— Лавр Константинович, а… а вы меня завтра на операцию возьмете?
— Еще чего. Вы, Романов, даже не представляете себе, какой опасный человек этот «Фердыщенко». Изворотливость фантастическая. Все, кто видел его лицо, убиты. В немецкой команде и среди зрителей у него наверняка будут сообщники. Слишком многое поставлено здесь на карту… Хватит прохлаждаться. Бейте!
Но Алеша не тронулся с места. Его математический ум, наконец, нашел решение задачки, не дававшей ему покоя все эти дни.
— Ну вот видите! — воскликнул он. — Все, кто может опознать нашего Фердыщенку, мертвы. Остался один я. Тогда, в Левашеве, я видел его вот так. — Для наглядности Алеша схватил мяч и выставил перед собой на вытянутых руках. — Конечно, фальшивая борода и все такое, но глаза, но форма носа!
Штабс-ротмистр заколебался, это было видно. Сам он, хоть тоже видел резидента вблизи, ни глаз, ни формы носа не запомнил.
Алеша нажал сильней:
— Клянусь, я опознаю резидента, если увижу вблизи! Не верите? Вот вам святой крест!
В Бога математик не верил, но на всякий случай, крестясь правой рукой, пальцы левой сложил кукишем, чтоб крестное знамение не засчиталось.
Ну же, шевели мозгами, мысленно воззвал он к тугодуму Козловскому. Это самое логичное решение, лучше все равно ничего не придумаешь.
Князь шевелил бровями. Думал.
И нашел компромиссное решение
Недооценил Романов умственные способности штабс-ротмистра. Чем рисковать студентом, подключая его к опасной операции, Козловский придумал выход попроще.
Прямо со стрельбища, не переодеваясь, повел к себе в кабинет и стал показывать фотокарточки.
— Смотрите внимательно. Вот новички из немецкой команды. Это Кренц, хавбек. Это Зальц, форвард. Фас, профиль, словесные портреты. Ну что? Который?
Скисший Алеша промямлил:
— Трудно сказать… Позвольте?
Взял карандаш, пририсовал бороду сначала одному, потом второму. Оба стали похожи на левашевского союзника по драке. Хотя, честно говоря, Алеша его тогда толком рассмотреть не успел.
— Нет… Не поручусь… — печально-молвил студент. — А может, нашим лучше взять и поменять план развертывания? На всякий случай. А?
— Легко сказать. Лет десять назад немцы это уже проделали. Купили копию у одного нашего полковника из генерального штаба. Пришлось разрабатывать новый план. Работа заняла несколько месяцев. Сейчас же до войны остаются дни. Я еще неделю назад предложил начальнику: нужно дать утечку информации — что план развертывания срочно меняется. И, действительно, изменить в нем хоть какие-то детали. Чтоб немцы не знали, какие именно внесены коррективы. Это, по крайней мере, усложнило бы их задачу, заставило бы перестраховываться, держать во втором и третьем эшелоне больше резервов… А генерал в крик. «Погубить хотите? Чтобы министру, го-су-да-рю донесли? Мол, контрразведка план развертывания не уберегла? Со службы погонят. В шею, с позором. Найдите мне желтую папку Рябцева! Это приказ». — Козловский и сам понимал, что болтает студенту лишнее, но остановиться не мог — подперло. — Я, дурак, послушался. Ну как же, устав: приказы начальства не обсуждаются, а исполняются. Теперь выходит, что я соучастник. Тут уж не со службы погонят, а под суд отдадут. И правильно сделают. Целая неделя упущена!
Картинка 14
Он подошел к большой, в пол-стены, географической карте. Она была многоцветная, красивая, сбоку маленькие гравюрки столиц, медальоны с портретами царствующих особ, а каждая страна украшена изображением государственного герба.
Над Российской империей и над Германией парили орлы, похожие, как родные братья. Только наш уродился на свет с двумя головами.
— Ничего, Бог милостив. Найдем и папку, и резидента, — бодро сказал штабс-ротмистр, потому что военный человек не имеет права долго предаваться унынию. Он любовно погладил отечественную геральдическую птицу по короне. — Одна голова хорошо, а две лучше. Что нос повесили, Романов? Не узнали резидента — так не узнали. Обойдемся завтра без вас.
Такой поворот дела Алешу не устраивал. Срочно требовались какие-то новые аргументы. Он напряг свое логическое мышление — есть!
— Лавр Константинович, я могу узнать его по голосу. Особенно если крикнет что-нибудь. Он ведь кричал, когда дрался.
— Разве?
— Еще как! — уверенно заявил Романов. — «Сволечь!» и всякое такое. Тембр голоса очень характерный. А во время мэтча все орут, сами знаете. Не удержится и Фердыщенко. Тут-то я его и узнаю.
Кажется, подействовало!
Князь смотрел на собеседника с сомнением, но в глазах читалась и надежда.
— Без санкции начальства не имею права… Ждите здесь.
Быстро привел себя в приличный вид, переоделся и захромал к генералу.
Его превосходительство сегодня пребывал в чуть лучшем настроении, чем во все последние дни. Причина была существенная: наконец вышел высочайший указ о переводе на военную службу, так что начальник сегодня впервые явился в мундире с золотыми погонами. Когда распахнулась дверь, новоиспеченный генерал-майор любовался на себя в зеркало.
Улыбка пропала, брови сердито сдвинулись. Во-первых, было конфузно. Солдафон Козловский всегда влетал в кабинет, как бомба: стукнет раз для проформы и, не дождавшись ответа, врывается. А во-вторых, сам вид штабс-ротмистра, ведшего дело об украденном плане, был его превосходительству глубоко неприятен.
— Ну, что нового? — спросил начальник. Причем не грозно, как следовало бы, а как-то жалко, чуть не заискивающе.
У себя в полиции он, может, был и хорош, подумал Козловский. Иначе не перевели бы в генштаб. Но ловить шпионов много трудней, чем бомбистов-эсеров да болтунов-эсдеков. Вот и растерялся человек. Может, еще выправится.
— Ваше превосходительство, шансы на успех повышаются, — отрапортовал штабс-ротмистр со всей возможной мажорностью, — Помните, я докладывал про студента Романова? Дозвольте взять его с собой на операцию. Он может опознать резидента по голосу. Об опасности Романов предупрежден.
— Не только дозволяю, но и приказываю! — закричал начальник. — Всенепременно! Это же все меняет! Пусть потрется возле немецких футболистов, послушает. И всех, у кого голос хоть немножко похож, заарестуем. Прицепим каждому бороду, и выявим мерзавца! Вот вам готовый план действий. Выполняйте!
— Слушаюсь, — щелкнул каблуками Козловский. Чтоб зря не расстраивать генерала, про главное свое сомнение умолчал: резидент запросто может прислать за папкой кого-то другого. Знает ведь, что состоит в розыске.
Его превосходительство вдруг встревоженно насупился — по другой, однако, причине:
— Вы говорили, у студента Романова ветер в голове. Вдруг он не явится? Проспит, передумает, за юбкой какой-нибудь погонится! Не отпускайте его от себя ни на шаг, вплоть до самой операции! Это приказ!
И очень неглупый, подумал князь. За эти дни он успел привязаться к Романову. Парень неплохой: смелый, быстро соображает. Но насчет ветра в голове — это правда.
По лицу штабс-ротмистра Алеша сразу понял: получилось!
И заговорил с ним Лавр Константинович не как прежде — без снисходительности, без недомолвок, а просто и серьезно. Так же, как со своими сотрудниками.
— Еле дозволил, — озабоченно сообщил Козловский. — Я за вас поручился, не подведите. Но поставил условие. До завтрашнего дня мы с вами неразлучны. Ночевать будете здесь, в дежурке. Ясно?
— Так точно, — вытянулся Алеша. Губы сами собой растянулись в широкую улыбку. — Слушаюсь!
Дальше — лучше.
— С оружием обращаться умеете?
— Хожу с дядей на охоту… Неплохо стреляю, — скромно сказал Романов.
Князь погрохотал ящиками стола, вынул небольшой черный пистолет.
— Держите. Отличная машинка. «Штейер-Пипер», австрийский. Немножко сложен в обращении, ну да вы физик-математик, сообразите.
Пальцы офицера быстро завертели игрушку.
— Устройство довольно своеобразное. Тут кнопочка предохранителя, вот так отщелкиваете в положение «огонь». Здесь фиксатор затвора. Это взвод. Это регулятор мушки. Спусковая скоба снимается вот так. А этот рычажок — защелка магазина. Рраз, и обойма сама выскакивает в ладонь. Очень удобно. Учтите: выбрасывателя нет. Запомнили?
Вообще-то не очень, но признаваться в бестолковости было стыдно.
— Конечно. Ничего сложного, — уверенно ответил Алеша, решив, что разберется в рычажках и кнопочках после.
Да и время поджимало. В четыре свидание с Симой.
— Можете спуститься в тир, попрактиковаться. Но из штаба ни ногой.
Считая разговор оконченным, Козловский сел к столу и уткнулся в бумаги.
— Хорошо. Я только на пару часов отлучусь и тогда постреляю.
Штабс-ротмистр поднял голову.