Не ранен ли он, нет ли каких-либо серьезных повреждений? Николай пошевелил ногами; все в порядке. Руки тоже вроде были целы. Правое плечо оказалось немного задето. Он мог поднять руку, но где-то в верхней части ключицы ощущалась тупая боль. Возможно, просто ушиб. Болезненно, но не опасно, Он уже решил было, что умудрился каким-то чудом, свалившись с такой высоты, остаться целым и невредимым, когда почувствовал, что у него что-то не в порядке с нижней частью лица. Зубы у него как-то странно сдвинулись, своими кончиками касаясь друг друга. Стоило ему попытаться хоть чуть-чуть приоткрыть рот, как страшная боль пронзила его насквозь, и он снова едва не потерял сознание. У него была сломана челюсть.
Маска для плавания. Не пострадала ли она при падении? Он вытащил ее из сумки и осмотрел при блеклом, желтоватом свете лампочки (батарейки уже садились). Стекло в ее передней части треснуло.
Трещина была совсем тоненькая, еле заметная. Стекло могло бы выдержать, если только не будет никакого давления на резиновые зажимы, если вода не станет срывать или выкручивать их. Можно ли надеяться на это, зная, какое мощное течение там, внизу, на дне “винного погреба”? Не особенно.
Когда Николай встал, вода доходила ему только до середины голени. Он побрел по этому превратившемуся в озеро водопаду, и вода, покрывавшая пол граненой пещеры, становилась все глубже, по мере того как туман, поднимавшийся от падающих сверху холодных струй, постепенно рассеивался.
Одна из двух магниевых вспышек разбилась при падении; маслянистый порошок высыпался из нее, жирным слоем покрыв уцелевшую вспышку; нужно было тщательно вытереть ее, прежде чем зажигать, чтобы огонь, перекинувшись на наружные стенки, не обжег руку. Сорвав колпачок, Николай, поджег вспышку; она затрещала, разбрызгивая искры, расцвела сверкающим белым пламенем, мгновенно осветившим уходящие в темноту стены пещеры, покрытые мерцающими россыпями кристаллов; в ее отблесках засияли во всей своей прелести складки кальцита, окруженные стройными шпилями сталактитов. Но их острые, устремленные вниз иглы не вонзались теперь в массивные постаменты сталагмитов, как это было раньше. Пол пещеры стал ровным, не очень глубоким озером, воды которого скрыли этот удивительный подземный рельеф. Его первые опасения подтвердились: недавние дожди залили нижнюю часть системы подземных переходов; весь длинный глинистый сток в дальнем конце пещеры оказался под водой.
Хела охватил внезапный порыв отчаяния. Бросить всю эту затею, добраться по воде до края пещеры, найти там какой-нибудь выступ, сесть на него и забыть обо всем, погрузившись в медитацию. Задача, стоявшая перед ним, казалась теперь слишком сложной, почти невыполнимой; вероятность того, что ему удастся отсюда выбраться, была слишком мала. Поначалу он думал, что проделать этот последний, нечеловечески трудный путь под водой, проплыв через отверстие “винного погреба” к солнцу и свету, с психологической точки зрения, будет гораздо легче всего того, через что ему пришлось уже пройти. С этого момента он окончательно лишался какого-либо выбора; позади оставалась тяжесть нависших каменных сводов, нелегкие подъемы и спуски, бесконечные переходы. Ему нужно было сделать только один, последний, отчаянный рывок, и именно отчаяние могло придать ему мужества. Теперь, без всякой страховки, он должен был напрячь все свои силы, действовать на пределе возможностей, для того чтобы проплыть под водой к устью реки. Будь с ним Ле Каго, ему, наоборот, пришлось бы поостеречься, не растрачивать зря энергию, чтобы хватило сил вернуться обратно в случае, если на пути возникнет какая-нибудь преграда или он окажется слишком длинным. Но в нынешней ситуации обратный путь был закрыт, когда шансы на успех, как он надеялся, должны были почти удвоиться.
И вот теперь… граненая пещера затоплена, и ему предстоит проплыть вдвое большее расстояние. Отчаяние уже не могло бы подхлестнуть его.
Так не лучше ли принять смерть с достоинством, вместо того чтобы метаться, пытаясь бороться с предназначенной тебе участью, точно охваченное паникой животное? Какие у него шансы выйти победителем в этой игре? Малейшее движение челюсти причиняло Хелу нестерпимую боль; плечо онемело, он не мог даже пошевелить рукой, без того чтобы тут же не ощутить, как ломит ключицу; ладони были страшно ободраны; да еще и это проклятое стекло на маске, которое вряд ли выдержит напор воды в подземном туннеле. Это нельзя было даже назвать азартной игрой. Это было все равно что бросать монетки, вызвав на состязание саму госпожу Судьбу, при том что этой своенравной даме годились и “орлы” и “решки”. Хел мог выиграть только в случае, если монетка встанет на ребро.
Понурившись, тяжело ступая, он побрел к той стене пещеры, где поток камней стекал вниз, поблескивая кристаллами, точно застывший сахарный сироп для леденцов. Он сядет там и будет ждать, пока жизнь не уйдет из него.
Магниевая вспышка зашипела и погасла, и вечный пещерный мрак навалился на Хела всей своей тяжестью, гася сознание. При каждом движении его век пятна света, будто крохотные кристаллики под микроскопом, описывали дугу в воздухе, прорезая темноту. Наконец плотная, непроницаемая тьма сомкнулась вокруг него.
Ничего на свете не могло сейчас быть легче, чем принять смерть с достоинством, с шибуми.
А Хана? А этот фанатичный священник из Третьего Мира, из-за которого погибли Ле Каго и Ханна Стерн? А Даймонд?
Ну что ж. Ничего не поделаешь, надо плыть, будь оно все проклято! Николай пристроил обтянутый резиновой пленкой фонарик между двумя выступами арагонита и в его свете приладил маску к баллону с воздушной смесью, со стоном затягивая крепления израненными пальцами. Осторожно перетянув ремнями свое ушибленное плечо, он открыл вентиль для притока воздуха и, так как стекло уже успело затуманиться от дыхания, побрызгал на него водой, чтобы протереть. Маска больно давила на его сломанную челюсть, но боль эту все же можно было терпеть.
Главное, что ноги его были целы, так что он мог плыть, отталкиваясь только ногами и держа фонарик в здоровой руке. Дойдя до того места, где было уже довольно глубоко, он лег на воду и поплыл – плыть оказалось легче, чем идти по воде.
Вода в пещере была кристально чистой и прозрачной, никакие живые организмы не нарушали этой чистоты, и луч фонарика просвечивал ее насквозь, до самого дна; в свете его весь подводный рельеф просматривался так отчетливо, словно над ним не было ничего, кроме воздуха. Хел совсем не чувствовал течения, пока не попал в глинистый сток; не то чтобы его что-нибудь толкало сзади, нет, его словно засасывало, увлекая вниз.
От давления у него заложило уши, и собственное дыхание гулко отдавалось в голове.
По мере того как Николай приближался к концу глинистого стока, тяга становилась сильнее; вода с силой крутила и влекла его тело к затопленному отстойнику “винного погреба”. Дальше ему уже не придется плыть; течение само понесет его, потащит за собой; ему же нужно будет направить все свои усилия на то, чтобы тормозить движение своего тела, стараться по возможности управлять им. Мощное течение было совершенно невидимо: в воде не заметно было ни пузырьков, ни каких-либо микроорганизмов; казалось, он неожиданно оказался во власти могучих, но тайных сил.
Только тогда, когда Николай попытался ухватиться за выступ, остановиться хоть на минутку, чтобы собраться, сосредоточиться, перед тем как его вынесет в отстойник, он в полной мере ощутил силу течения. Выступ вырвался у него из рук, его перевернуло на спину и потянуло вниз. Он изо всех сил старался вывернуться, повернуть назад, поджать ноги и сгруппироваться; ему необходимо было пройти в выходное отверстие ногами, а не головой, если он хотел иметь хоть какой-то шанс уцелеть и выплыть на поверхность. Если он войдет головой вперед и его ударит о какое-нибудь препятствие, все будет кончено.
Но стоило ему оказаться в отстойнике, как совершенно необъяснимо тяга вдруг ослабла и он стал медленно опускаться на дно, повернувшись ногами к треугольному отверстию трубы. Николай сделал глубокий вдох, собираясь с духом; ему вспомнилось, как течение подхватило пакеты с красящим порошком, и они исчезли в мгновение ока.
Тело его, неторопливо покачиваясь, спокойно опускалось на дно водоема. Это было последнее, что он помнил ясно.
Течение захватило его и швырнуло в трубу. Ноги его натолкнулись на что-то; одна нога подогнулась, колено ударилось о грудь; его завертело, точно в водовороте; фонарик куда-то исчез; он почувствовал сильный удар в спину, потом в бедро.
Внезапно Николай зацепился за какой-то камень, не в силах двинуться дальше, а потоки воды с грохотом проносились мимо него, вода билась об него, точно пытаясь разорвать его на части. Маска задергалась, и стекло разлетелось на кусочки; осколки, стремительно проносясь мимо, поранили ему ногу. От ужаса он на несколько секунд перестал дышать, и от удушья кровь гулко забилась у него в висках. Вода захлестнула ему лицо, ворвалась в ноздри. Проклятый баллон! Он застрял, не давая Хелу сдвинуться с места; тут было слишком узко для того, чтобы проплыть с этим приспособлением на спине. Правой рукой Николай схватил нож, сжимая его изо всех сил, в то время как вода набрасывалась, пытаясь вырвать его, разжать руку. Нужно перерезать ремни баллона? Течение с силой давило на цилиндр, прижимая его к плечам. Подсунуть нож под ремни было совершенно невозможно. Нужно перерезать их сверху, полоснув прямо по груди.
