как войти в закрытые каналы фирмы «Малекон»?
— Как выражался товарищ Винни-Пух, «и того и другого, и можно без хлеба». Сама по себе система активной защиты информации, которую создала Аня, — это очень хороший товар. Но то, что она прикрывает у «Малекона», я думаю, не менее интересно. Больше, пожалуй, даже тебе знать не следует.
— Неплохо для начала! — хмыкнул Птицелов. — Ну, а нельзя ли, скажем, решить, вопрос по-простому? Прийти к девочке на квартиру в форме, предъявить удостоверения и постановления, найти у нее, допустим, пять грамм героина, а затем вывезти ее в какое-то уютное место и там поговорить начистоту. Или, например, сцапать где-нибудь ее папочку, мамочку, того же Гену? А потом провести тихую, проникновенную беседу на интересующую вас тему. И все это, между прочим, без какого-либо участия «мамонтов» и Тарана, так сказать, наличными силами и средствами…
— Ты тут только что говорил, Генрих, — осклабился Кирилл Петрович, — что лишь благодаря нашему давнему знакомству не подозреваешь меня в подставе. Я сейчас могу ответить в том же духе, то есть сказать, что лишь благодаря нашему давнему знакомству не подозреваю тебя в наивности. Если б варианты, о которых ты говорил полушутя, были возможны, то я, вероятно, не стал бы обращаться к тебе.
— А можно узнать, почему эти варианты невозможны? — прищурился Птицын, заметно посуровев. — Одно дело — если есть объективные препятствия, а другое если есть желание загрести жар чужими руками. То есть заработать как следует самим, а с исполнителями рассчитаться по низшей ставке.
— Генрих, тебе не кажется, что мы можем с тобой поссориться? Ты хорошо подумал, прежде чем высказаться? — нахмурился Кирилл Петрович. — Или ты всерьез думаешь, что двести бойцов, которые у тебя под командой, позволяют тебе произносить невзвешенные фразы? Ты вообще-то адекватно воспринимаешь свое место в жизни?
— Вполне, — несколько сбавив тон, произнес Птицелов. — Я знаю, чего стою, и прекрасно понимаю, что без вас мне мало что светит. Вы — голова, я — руки и ноги. Но не хотелось бы цитировать известную пословицу…
— Насчет того, что «дурная голова рукам покою не дает»? Но ты не считаешь «голову» дурной. Тебе кажется, что она лишком хитрая, верно?
— Примерно так. Но вы все-таки не ответили: у вас есть объективные причины использовать в работе моего человека, при том что у вас полно своих людей?
— Есть эти объективные причины, есть! — с легким раздражением в голосе сказал Кирилл Петрович. — Начнем с того, что все эти фиктивные аресты или задержания слишком заметны. Сейчас не тридцать седьмой год, когда каждый день кого-нибудь хватали и уводили. К тому же сейчас все стали юридически грамотные и даже дверь так просто не откроют. Железную дверь сразу не сломаешь, а пока будешь над ней маяться, Петерсоны начнут звонить куда попало, и все пойдет прахом. Во-вторых, для этого дела надо снаряжать целую группу, обеспечивать прилично оформленными ксивами, милицейской формой и, кроме того, привлекать понятых, чтоб все было правдоподобно. Иначе все это будет выглядеть как разбойное нападение, с шумом, гамом, а возможна, и со стрельбой. Кому это надо?
— Никому, бесспорно…— мрачно кивнул Птицын.
— Иное дело, — продолжил Кирилл Петрович, — когда к знакомой девушке приедет знакомый юноша, припомнит, как он зимой помог ей тащить телевизор и как получил от нее очень нужные компакт-диски, а потом скажет, допустим, что у него есть к Ане весьма интересное предложение, связанное каким-то боком со светлой памятью Павла Степановича. Который, царствие ему небесное, видимо, не был безразличен юной госпоже Петерсон. Что, девочка не сядет с ним в машину? Сядет и спокойно поедет, а напугается только тогда, когда окажется под контролем более солидных людей.
— Короче говоря, вся работа у Юрки будет состоять только в том, чтоб заманить девочку в западню? — хмуро произнес Птицын. — Так бы и сказали сразу. А то у меня создалось впечатление, что вы ему собираетесь целую разработку доверить. На фига было разводить все эти рассуждения насчет «информации», которую он-де может узнать? Насчет профессионалов и дилетантов? Эта работа, которую вы предлагаете Тарану, называется «подай-принеси». С ней он, конечно, вполне справится. Практически ни о чем толком не зная.
— Видишь ли, Генрих, нюансы ведь всякие бывают. Информация может всплыть очень неожиданно. Например, девочка догадается, перепугается и захочет сразу же все выложить тому, кто за ней приехал. Дескать, все скажу, только верни меня домой. Да еще скажет, что эти сведения больших денег стоят. Примерно половина так называемых профессионалов, продумав ситуацию как следует, спрячет Аню в каком-нибудь укромном месте, а то и вовсе бесследно уберет. Конечно, после того как сумеет узнать все ее секреты. И сам при этом скроется так, что отыскать его будет непросто— В общем, в случае с твоим парнем мы по крайней мере от этих осложнений гарантированы.
— Ладно… — вздохнул Птицын. — Когда его надо отправлять в столицу?
— Строго говоря, «вчера». Лучше, если он успеет уехать сегодня через час-полтора, а вечером уже будет в Москве и начнет выполнять задание. Тут, брат, промедление смерти подобно, как выражались Петр I и Владимир Ильич Ленин. Наверно, именно поэтому у них всегда все получалось не «как всегда», а так, как им было нужно.
— Вот незадача, — проворчал Генрих, — придется его очень разочаровать…
ОБЛОМ НАДЕЖД И КРАХ МЕЧТАНИЙ
Два часа, отпущенные тетей Тоней молодежи на… хм!.. неформальное общение в дневное время, к моменту завершения разговора Генриха Птицына с Кириллом Петровичем еще не истекли. И Алексей Юрьевич, хотя и успел пару раз намочить пеленки, после того как его заворачивали в сухое, особо не орал и не отвлекал своих родителей от их нежного общения. Только хлюпал пустышкой и периодически пытался подглядывать, что там мама с папой делают. Прежде Таран даже смущался этих лупающих глазенок, ибо они были какие-то ужасно понятливые, и Надьке было непросто убедить Юрку, что Дите ничего еще не соображает. В конце концов решили, что надо вешать на бортик кроватки пеленку, чтоб любознательный младенец не развивался слишком быстро.
Примерно то же происходило и сегодня. Забрались в постельку, побесились, повертелись, поигрались, немного передохнули. Надька завела разговор, что у нее молоко бежит ручьем и ей приходится по четыре бутылочки отцеживать, потому Алешенька все высосать не может, он еще маленький, хотя вроде бы кушает вволю, даже больше нормы. Таран терпеливо слушал все эти откровения через полудрему, привалившись к Надькиному пухлому и удивительно уютному боку. Можно было, наверно, и поспать, против чего Таран был очень даже не против, но тут тишину квартиры нарушил дверной звонок.
— Это еще кто? — дернулась Надька. — Мы вроде никого не приглашали…
— Может, тетя Тоня уже пришла? — зевнул Юрка.
— Она с ключом ходит и не стала бы звонить. — В голосе Надьки звучала явная тревога.
Да, все-таки прошлое бесследно не прошло. Таран, хоть и был убежден, что никакой прямой угрозы за этим звонком в дверь не стоит, разом стряхнул с себя расслабуху и принялся одеваться. Звонок повторился и прозвучал очень настырно, требовательно. Опередив Надежду, Таран вышел в прихожую и глянул в глазок.
— Свои, свои, — бас Генриха Птицелова Юрка расслышал даже раньше, чем сумел рассмотреть его на лестничной площадке.
Таран отпер дверь, впустил командира. И — очень удивился. Птицын приехал один, с цветочками, с тортиком и даже — в отличие от Тарана! — еще и бутылкой шампанского и коробкой шоколадных конфет.
— Ой, Генрих Михайлович! — пропищала из-за Юркиной спины явно обрадованная Надежда, запахнувшаяся в халатик. — Что ж вы нас не предупредили?
— Ну, я решил, что как крестному папе можно и без пред упреждения! широко улыбнулся Птицын, а Юрка каким-то чутьем уловил, что Птицелов слегка фальшивит. И догадался скорее сердцем, чем разумом: похоже, его четырехсуточный отпуск прекращается, едва начавшись. Хотя найти какое-то рациональное объяснение этому не мог.
— С новорожденным, товарищи бойцы! — Генрих Михайлович вручил Надежде букет.
— Юр, там вторая ваза была, — распорядилась Надежда, принимая цветочки, шампанское надо в холодильник поставить, только в морозилку не клади, а то бутылку разорвет!
