Ознакомительная версия.
– Подпол есть? – спросил я.
Подумав, старик покачал головой. Я еще раз осмотрелся и оттянул стволом драный половик, лежащий посреди комнаты. Подпола не было. Тесанные рубанком, крашеные половицы.
– А на улице? – спросил я губами. Старик еще раз подумал и опять помотал головой.
– Извините, – сказал я. – Видимо, те, кого мы ищем, пробежали стороной. Еще раз извините, что напугали.
Дряблый подбородок задрожал, глаза наполнились слезами. Я приветливо улыбнулся и, сунув пистолет за пояс, вышел на крыльцо. Янка, сидящая за печкой, смотрела на меня с интересом. Венька рассеянно перебирал ногами вывалившиеся из поленницы чурбаки. В стороне трещали кусты – Крюгер проводил зачистку.
– Пошли, – сказал я. – Не было здесь вурдалаков.
– Ты уверен? – озадаченно почесала стволом переносицу Янка.
– Не было, – решительно заявил я. – Выдвигаемся, коллеги, время теряем, смоются же, гады...
Мы добежали до кустов, ввалились в гущу ветвей и увядающей листвы. Я хлопнул ладонью по воздуху, давая понять, что прибыли. Дураками эти трое не были – не вникая в тонкости, сообразили, что предстоят интересные события. Я помчался обратно по широкой дуге, продрался сквозь кусты, зигзагами одолел участок редколесья и через минуту уже сидел за развесистой осиной метрах в тридцати от навеса с дровами. Имелся у старика Савельева погреб! Воровато озираясь, он выбрался из зимовья с мукой на заслуженно-милицейской физиономии, потрюхал под навес, подтягивая мотню. Согнувшись в три погибели, принялся отгребать разбросанные под поленницей дрова, по которым еще недавно топтался Венька. Обнажилось прибежище бесов – жестяная крышка погреба без выступающих элементов. Старик отодвинул крышку, что-то промямлил в подвальное нутро. Скрипнула лестница, полезла подземная нечисть. Красавчики те еще. Сивохин сверкнул «волчьей пастью» – у этой мрази стойкий комплекс к собственной внешности, – выкарабкался из погреба, оттолкнув старика, наладил ствол в пузо.
– Сымай куртец, дедуля, тебе он уже на хрен не нужен...
Савельев срывал пальцы, пуговицы не слушались. За Сивохиным, похабно скалясь, выбрался Хрипач – бритый череп со шрамом. Не сказать, что сильный, но прилично накачанный. И зачем такой нечисти в зоне оборудуют спортзалы? Он волок связанную женщину в ночной сорочке. Та мычала, жилы на висках надулись, побелели. Рот был замотан ветошью. В глазах у женщины стояли слезы, ночнушка порвалась – похоже, в подвале подонки неплохо проводили время.
Они вертели головами, щерились, нервно хихикали.
– И портки сымай, дедуля, – ткнул Сивохин старику в живот, отчего тот не устоял и упал на чурбак, вскрикнув от боли.
– И вообще тащи весь прикид, – ощерился Хрипач. – Дальняя дорога предстоит.
– Лишь бы не в казенный дом, – гоготнул Сивохин.
– И для телочки шкурки тащи, – бросил Хрипач, – не в ночнушке же побежит.
– Пожалейте Эмму, парни... – взмолился старик. – Вы же обещали, что не тронете ее... Я милиции сказал: не видел вас – все как вы просили... Лучше меня возьмите...
Эмма замычала, задергалась. Старик метнулся к ней – Сивохин сделал подсечку, и доверчивый старец покатился по поляне, загибаясь от боли. Подонки гоготали. Я плавно надавил на спусковой крючок – «макаров» гавкнул. Берданку вырвало из клешни Сивохина, отбросило. Упырь схватился за ужаленную руку, затравленно завертел головой.
– Не двигаться! – рявкнул из-за дерева Крюгер. – Вы окружены!
– Вязало!!! – истошно завопил Сивохин.
Скачок – он помчался догонять карабин. Грохнуло со всех сторон. Беглец завертелся, как веретено, рухнул на колено, физиономия затряслась от страха. Матерно верещал Хрипач. Блеснул нож. Беглый прижал к себе женщину, слившись с ней в жутковатом танце, вдавил лезвие в горло и начал медленно отходить.
– Я пришью ее! – орал он на весь лес. – Не подходить, волки позорные, я пришью ее!!!
До ближайшего кустарника он худо-бедно добрался, но так орал, что не слышал шороха у себя за спиной. Венька выкатился колобком, молодец парень. Взлетел, как на пружинке, рукоятью по башке, вывернул локоть. Мы с Сивохиным уже столкнулись – ахнула грудина, я схватил его за ворот, коленом в пузо, швырнул на поленницу, которая тут же дрогнула и стала разваливаться. Складываясь, улеглась на землю женщина. Винтом пролетел Хрипач, пораженный каблуком в гребень подвздошной кости (которая над ягодицей), выронив нож, поднялся, отступил... и страх затопил расписанную шрамами физиономию – нога провалилась в погреб, он замахал руками, загремел, ломая лестницу.
– Ух ты, – восхищенно вымолвил Венька, осторожно приближаясь к краю. Вытянул шею. – Как низко пал...
Я выдернул Сивохина из разоренной поленницы. Он пускал пузыри, держался за живот и уже готов был выстрелить в меня залпом блевотины.
– В животе ураган, дружок? – злорадно осведомился я и прямым в переносицу отправил негодяя в нокдаун.
Все.
– Аминь и аллилуйя, – жизнерадостно возвестил Венька, смыкая грязные ладони.
– Обошлось, – прокомментировал из куста Крюгер.
Подошла, держась за удаленный аппендицит, Янка.
– Умотали вы меня, мужики, болею я чего-то...
– Предупреждали вас, Яна Владимировна, – проворчал Венька. – Но нет, вы к каждой бочке затычка. Вам нужно постоянно контролировать мужиков, поскольку мужики тупые... Крюгер, вылезай из куста, в конце концов, ты же не бог, а мы не Моисеи.
– А я и отсюда могу погавкать, – огрызнулся Крюгер.
– А при чем тут бог? – не поняла Янка.
– Как? – сказал Венька. – Моисей. Человек, который знал короткую дорогу. Сейчас мы проведем маленький тест на «АйКью».
– А что такое «АйКью»? – спросил из куста Крюгер.
– Тест закончен, – вздохнул Венька.
Мы со стариком распутывали женщину.
– Вы уж простите меня, – шептал старик, делая просящие глаза. – Они сказали, что убьют Эмму, если я признаюсь вам, что они здесь... Я не мог... Она моя племянница, последняя родственница на этой земле...
– Нормально, мужик, – отмахнулся я. – Понимаем, не дураки. Одно непонятно – на что ты рассчитывал? На честное слово, данное истинными джентльменами?
Венька дважды выстрелил в воздух. Женщина вздрогнула, подтянула колени, машинально прикрывая прорехи в ночнушке.
– Не волнуйтесь, – сказал я. – Будем надеяться, что скоро сюда прибудет транспорт и люди в погонах.
Крюгер притащил из дома черный плащ, набросил женщине на плечи. У нее были большие голубые глаза, загорелые ноги. Тонкие сеточки в уголках глаз печально свидетельствовали о том, что время не стоит на месте.
– Они над вами надругались? – спросил я.
Она сглотнула и сделала попытку улыбнуться.
– Нет... Только пытались... Тот, что в шрамах, терзал свой огрызок, потом взбесился, по щеке меня ударил... Волновался сильно... А второй хоть и вел себя по-хамски... мне показалось, он боится женщин...
– Зато детей он не боится, – плюнула в скрюченного Сивохина Янка.
Я помог женщине подняться, отвел под березу, где у старика имелось «место для курения» – доска на двух пеньках.
– Мне кажется, я вас где-то видел, мэм... Не в клубной ли библиотеке? На вас еще очки были – такие большие, тяжелые... Ну, конечно, вы работаете в библиотеке..
– Работаю, – не стала она спорить. – А вы в последний раз взяли у меня трехтомник Рекса Стаута и не торопитесь возвращать.
– Не прочел еще, – смутился я. – Сами видите, чем приходится заниматься в свободное от работы время. Вы еще пытались навязать мне новый опус Олеси Рабской про жителей Рублевского шоссе – жутко интересно, особенно таежному обитателю. Вы так смешно уверяли, что в Москве это хит продаж номер один и на все Саяны дали только один экземпляр...
– Не сочиняйте, – она шутливо ударила меня по плечу (то есть, в принципе, очнулась). – Про единственный экземпляр я вам не говорила...
Прибыл «УАЗ»-микроавтобус, прибежали патрульные, довольные тем, что оказались не при делах. Беглецов загрузили в передвижной обезьянник, старик Савельев выразил желание остаться на пасеке (показания тщательным образом запротоколировали), остальные по моросящему дождю потянулись в Рыдалов...
Начальство смилостивилось – разрешило поспать до обеда. Но это никак не повлияло на мое желание обмотать Кудыкина вокруг стояка отопления. Я проводил Эмму до дома. Она проживала в одноэтажном двухквартирном строении. Яблоневый переулок выходил на Советскую улицу. Женщину лихорадило, она куталась в тонкий плащ и мою куртку без утеплителя. Много говорила, хотя и смущалась своей многословности. О том, как развелась с журналистом, страдающим творческими запоями (и запорами), перебралась из большого города в Рыдалов. Решение трудное и осознанное – убраться подальше от цивилизации, не думать о деньгах, изменить жизнь. О старике Савельеве, который сделал ей полдома, снабжает пчелиным творчеством (которое она терпеть не может) и норовит поделиться последним. Сегодня в библиотеке выходной, по приглашению родственника решила провести ночь в бору, вечером он ее привез, обещал на рассвете показать отличное грибное местечко в Коровьей балке...
Ознакомительная версия.
