— Тем легче мне. У вас будет статус дипломатической неприкосновенности. Зеленый коридор по обе стороны Атлантики.
— Несмотря на то, что я англичанин? Паспорт британский…
— В качестве представителя НАТО. Советник по своим каналам оформит вас членом англо-американской делегации, участвующей в военных переговорах. Вам предоставлено будет право экстренного выезда в Соединенные Штаты — якобы для получения дальнейших указаний от своего руководства. Обычная практика, этого достаточно, чтобы беспрепятственно и быстро пройти через обе службы паспортного контроля.
— Отлично. Я посмотрел расписание. В семь утра есть рейс «Эр Франс».
— Им и полетите. — Генерал помолчал, шагнул к Джейсону и спросил: — Но почему в Нью-Йорк? Откуда у вас такая уверенность, что Карлос последует за вами туда?
— Два разных вопроса. На каждый свой ответ. Я должен заманить его туда, где он устроил так, что на меня пала тень подозрения в убийстве четверых мужчин и женщины… Один из убитых, видимо, был мне очень близок…
— Не понимаю.
— Я тоже пока не до конца понимаю. Но время не терпит. Я все напишу в самолете. Мне необходимо доказать, что Карлос знал. Знал один дом в Нью-Йорке. Где все и произошло. Они должны убедиться: он знал. Верьте мне…
— Я верю. Тогда второй вопрос: зачем ему следовать туда за вами?
Джейсон снова взглянул на мертвую женщину.
— Инстинкт, быть может. Я убил единственного человека на земле, которого он любил. Если бы на месте ее была та, другая, и Карлос ее убил, — я бы достал его из-под земли.
— Может быть, он человек более практического склада. Вы ведь, кажется, сами мне это внушали?
— Есть и другая причина, — отозвался Борн, отводя взгляд от трупа Анжелики Вийер. — Он ничего не теряет, но может сорвать банк. Никто не знает его в лицо, а он знает меня. Однако ему неизвестно мое душевное состояние. Он отрезал меня от жизни, изолировал, превратил в такого, каким я не должен был быть. Возможно, он в этом даже чересчур преуспел. Не исключено, что я тронулся рассудком. Видит Бог, убить ее было безумием. Угрозы мои безрассудны. Насколько безрассуден я сам? Безрассудный, безумный — значит, охваченный паникой. С таким можно справиться.
— Ваша угроза в самом деле безрассудна? С вами действительно можно справиться?
— Не знаю. Уверен лишь в одном: выбора у меня нет.
Выбора и впрямь не было. В конце пути он вернулся к тому, с чего начал. Найти Карлоса. Поймать Карлоса. Каин вместо Чарли, а Дельта вместо Каина. Человек и миф наконец соединились, воображаемые образы и действительность слились воедино. Другого пути не было.
Прошло десять минут после разговора с Мари. Он лгал ей и слышал в ее голосе тихое смирение. Это означало, что ей необходимо подумать. Она не поверила ему — но верила в него. У нее тоже не было выбора. И он не мог утишить ее боль: не оставалось времени. Все уже завертелось, Вийер внизу звонил по прямому проводу военному советнику Франции, чтобы человек с фальшивым паспортом мог выехать из страны под прикрытием статуса дипломатической неприкосновенности. Меньше чем через три часа этот человек в воздухе над Атлантикой отметит годовщину собственной казни. В этом крылся и ключ ко всему — и западня. Это был последний безрассудный его поступок, ибо безумие определялось датой.
Борн стоял возле стола и, положив ручку, перечитывал слова, которые написал на бумаге с меткой убитой. Эти слова раздавленный горем, безутешный старик должен был прочесть по телефону неведомому связному, который в ответ потребует передать ему эту бумагу и доставит ее Ильичу Рамиресу Санчесу:
«Я убил твою суку, твою шлюху и вернусь за тобой. В джунглях, где семьдесят одна улица. В джунглях, которые непроходимее Тамкуана, но в которых ты не заметил одну тропинку. Тайник в подвале, о котором ты не знал, — как не знал обо мне в день моей казни одиннадцать лет назад. Об этом знал другой человек, но ты убил его. Неважно. В этом тайнике хранятся документы, которые освободят меня. Или ты думал, что я согласился стать Каином, не позаботившись о прикрытии? Вашингтон не осмелится меня тронуть! Будет справедливо, что в самый день смерти Борна Каин получит бумаги, которые обеспечат ему долгую жизнь. Ты оклеймил Каина. Теперь я мечу тебя. Я вернусь — и ты последуешь за своей шлюхой.
Дельта»
Джейсон опустил листок на стол и подошел к трупу. Спирт уже успел высохнуть, все было готово. Он наклонился и аккуратно установил пальцы там, где раньше отекшее горло сжимали руки другого.
Сумасшествие.
Небо на шпилями церкви в Леваллуа Перре, на северо-западе Парижа, стало светлеть. Начиналось холодное мартовское утро. Моросивший всю ночь дождь сменился туманом. Несколько пожилых женщин, возвращающихся с ночной уборки из центра города, входили и выходили, одной рукой держась за перила, а в другой сжимая молитвенники, чтобы начать — или завершить — свои труды молитвой, прежде чем удастся улучить несколько бесценных часов сна перед очередным днем, наполненным заботами о хлебе насущном. Вместе со старушками входили и выходили потертого вида мужчины — больше пожилые, но порою на удивление молодые. Запахивая воротники пальто и сжимая в кармане бутыль, они надеялись в тепле храма продлить благодатное забвение, чтобы скоротать еще день жизни.
Но один старик отличался от этих словно в полусне движущихся людей. Он спешил. Его морщинистое, болезненно-желтое лицо выражало неохоту, даже страх, но он без колебаний поднялся по ступенькам к двери и прошел мимо мерцающих свечей в глубь церкви. Час для исповеди был неподходящий, но старый нищий направился прямиком к исповедальне, отодвинул занавеску, закрывающую вход в ближнюю кабинку, и проскользнул внутрь.
— Ангелюс Домини… — произнес он.
— Принес? — дрожащим от ярости полушепотом спросил священник, чей силуэт различался за шторкой.
— Да. Он сунул ее мне точно в трансе, рыдая, и велел, чтобы я убирался. Записку Каина, предназначенную лично ему, он сжег и сказал, что, если только хоть что-нибудь всплывет, он будет все отрицать. — С этими словами старик передал исповеднику сложенный листок.
— На ее бумаге!.. — сдавленно воскликнул человек в рясе, сквозь шторку можно было различить, как он поднес к глазам руку с листком.
— Помните, Карлос, — взмолился нищий, — посыльный не отвечает за весть, которую принес. Я мог бы отказаться разговаривать с ним по телефону. Мог бы ничего вам не передавать.
— Как? Почему?
— Лавье. Он «вел» ее до Парк Монсо, потом их обеих до церкви. Я видел его в Нёйи-сюр-Сен: я говорил вам об этом…
— Знаю. Но почему? Он мог использовать ее как угодно! Против меня! Почему он сделал это?
— Ответ в его записке. Он рехнулся. Его загнали в угол. Это случается, я сам был тому свидетелем. Человек ведет двойную игру, все его связные убраны, и некому подтвердить данное ему задание. Он между двух огней, и с обеих сторон жаждут его смерти. Возможно, он дошел уже до того, что сам уже не знает, кто он такой.
— Знает… — с тихой яростью прошептали за шторкой. — Подписавшись «Дельта», он дал мне это понять. Нам обоим известно, откуда взялась эта кличка, откуда взялся он сам.
Помолчав, нищий заговорил вновь:
— Если это правда, он опасен для вас. И он прав: Вашингтон не станет его трогать. Быть может, его и не признают официально, но палачам скомандуют: отставить. И даже, глядишь, обеспечат кое-какими благами в обмен на молчание.
— Ты имеешь в виду бумаги, о которых он говорит?
— Да. В прежние времена — в Берлине, Праге, Вене — такие бумаги называли «окончательным расчетом». Борн употребляет смягченную формулировку, «прикрытие». Это контракт, заключаемый между ответственным за проведение операции и агентом, которым последний может воспользоваться в том случае, если операция сорвалась, ответственный убит и у агента не остается иного выхода. В Новгороде вас этому не учили. У русских такой подстраховки не предусмотрено, хотя советские перебежчики всегда на ней настаивали.
— Стало быть, они делали разоблачения?
— До некоторой степени. Обычно называли тех, кого использовали. В любом случае не следует смущаться. Смущение губит самые удачные карьеры… Впрочем, не мне вам об этом рассказывать. Вы блестяще воспользовались этим приемом.
— «В джунглях, где семьдесят одна улица…» — прочитал вслух Карлос, и полушепот его теперь обдавал ледяным спокойствием. — «В джунглях, которые непроходимее Тамкуана…» На этот раз казнь будет приведена в исполнение. Из этого Тамкуана Джейсон Борн живым не уйдет. Каким бы именем он ни назвался — Каин умрет. Как и Дельта, за все, что он сделал. Анжелика — я даю тебе слово! — Произнеся клятву, убийца перешел к практической стороне дела. — Вийер хотя бы приблизительно может вспомнить, когда Борн ушел от него?
