Еще раз проверив номер, я взвалил убитого на спину и, кряхтя, двинулся в нужную сторону, моля всех античных богов и языческих идолов, чтобы какой-нибудь мающийся бессонницей постоялец не вздумал покурить на свежем воздухе. Когда я в нужном коттедже, мертвый супостат весил, казалось, не меньше четырехсот фунтов.
Я с невыразимым облегчением сбросил его на кровать, укрыл одеялом, уложил в относительно естественной позе. Пыхтя, словно паровоз, присел на краешек постели, открыл паспорт.
Джеймс Алоизий Харлей. Холост. Профессия: газетный репортер. Ну-ну...
Бумажник. Кредитные карточки на то же имя. Удостоверение журналиста. Американские деньги. Норвежские деньги. Шведские деньги. Финские деньги. Судя по набору местных валют, ребята и впрямь до тонкостей знали, куда и по какому пути мы направимся.
Тем хуже для них.
Вероятно, молокососы готовились ударить в месте более пустынном и тихом, чем столица Норвегии, но уверенности в этом не было. В конце концов, насколько знаю, особые, разбросанные по всему белому свету команды, коим надлежит без лишнего шума прибирать оставляемых нами покойников, квартируют в городах, а не в чистом поле. Оставлять же неприбранного мертвеца Беннетт не осмелился бы. Иначе Вашингтон мог задаться резонным вопросом: с какой стати в организации Мака внезапно вспыхнула междоусобица?
Засунув оснащенный глушителем револьвер за брючный ремень, я погасил лампу, присел в глубоком кресле, приютившемся у дальней стены и принялся ждать.
* * *
По моим расчетам, напарник мистера Харлея должен был объявиться поближе к рассвету. Но шаги на крыльце раздались гораздо раньше - а возможно, в этих краях в эту пору года заря занималась несообразно предположениям вашего покорного слуги, который успел вскочить и бесшумно юркнуть в стенной платяной шкаф, покуда парень орудовал ключом.
- Господи, помилуй, Джим! - послышался недовольный молодой голос. - Какого лешего ты дрыхнешь? Ведено ведь было: полная боевая готовность! Эй, спящий красавец! А ну-ка, восстань и умойся... О, Боже!!!
Судя по последнему восклицанию, самое время настало объявиться на подмостках и главному действующему лицу, то есть, мне.
- Замри, не шевелясь, amigo, - посоветовал я. Глушитель глядел прямо в голову парню, предохранитель был спущен, палец лежал на гашетке, готовясь согнуться окончательно.
Парень лихорадочно припоминал, что надлежит вытворять в подобных случаях. Решил не вытворять ничего, и подчинился неизбежному. Застыл.
- Хелм?
- Собственной злодейской персоной. Медленно, очень медленно повернись.
Держа ладони подальше от боков, дабы я ненароком не перенервничал, юнец обратился ко мне передом, к покойному Харлею задом.
- Ты убил Джима! - выдохнул он.
- Как тебя зовут? - осведомился я, не желая толковать об очевидном и несомненном.
- Линднер, - ответил парень. - Маршалл Линднер.
- Осторожно и неторопливо сядь вон в то кресло у окна. Захочешь выхватить пистолет или нож или врукопашную кинуться - милости прошу. Но это пытались делать не единожды, и не дважды, а я, как видишь, до сих пор жив и бью хвостом.
Линднер выказал образцовое повиновение. Наверняка наслушался рассказов о людоедской натуре Мэтта Хелма, сиречь Эрика, и не желал составлять компанию Джиму Харлею.
- Н-да, - изрек я через несколько мгновений. - Плохи дела на Ранчо, ежели пару эдаких разгильдяев объявили пригодными для оперативной работы и выпустили резвиться...
- Ты убил Джима, предатель гребаный!
- Что за галиматья? Какой еще предатель?
- Отрицаешь?
- Конечно. Только мне и отрицать незачем, ибо я держу взведенный револьвер, а ты - нет. И не меня послали по ваши головы, но вас, любезных, по мою. По душу собственного коллеги вашего. Кто после этого предатель?
- Болтовня! Мы все о тебе знаем, Хелм! Правая рука изменника Мака, знаменитый сверхчеловек, истребитель высочайшего класса... Тьфу! Мистер Мак оскорбился, решил, будто его недооценивают, задал деру к русским своим приятелям - и ты туда же лыжи навострил?
- Куда, старина? - улыбнулся я.
- В Лизаниэми! Только не представляю, на кой пес ты сдался русским. Рассказать Мак уже успел все, ничего нового ты не прибавишь; только и останется к стенке поставить да шлепнуть за прошлые грехи! Дурак ты, Хелм. И твой дружок, Джоэль, - осел безмозглый... Москва уже получила Мака, зачем вы им теперь? Да что ты ржешь, точно лошадь, у которой истерика началась?
- Послушай, - сказал я, обрывая смех, - Боден, крупнейшая военная база, расположен в несчастных шестидесяти милях от Лизаниэми, район охраняют, как зеницу ока! Неужели русские настолько безумны, чтобы высылать за нами вертолет в эти края? А ежели не дожидаться вертолета - что прикажешь делать в Лизаниэми? Абсурд, юноша! Или наркотический бред...
- А зачем же ты ломишься в Лизаниэми? - искренне удивился Линднер. - И если ты невиновен - зачем убил Джима? - Я с изумлением воззрился на собеседника.
- В Аризонской пустыне, должно быть, работают нынче невежды. Или чрезвычайно халатные субъекты. Посмотри, сынок. Я вдвое старше тебя. И ежели намереваешься достичь моего возраста, преклони слух. Запоминай. Преподаю основной, первейший закон профессии: коль скоро тебя выслеживает кто-то, вооруженный огнестрельным или холодным оружием, этот кто-то расценивается как "нечто", не имеющее дальнейшего касательства к роду человеческому и подлежащее уничтожению при малейшей открывшейся возможности. Раздави, пока не раздавили тебя. Доказательство этой теоремы я оплатил многократным пребыванием в больницах, но тебе отдаю бесценную истину даром.
- Это не оправдание.
- А я не оправдываюсь. Харлей перестал дышать, а я продолжаю; но Харлею хотелось, чтобы дела обстояли совсем наоборот. Какие же тут оправдания могут быть? Самозащита. И, между прочим, ты уже последовал бы в преисподнюю за приятелем своим, да требуется гонец, способный передать мистеру Беннетту некое устное послание.
- И думать забудь!
- Не забуду. Ибо, если откажешься, просто согну указательный палец, а глушители у нас отличные. Шито-крыто, и ни малейших следов убийцы... Слушай внимательно. Похоронную команду вы, разумеется, держали наготове, ради миссис Ватроуз и меня. Теперь они заберут одного мертвеца вместо ожидавшихся двоих, и спокойно, без шума, скроют от любопытной полиции. Ты же вылетишь назад, на берега Потомака. И передашь Беннетту буквально следующее...
Линднер облизнул губы.
- Полтора года назад, - сообщил я, - в Санта-Фе, штат Новая Мексика, допустили ужасную оплошность. Не застрелили Беннетта, словно пса бешеного, имея полную возможность и более нежели веские основания к этому. Но я не чересчур заносчив, охотно признаю свои ошибки и всегда готов загладить их. Скажи Беннетту, пускай почаще глядит в окно. В один прекрасный день он увидит на улице меня, и день этот будет последним в его мерзопакостной жизни. Правда, господину главнокомандующему доведется чуток обождать: я сперва завершу дела скандинавские. Но уж потом обещаю исправить давнее упущение коренным образом.
- Господи, помилуй, - ошеломленно сказал молодой агент. - О твоей наглости ходят легенды, но действительность гораздо красочней! Блефуешь?
- Сынок, - назидательно промолвил я, - ты не изучил меня, а Беннетт изучил. И не подумает, будто я просто сотрясаю воздух пустыми речами, не сомневайся. А поскольку тебе еще предстоит пожить на свете, задайся резонным вопросом: с какой это стати заботливый начальник выслал по следу матерого, клыкастого волчины, Эрика, двух беспомощных щенят? Почему не отрядил свору надежных и закаленных псов? Быть может, чепуху насчет измены никому в организации скормить не удалось, кроме вас, молокососов, а?
- Мистер Беннетт, - с жаром возразил парень, - просто не мог рассчитывать на людей, верно служивших предателю!
- Понимаю, понимаю... Он умеет убеждать, старина Беннетт. Импозантный, любезный субъект; римский профиль, повелительные манеры... И ежели эдакий диверсантиссимус говорит: я всецело верю тебе, полагаюсь на твою выучку, уповаю на преданность - как же тут не растаять сердечку, алчущему славных подвигов? Дурак ты, Линднер. Не обижайся, поумнеешь со временем. Ладно, давай руку и бывай здоров...
Я протянул агенту ладонь. Чушь голливудская: благородное прощание сдержанных противников. Парень глазам было не поверил, но тотчас же сообразил, что за дивную возможность получает. Ухватил мою руку и вознамерился провести очевидный, весьма неприятный прием - да только я к тому и готовился.
Маленький, заранее зажатый в левой руке шприц вонзился Линднеру в бедро, сквозь толстую материю брюк. Поршень сработал автоматически, брошенный вперед взведенной загодя пружиной.
- Не бойся, не умираешь, - уведомил я начинавшего оползать в кресле парня. - Проспишь четыре часа и проснешься лучше прежнего. Разумнее, во всяком случае... Приятных сновидений.
