— Не более чем многие другие версии. Мы говорим о «вероятной истинности».
— И еще одно, — спохватился Шнайдер. — Деньги. Теперь мне понадобятся деньги.
— А кому они не нужны, — проворчал Рудольф, погруженный в созерцание собственной изящной гипотезы.
— Деньги, чтобы вытащить отсюда Варламова.
— А, да, конечно. Прошу прошения. Я и забыл о нем.
— Деньги и помощь. Помощь в такой форме, которая не подставит меня под подозрение.
— О'кей. Значит, во-первых, деньги. Лондон обещал доставить вам деньги со стопроцентной гарантией секретности. Мне также сообщили, что все сведения о Клеопатре вы спокойно можете передать вашим коллегам. Операция «Клеопатра» завершена. Надеюсь, это поможет вам уладить проблемы с генералом Риффом.
— Или он начнет еще сильнее подозревать меня, — вздохнул Шнайдер. — Он уже назвал меня двойным агентом.
— Меня заверили, что деньги попадут к вам таким путем, что все преисполнятся к вам доверия — Рифф, Мильке, Якубовский и сам господин Брежнев.
16 января 1971 года, явочная квартира, Пеллэт-роуд, Лондон
Громов сидел в кресле в передней гостиной явочной квартиры — вернее, коттеджа — на Пеллэт-роуд. Он сбросил ботинки и грел подошвы и носки на решетке камина. Андреа сидела напротив, стараясь не вдыхать своеобразный аромат нагретых генеральских стоп. Она только что отчиталась о своей беседе с главными лицами управления, и Громов переваривал информацию заодно с двумя пирожными, крошки которых щедро украшали его рубашку. Андреа закурила сигарету и бросила спичку в камин — маленькое копье перелетело над поджатыми в блаженстве пальцами ног Громова.
— Интересно развиваются события, вы не находите? — заговорил он голосом скучным, как выдохшееся пиво.
— Похоже, и впрямь развиваются.
— У Снежного Барса начались проблемы с деньгами?
— Уоллис сказал: «К финансам это отношения не имеет».
— К финансам отношения не имеет. Так в чем же проблема?
— Перебежчик, — предположила она.
— Перебежчик, — кивнул Громов. — Специалист по ядерному распаду и синтезу из Советского Союза. Русский физик приезжает в Берлин, чтобы прочесть две лекции в Университете Гумбольдта, поприсутствовать на обеде, получить свою премию и провести еще одну ночь в отеле после парадного обеда, а затем он вернется в Москву. Григорий Варламов его звать.
— Он подозревается в намерении бежать?
— Если бы мы его подозревали, мы бы не пустили его в Берлин, — фыркнул Громов. — Когда вы туда отправляетесь?
— Завтра утром.
— Варламов приезжает днем позже… во второй половине дня и проведет сутки в Берлине, — сообщил генерал, а затем добавил, как будто эта мысль не давала ему покоя: — Если британцы задумали переправить Варламова на Запад, у Снежного Барса не должно быть проблем с деньгами. А раз дело не в деньгах, значит, изменилась ситуация. По той или иной причине ему стало затруднительно маневрировать.
Громов нашарил рядом смятый бумажный пакет, из тех, которые выдают в кондитерской, и вежливо протянул его Андреа. Та покачала головой, и генерал, вытащив миниатюрный мячик желтого лимонного шербета, закинул его в рот, захрустел, сокрушая сладость крепкими зубами.
— Вы передали мне список Клеопатры, — продолжал он. — Там значилось одно имя, которому не место в списке. Когда я отослал список в Москву, мне сообщили, что генерал Лотар Штиллер, бывший глава личной охраны первого секретаря Вальтера Ульбрихта, не получал разрешения на участие в операции.
— Бывший?
— Штиллер не сумел оправдаться, — хищно усмехнулся Громов, но, заметив, как побледнела Андреа, поспешил утешить ее: — Нет-нет, ваша информация тут не сыграла особой роли. Смертный приговор был ему вынесен ранее. КГБ умышленно передал его имя Клеопатре, а присутствие его имени в лондонском списке было простой формальностью, необходимой, чтобы оправдать ликвидацию.
— Оправдать перед кем?
— Перед гэдээровцами, разумеется. Если мы представим им доказательство того, что их парень был предателем, что он числится в английских списках, они заткнутся.
— Зачем Москве понадобилось ликвидировать Штиллера?
— Затем, что этот человек стал позорным пятном на коммунизме. Благодаря своей коррумпированности или своей щедрости — это с какой стороны поглядеть — он обладал большой и хорошо налаженной сетью связей в Штази. Больше я пока ничего не имею права сообщить вам. Это политический аспект событий, то есть — вне вашей компетенции. Для нас важно одно: проблемы Снежного Барса начались с гибелью генерала Штиллера.
— Поэтому теперь вы расследуете контакты Штиллера?
— Как я уже говорил, контактов у него много и ведут они… довольно далеко. Мы начали расследование, но придется проверить сотни людей, а поскольку Варламов прибывает в Берлин послезавтра и у британцев будет всего двадцать четыре часа, чтобы вытащить его на западную сторону Стены, времени у нас крайне мало. Обрабатывать людей — долгий процесс. Ваша акция позволит нам двигаться напрямую. Приблизиться вплотную к Барсу.
— И вы хотите, чтобы я в это поверил? — усмехнулся Рифф.
— Я предупреждал своего информатора, что вы не поверите, — ответил Шнайдер, который только что пересказал Риффу основные параметры операции «Клеопатра», без лишних теорий, не упоминая Штиллера. Просто сказал, что американцы надумали платить за информацию из Советского Союза, понимая заведомо, что получат от КГБ дезинформацию, но из этой лжи разведки трех стран-союзниц рассчитывали извлечь какие-то крохи, которые дополнят общую картину.
— Абсурд!
— Ну что ж, выходит, мы зашли в тупик, — сказал Шнайдер, и его слова, по-видимому, задели какую-то чувствительную струну: Рифф так и подпрыгнул в кресле.
— По правде сказать, это очень в духе КГБ, — нехотя признал генерал.
— Что именно? — переспросил Шнайдер, мрачно размешивая в жидком кофе крупный и плохо тающий кубинский сахар.
— Затеять операцию, ни словом не предупредив нас, и даже не поделиться результатами.
— А какими результатами они могли поделиться? — пожал плечами Шнайдер. — Сообщить, до каких нелепостей опускается наш противник? Да, это, пожалуй, способствовало бы укреплению морали и подъему боевого духа.
— Вы полагаете, наша мораль нуждается в укреплении?
— Я имел в виду: укрепило бы нашу и без того крепкую мораль.
— Вы меня этим своим резиновым лицом не обманете, Шнайдер. Несчастный случай в лаборатории, как же! — саркастически заметил Рифф.
Вот что доводило Шнайдера до исступления. Мерзейшая у Риффа манера: то прижимает тебя к сердцу, шепчет на ухо секреты, а едва ты возомнишь, что сумел с ним подружиться, — получай пинок в брюхо. Шнайдер предпочел отмолчаться, не отвечать на личные выпады.
— В вашей работе вы постоянно имеете дело с иностранцами, — продолжал Рифф. — Полагаю, вы успели создать приличную сеть агентов по обе стороны Стены.
— Я работаю уже семь лет.
— Случалось ли вам за эти семь лет хоть раз наткнуться на агента по прозвищу Снежный Барс?
— Нет, ни разу. Почему вы об этом спросили?
— Потому что я хочу его найти.
— Чем он занимается?
— Это двойной агент. Он выжал нескольких наших «кротов» на Западе и провернул, как минимум, три побега на Запад — для ключевых фигур, можно сказать.
— Давно ли он работает?
— Примерно шесть или семь лет.
— Я порасспрашиваю. Может быть, какая-нибудь информация придет.
— Весьма сомневаюсь.
— Почему, генерал? Любой разведчик, даже самый осторожный, оставляет следы. Откуда такой пессимизм, генерал?
— Я сомневаюсь постольку, поскольку считаю, что вы и есть Снежный Барс, майор.
Рейс «Интерфлюг» перенес Андреа в восточногерманский аэропорт Шёнефельд. Восточные немцы позволили ей посетить Университет Гумбольдта в качестве аспирантки по математике, оформив этот визит как государственный (она пышно именовалась «гостем ГДР»), хотя это отнюдь не означало, что они возьмут на себя ее билет или гостиницу, — нет уж, англичанка должна раскошелиться и платить за все в твердой валюте.
Затянувшаяся проверка документов. Оба приглашения — от ректора Берлинского университета и от декана математического факультета, Гюнтера Шпигеля, — сверяются по телефону. Чемодан распотрошили и предоставили Андреа самостоятельно складывать разбросанные вещи. Спасибо хоть обошлось без личного досмотра. Она заполнила валютную декларацию и, как полагается, купила двадцать пять восточных марок по официальному курсу. Водитель, присланный университетом, поджидал ее с табличкой в руках, имя и фамилия Андреа Эспиналл написаны неверно, исковерканы. Он прямиком повез ее в центр города — в жизни не видала более скучной застройки — и высадил возле отеля «Нойе» на Инвалиденштрассе. За всю дорогу водитель не произнес ни единого слова, ни по собственной инициативе, ни в ответ на ее вопросы.
