До сегодняшнего дня план убийства рисовался абстрактно, понял Максим. Он стоял в одном ряду с такими отвлеченными понятиями, как международная политика, дипломатические скандалы, союзы и договоры, военные приготовления и гипотетические позиции, занимаемые бесконечно далекими кайзерами и царями. Но сейчас он внезапно предстал воплощением реального человека, мужчины определенной комплекции и роста с моложавым усатым лицом. И в это лицо можно было вогнать пулю. А невысокую плотную фигуру в теплом пальто разнести на куски бомбой. Или перерезать ножом чисто выбритую шею над модным галстуком в горошек.
И Максим ощущал себя готовым привести в исполнение любой из вариантов. Более того, он страстно желал этого. Оставались вопросы, но на них найдутся ответы; существовали проблемы, но они будут решены; дело потребует смелости – но как раз с этим у него все в порядке.
Он воображал себе Орлова и Уолдена внутри этого красивого особняка в изящной и удобной одежде, окруженных толпой угодливых слуг. Вскоре они усядутся ужинать за длинный стол, в полированной поверхности которого будут отражаться огни канделябров, белоснежные салфетки, серебро столовых приборов. И они примутся за еду с тщательно вымытыми руками с ухоженными ногтями, а женщины – в специальных перчатках. Съедят они едва ли десятую часть от поданных блюд, отправив остальное назад в кухню. Их разговор будет вертеться вокруг скачек, последних мод сезона или даже короля, с которым все они знакомы лично. Люди, которых они собираются отправить на кровавую бойню, борются с холодом и голодом в сырых землянках насквозь промерзшей России, а здесь они всегда нальют миску бесплатного супа даже революционеру-анархисту, пока он ведет себя тихо.
«Какое же высшее счастье мне предстоит испытать, убив Орлова! – подумал Максим. – Как сладостна будет месть! Если мне это удастся, я потом могу даже принять смерть, полностью исполнив свое предназначение на этой земле».
Он чуть дрожал от предвкушения.
– Похоже, вы подцепили простуду, – заметила толстуха рядом.
Максим только пожал плечами.
– Я купила ему на обед отменные бараньи отбивные и испекла яблочный пирог, – сказала она.
– Вот как? – Максим так и не понял, о чем она пыталась толковать. Он встал со скамьи и по траве подошел ближе к дому. Потом сел, но уже на землю, прислонившись спиной к стволу дерева. Ему придется наблюдать за особняком еще день, а быть может, и два, чтобы выяснить, какой образ жизни Орлов собирается вести в Лондоне. Когда он будет выезжать и возвращаться обратно, каким транспортом пользоваться – каретой, ландо, автомобилем или обычным кебом, – как много времени станет проводить в обществе Уолдена. В идеале он должен предвидеть перемещения князя, чтобы однажды затаиться в засаде. Этого можно добиться, просто изучив его привычки. Или же каким-то образом узнавать заранее о планах, пусть даже придется подкупить кого-то из прислуги.
Затем ему предстояло решить проблему выбора оружия и его приобретения. Выбор, разумеется, зависел от того способа убийства, который он в итоге предпочтет. А вот достать оружие ему сумеют помочь только анархисты с Джюбили-стрит. Но к актерам-любителям заведомо обращаться не стоило, как и к интеллектуалам из Данстен-Хаус и прочим «революционерам», имевшим легальный источник заработка. Зато он уже выделил для себя группу из четырех-пяти действительно озлобленных молодых людей, которым хватало денег только на выпивку, но в редких случаях, касаясь в разговоре политики, они неизбежно поднимали тему экспроприации экспроприаторов, что на жаргоне анархистов означало возможность финансировать революцию, добывая деньги грабежами. У таких либо уже было оружие, либо они знали, где его взять.
Две совсем юные девушки, с виду похожие на продавщиц, прошли мимо, и он слышал, как одна из них щебетала:
– И тогда я сказала ему: «Неужели ты думаешь, что если сводил меня в «Биоскоп», а потом угостил бокалом эля, то можешь уже и…»
Они скрылись из виду.
Странное чувство вдруг овладело Максимом. Сначала он решил, что оно навеяно девушками, но нет – ему было на них решительно наплевать. «Что это? Тревога? – подумал он. – Нет. Довольство собой? Нет. Еще не время. Возбуждение? Едва ли».
А потом он понял, что попросту счастлив.
И это действительно было для него необычно и ново.
В ту ночь Уолден пришел в спальню к Лидии. Они занялись любовью, потом она уснула, а Стивен лежал в темноте, держа на плече ее голову, и вспоминал Петербург 1895 года.
Тогда он почти непрестанно путешествовал – по Америке, Африке, Аравии, но, главным образом, потому, что Англия оказалась слишком тесна, чтобы жить там одновременно с отцом. Жизнь петербургского светского общества показалась ему веселой, но в чем-то консервативной. Ему нравились российские пейзажи и водка. А иностранные языки всегда давались легко, и хотя русский был одним из самых трудных, тем охотнее он принял вызов и стал изучать его.
Как будущему наследнику графского титула, Стивену вменялось в обязанность нанести визит вежливости британскому послу, а тот, в свою очередь, почел своим долгом добывать для гостя приглашения на все приемы подряд и представить его наиболее видным фигурам местного высшего общества. Стивен охотно принимал приглашения, поскольку любил разговаривать о политике с дипломатами не меньше, чем играть в карты с военными и пить шампанское с актрисами. На одной из вечеринок в посольстве и состоялась его первая встреча с Лидией.
Ему уже приходилось слышать о ней. У нее была репутация образца добродетели и настоящей красоты. И она действительно обладала красотой, но хрупкой и несколько бесцветной, особенно когда к своей бледной коже и светлым до блеклости волосам добавляла еще и белое вечернее платье. Ее манеры отличали скромность, сдержанность и безукоризненная вежливость. Не обнаружив в ней ничего поразительного, Стивен ограничился на первый раз лишь короткой беседой и нашел себе другую компанию.
Однако позже, во время ужина, она оказалась его соседкой за столом, и тут уж от обязанности общаться деться было некуда. Все русские свободно владели французским, а вторым иностранным избирали, как правило, немецкий, и потому Лидия почти не знала английского. Выручила способность Стивена без проблем говорить на французском. А вот найти подходящую тему оказалось куда сложнее. Он бросил реплику о правительстве России – она ответила набором реакционных клише, банальным и расхожим среди представительниц ее класса в то время. Тогда он переключился на свое увлечение – охоту на диких африканских зверей, и какое-то время она казалась заинтересованной, но стоило ему начать описывать племя пигмеев, ходивших совершенно голыми, как она покраснела и отвернулась, чтобы заговорить с соседом по другую от себя сторону. Стивен же решил, что эта девушка совершенно не для него. На таких следовало жениться, а супружество пока не входило в его планы. И все же осталось не дававшее покоя ощущение, что она куда сложнее, чем казалась на первый взгляд.
Лежа с ней в постели девятнадцать лет спустя, Уолден подумал, что это ощущение остается при нем до сих пор, и грустно улыбнулся в темноте.
А в тот вечер в Петербурге он случайно увидел ее еще раз. После ужина он заблудился в лабиринте коридоров посольства и набрел на музыкальный салон. Она была там одна и сидела за роялем, наполняя комнату звуками музыки, полной безудержной страсти. Мелодии он прежде не слышал, и поначалу она показалась ему даже несколько дисгармоничной, но задержаться его заставило не это, а сама Лидия. Бледная красота недотроги куда-то исчезла: у нее яростно сверкали глаза, когда она в экстазе откидывала голову, а все тело трепетало от переживаемых эмоций – это была совершенно другая женщина.
Музыку он запомнил на всю жизнь. Позднее он узнал, что это первый фортепианный концерт Чайковского, си-бемоль минор, и с тех пор отправлялся слушать его при каждой возможности, так и не признавшись Лидии почему.
Покинув посольство, он вернулся в гостиницу, чтобы переодеться, поскольку ближе к полуночи его ждали за карточным столом. Играть Стивен любил, но не терял головы: всегда в точности зная, сколько может позволить себе проиграть, и, лишившись этой суммы, сразу же прекращал игру. Причина такой сдержанности таилась не в холодном расчете. Просто он знал, что, случись ему наделать долгов, придется обращаться за помощью к отцу, а сама мысль об этом была невыносима. Впрочем, порой он оставался и в достаточно крупном выигрыше. Но если быть до конца честным, то не сам по себе азарт игры на деньги привлекал его – гораздо больше ему нравилось проводить время в мужской компании с выпивкой ночь напролет.
Но в тот раз сесть за столик с зеленым сукном было не суждено. Притчард, его камердинер, как раз завязывал узел на галстуке, когда в дверь гостиничных апартаментов постучал посол. Причем у его превосходительства был такой вид, словно ему пришлось спешно встать с постели и на скорую руку одеться. У Стивена даже мелькнула мысль, что произошла революция и всех граждан Великобритании срочно попросят укрыться в стенах посольства.
