Наклонившись вперед, он вперил взгляд во враждебные глаза Дойла.
– Это все серьезное дело. Это политика. Вот о чем идет речь. Ты думаешь, что политик не обязан отчитываться перед кем-то наверху.
– Но не перед теми, перед кем отчитываешься ты, – горько заметил Дойл.
Пат рассмеялся:
– Ты думаешь, что другая сторона – это чистые люди. Ты думаешь, что ирландские и английские мошенники лучше, что они более моральны, менее грязны, чем итальянцы. Ты знаешь, как я впервые встретился с твоим любимым президентом? Это было на Парадайс-Айленде, он находился в логове, которым владел его приятель, и он знал, что это логово гангстеров. Ты зря тратишь время, Дойл. Почему бы тебе не уйти на пенсию, не открыть какое-нибудь дело и не разбогатеть, как остальные бывшие твои коллеги?
Дойл молча собрал фотографии и рапорты и положил их в портфель. Он поставил почти полный стакан на полированную поверхность стола.
– Пат, ты был продажным с самого начала, когда еще был патрульным. Не знаю, почему мне столько времени потребовалось, чтобы это понять.
– Потому что ты был туп с самого начала. К сожалению, половины итальянской крови оказалось недостаточно, чтобы тебя вразумить. Где-то здесь должна быть ошибка. Ты не можешь быть моим двоюродным братом!
Глаза Дойла сверкали от ярости:
– Я был бы рад отдать каждую каплю этой крови, если бы мог этим остановить твои психованные амбиции. У тебя было столько успеха, столько власти, что, кажется, ты начал считать себя помазанником Божьим. Ты даже Китти обдурил...
– И это тоже тебе не нравится. Ты знаешь, что мне только стоит посмотреть на нее, и она становится мокрой между ног?
Дойл схватился за крышку стола. На мгновение показалось, что он собирается прыгнуть и вцепиться Пату в глотку. Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь взять себя в руки.
– Я не буду сейчас тебя трогать, Конте. Но я тебе устрою такое, что тебе действительно будет больно. Я отрежу тебе яйца. Я тебя так достану, что даже Китти увидит, какой ты зловредный хрен. Я не отцеплюсь от тебя, Конте. Ты от меня никогда не отделаешься, пока не окажешься за решеткой или мертвым. На этот раз я тебя не могу остановить. Но я беру тебя на заметку. Если тебя и выберут губернатором, то ты останешься им только через мой труп.
Глаза у Пата сузились, он стоял, оперевшись на стол руками, как бы решая трудную проблему. Он подождал, пока Дойл не запрет портфель и не поднимет на него глаза.
– Через твой труп, говоришь? Ладно, я буду иметь это в виду. У тебя есть что-нибудь еще? – спросил Пат, и голос его был тихим и очень холодным, как кусок сухого льда.
Дойл взял шляпу и пошел к двери, сказав:
– До встречи, Конте.
Когда дверь открылась, Конте мгновенно надел маску. На его лице возникла широкая улыбка:
– Конечно, конечно, Реган. Заходи. Пей что-нибудь, развлекайся, следи за голосами. Смотри на партию, которая победит.
Дойл хотел было хлопнуть дверью, но передумал и закрыл ее тихо, но плотно.
Пат сидел за столом, уставившись на дверь. "Прекратятся ли когда-нибудь эти убийства", – думал он. Сначала Констанца, теперь Дойл. Если о Регане не позаботиться, он всегда будет ножом, направленным в спину Пата. Дойл еще не имел полной картины, но то, что у него было, приведет его к большему. Рот Терли закрыт, но найдутся и другие осведомители.
У Пата сохранились остатки уважения и привязанности к Дойлу. Но этот "братик" начал напирать слишком сильно. "Чертов ирландец! – думал Пат. – Похоже, он никогда не исправится – пока не будет слишком поздно!"
Раздался тихий стук, и дверь открылась, не дожидаясь его ответа. Это была Китти.
– Это не Реган сейчас вышел отсюда? Он казался раздраженным.
– Да, это был Реган. Входи, Китти.
Встав, Пат встретил ее у двери, взяв под руку, провел ее к кожаному дивану в дальнем конце комнаты.
– Давай я тебе налью. Мне тоже надо немного расслабиться, – сказал Пат, снимая с ее головы разукрашенное канотье и запуская его по комнате. – Ты выглядишь как девица, выступающая в антракте представления.
Китти помешала напиток указательным пальцем – привычка, которую она переняла у Пата, и Пат поднял свой стакан.
– За моего лучшего и самого красивого добровольца.
Китти улыбнулась.
– Спасибо, добрый сэр, и за победу, – сказала она и подняла свой стакан.
Поставив стакан на стол, Пат сел рядом с ней и взял ей за руку.
– Китти, я действительно тебе очень признателен. Ты не представляешь, что для меня это значило – все эти годы иметь тебя другом и даже больше, чем другом. Я сам этого не понимал до того времени в Майами. Не думаю, что я смог бы все это сделать, Китти, если бы не твоя помощь.
Китти избегала его взгляда.
– Не говори так, Пат. Я была нужна тебе для определенных целей. И, может быть, я тоже нуждалась в тебе. Ты не получал дома то, что тебе было нужно, а мне была отвратительна идея связаться с одним мужчиной и бросить работу, так что мы на равных использовали друг друга.
– Это все, что в тебе было, Китти?
Она тряхнула головой:
– Нет. Нет, я знаю, что было гораздо больше. Было бы глупо это отрицать.
Китти почти в отчаянии сжала стакан и опустошила его тремя решительными глотками.
– Пат, я думаю, мне пора вернуться к работе. У меня будет миллион звонков, и люди хотят знать, что им делать.
Пат встал, подошел к двери и повернул ключ в замке.
– Расслабься, Китти, – сказал он. – Расслабься. Все, что мы делаем сегодня, ничего уже не изменит. Все кончено, и мы победили. Теперь иди сюда.
Пат раскрыл объятия, и она напряженно пошла к нему. Обняв ее, он очень нежно ее поцеловал. Ее губы были теплыми, но они ему не ответили. Он поцеловал ее глаза, покусал ухо и стал гладить по спине. Взяв ее за руку, он повел ее к кушетке и усадил. Затем стал целовать ее более страстно, покусывая шею. Его рука стала возиться с пуговицами ее белой блузки.
– Что ты делаешь, Пат?
– А как ты думаешь, что я делаю? Я занимаюсь с тобой любовью!
– Бога ради, Пат! Имей чувство времени и места! Они все там, в комнате рядом. Они знают, что я здесь. Люди заметят.
– Какая мне разница? – сказал Пат. – Что они могут сделать? Уволить меня? Уйти? Они – не боссы. Я – босс. Не я стремлюсь им угодить, а они мне.
– И я стремлюсь угодить, да? – спросила Китти и оттолкнула его.
– Верно. Теперь прекрати дурить. Давай. Я хочу тебя. Прямо сейчас. Господи, я действительно тебя хочу.
Пат опять стал возиться с пуговицами. Китти снова оттолкнула его, на этот раз сильнее.
– Пат, прекрати! Я не хочу, чтобы ты это делал. Прекрати сейчас же!
Пат покраснел от подавляемой ярости:
– Прекратить! Прекратить! Что ты этим хочешь сказать? Кто ты, черт побери, такая, чтобы приказывать мне прекратить? Я не принимаю приказов от тебя.
Схватив ее сзади за узел волос, он откинул ее голову и начал целовать ее дико, по-зверски. Китти отворачивала голову из стороны в сторону и наконец злобно укусила его за язык. Пат дернулся и инстинктивно отреагировал резким хлопком, ударив ее правой рукой по лицу. Сбив кофейный столик, она упала на пол.
– Что ты, черт бы побрал, делаешь? – в ярости спросил он. – Ты чуть не откусила мне язык.
Китти некоторое время сидела на полу, потряхивая головой, затем подняла на него взгляд и громко расхохоталась.
– Ты не можешь в это поверить, сукин сын, не правда ли? Не можешь поверить, что кто-нибудь смеет отвергнуть тебя, такого неотразимого и обаятельного.
Пат отвернулся от нее, затем протянул руку и помог ей встать. Глубоко вздохнув, он попытался успокоиться.
– Ладно. В чем дело? Зачем ты это сделала?
– Потому что с этим покончено, Пат. С меня хватит. До тебя, по-моему, не доходит, но теперь со всем, что было между нами, покончено. Это не только из-за выборов. Это из-за всего того, что я узнала за время выборов.
– С тобой говорил Дойл, да?
– Это только часть всего остального.
– С этим не может быть покончено, Китти. Это никогда не кончится. Ты это знаешь.
Китти вздохнула и отвела назад упавшие на лицо волосы. Она тщательно заправила блузку, которую Пат вытащил из юбки. Голос ее звучал абсолютно спокойно. "Интересно, – подумал Пат, – она пользуется методом Станиславского или Страсбергской школы актерской игры?"
– Это конец пути, Пат. Дальше идти некуда. У нас просто нет будущего.
Пат сел на край стола.
– Странно, что ты это сказала, Китти, потому что вчера вечером я принял решение в отношении тебя.
Наклонив голову на сторону, она странно на него смотрела, как птица, стремящаяся понять человеческую речь.
– В отношении меня? И что же ты решил насчет меня?
– Когда будут собраны голоса и все станет ясно, я собираюсь просить тебя выйти за меня замуж.
Китти не верила своим ушам:
– Ты, должно быть, свихнулся!
– Ты думаешь о Констанце?
– Конечно, о Констанце. О Констанце. Обо всем.
