Было уже за полночь, когда вымотанный директор отдела консульских операций наконец сумел связать концы с концами — с огромным трудом. Лишь под угрозой немедленного снятия с должности первый секретарь посольства в Париже назвал ему имя Александра Конклина. Но того нигде обнаружить не удалось. Утром Конклин вернулся на военном самолете из Брюсселя, но затем, в 1.22 дня, как было зарегистрировано в журнале, покинул Лэнгли, не оставив никакого телефона, по которому с ним можно было бы связаться, — даже на случай чрезвычайных обстоятельств. Подобное, насколько удалось выяснить, было поступком из ряда вон выходящим. В ЦРУ этот человек занимался тем, что на местном жаргоне называлось «охотой на акул»: руководил по всему миру индивидуальными операциями против перебежчиков и предателей. Слишком часто могла возникнуть надобность в его одобрении или неодобрении, чтобы казалось естественным то, что он оборвал связь на двенадцать часов. Странным было и то, что за последние двое суток не было зарегистрировано ни одного его телефонного разговора (а в Центральном разведывательном управлении на сей счет существовали строгие правила). Полная отчетность была законом, введенным новым руководством. Тем не менее удалось выяснить: Конклин имел отношение к «Медузе».
Угрожая санкциями со стороны госдепартамента, директор потребовал ознакомить его с закрытыми регистрационными записями контактов Конклина за прошедшие пять недель. ЦРУ неохотно передало их на его компьютер — и он битых два часа просидел перед экраном, веля операторам в Лэнгли вновь и вновь прокручивать ему эти данные, покуда он не скажет «стоп».
Восемьдесят шесть файлов были проверены на слово «Тредстоун» — и ни в одном случае его обнаружить не удалось. Тогда заведующий решил пойти по пути предположений. Имелся армейский чин, которого он не принял во внимание из-за его хорошо известной антипатии к ЦРУ. Однако неделю назад Конклин дважды звонил ему в течение двенадцати минут. Директор поговорил со своими людьми в Пентагоне и обнаружил то, что искал: след «Медузы».
Бригадный генерал Ч. З. Кроуфорд, офицер действительной службы, ныне руководящий банками данных армейской разведки, в прошлом командовал в Сайгоне подразделением, занимавшимся секретными операциями (до сих пор не рассекреченными). «Медуза».
Заведующий поднял трубку телефона, установленного в конференц-зале и не связанного с внутренним коммутатором, и набрал домашний номер бригадного генерала, который жил в Фэрфаксе. После четвертого гудка Кроуфорд поднял трубку. Представитель госдепартамента назвался и спросил, не хочет ли собеседник перезвонить ему в департамент, чтобы удостовериться.
— С чего бы мне это понадобилось?
— Речь идет о деле, именуемом «Тредстоун».
— Я перезвоню.
Телефон зазвонил через восемнадцать секунд, и в течение следующих двух минут директор отдела консульских операций коротко изложил бригадному генералу информацию, которой располагал госдепартамент.
— Нам все это известно, — выслушав, произнес генерал. — С самого начала была создана контрольная комиссия, и через неделю после начала разработки плана в Овальный кабинет был передан предварительный отчет. Цель оправдывала подобные мероприятия, можете быть уверены.
— Хотел бы, — отвечал директор. — Имеет ли это отношение к тому, что произошло в Нью-Йорке неделю тому назад? Я имею в виду, с Эллиотом Стивенсом… майором Уэббом и Дэвидом Эбботом? Когда обстоятельства, скажем так, резко изменились?
— Вам известно об этих изменениях?
— Я возглавляю отдел консульских операций, генерал.
— Да, понимаю… Стивенс не был женат — остальное ясно. Ограбление и убийство были предпочтительнее. Ответ положительный.
— Понятно… Ваш человек, Борн, прилетел вчера утром в Нью-Йорк.
— Знаю. То есть мы знаем — Конклин и я. Мы преемники.
— Вы связывались с Конклином?
— В последний раз я говорил с ним около часа дня. Разговор не регистрировался. Честно говоря, он сам на этом настоял.
— Его нет в Лэнгли. Телефона, по которому с ним можно связаться, он не оставил.
— И это мне тоже известно. Не старайтесь. При всем моем уважении к вашему ведомству — посоветуйте госсекретарю не вмешиваться. Вам незачем впутываться в это дело.
— Мы уже впутались, генерал. Мы вывозим под дипломатическим прикрытием одну канадку.
— Господи, зачем?
— Мы были вынуждены — она нас вынудила.
— Тогда держите ее в строгой изоляции. Вы обязаны это сделать! Она наша последняя зацепка, мы будем за все отвечать.
— Думаю, вам лучше объясниться.
— Мы имеем дело с сумасшедшим. Множественная шизофрения. Это ходячий отряд карателей. Одна вспышка, один всполох в его мозгу, и он может уничтожить дюжину ни в чем не повинных людей, сам не понимая почему.
— Откуда вам это известно?
— Он уже убил нескольких человек. Бойня, учиненная в Нью-Йорке, — его рук дело. Он убил Стивенса, Монаха, Уэбба — главное, Уэбба — и двух других, которых вы не знаете. Теперь мы понимаем: он не отвечает за это. Но ничего не меняется. Предоставьте его нам. Конклину.
— Это сделал Борн?
— Да. У нас есть доказательства. Отпечатки пальцев. Они подтверждены экспертами. Это был он.
— Ваш человек может оставить после себя отпечатки пальцев?
— Оставил.
— Он не мог этого сделать, — наконец сказал директор.
— То есть как?
— Скажите, когда вы решили, что он сошел с ума? Заработал эту множественную шизофрению, или как там ее?
— Конклин консультировался у психиатра, одного из лучших, самого авторитетного специалиста по психическим расстройствам в условиях стресса. Алекс описал ему случай — а случай действительно жуткий. И врач подтвердил наши подозрения… в смысле, подозрения Конклина.
— Подтвердил? — Представитель госдепартамента не поверил своим ушам.
— Да.
— На основании только того, что рассказал ему Конклин? Его догадок?
— Другого объяснения нет. Оставьте его нам. Это наши сложности.
— Генерал, вы дурак набитый! Вам бы заниматься своими банками данных или чем-нибудь еще попроще, вроде артиллерии!
— Я протестую.
— Можете протестовать сколько угодно. Если вы и впрямь сделали то, что я подозреваю, вам только и остается, что протестовать.
— Извольте объясниться! — резко сказал Кроуфорд.
— Вы имеете дело не с сумасшедшим, страдающим… как ее, черт… множественной шизофренией, о которой вы, я уверен, имеете не большее представление, чем я! Этот человек перенес амнезию и на протяжении нескольких месяцев пытался выяснить, кто он такой и откуда. Из записи телефонного разговора, которой мы располагаем, явствует, что он пытался объяснить это вам — то есть Конклину, — но тот не пожелал его слушать. Ни один из вас не пожелал его выслушать!.. Вы заставили человека работать в сверхсекретном режиме, чтобы выманить Карлоса, три года. Три года! А когда план рухнул — решили, что произошло худшее.
— Амнезия? Нет, вы ошибаетесь! Я разговаривал с Конклином, он выслушал. Вы не понимаете: мы оба знали…
— Не надо называть его имени! — оборвал сотрудник госдепартамента.
Генерал, на секунду замявшись, продолжал:
— …оба знали… Борна. Много лет назад. Думаю, вам известно откуда. Вы сами упомянули название. Это был самый странный человек из всех, с кем мне доводилось встречаться. Самый близкий к паранойе из нормальных. Он брался за такие рискованные задания, на которые ни один здравомыслящий человек не решился бы. И при этом никогда ничего не просил. Его переполняла ненависть.
— И это дало вам повод зачислить его в сумасшедшие десять лет спустя?
— Семь лет, — поправил Кроуфорд. — Я пытался помешать его участию в операции «Тредстоун», но Монах настоял, сказав, что лучше не существует. С этим я спорить не мог — в смысле опыта. Но изложил свои аргументы. Психически он находился в пограничном состоянии — всем нам было известно почему. В итоге я оказался прав. И по-прежнему стою на своем.
— Вы больше ни на чем не стоите, генерал. Считайте, что вы уже шлепнулись на свой знаменитый чугунный зад. Потому что прав был Монах. Этот человек действительно лучший — потерял он память или нет. Он ведет за собой Карлоса: можно сказать, прямо к вашей двери, черт подери. Если, конечно, вы не убьете Борна раньше! — Как и опасался директор, на том конце провода судорожно вздохнули. — Вы можете немедленно связаться с Конклином?
— Нет.
— Он «ушел под воду», так? Принял меры, заплатив через третьи и четвертые руки, так, чтобы не осталось следов, ведущих к «Тредстоун» и ЦРУ. И теперь на руках у горилл, которых не знает даже сам Конклин, фотографии человека, слепо идущего навстречу своим палачам. Не нужно мне рассказывать про ходячую карательную команду! Ваша собственная команда уже заняла позиции — вы сами не знаете где — и, передернув затворы, ждет, когда обреченный одиночка появится в поле зрения. Я правильно угадал сценарий?
