— Как вам сказать? Во всяком случае, чаще, чем мы с Шиловым, а мы тоже не прочь поохотиться. Но времени нет, сами видите.
— Именно! А у Сазонова время как раз есть. И вот человек идет якобы на охоту, а на самом деле для того, чтобы провести очередной сеанс связи. В тундре рация, Василий Павлович, в тундре.
— Неужели все-таки Сазонов? — с горечью сказал Лаврентьев. — Не верится. Он всего на восемь лет моложе меня, но я относился к нему по-отцовски.
— Больше некому, Василий Павлович. Я перебрал всех. Скажу откровенно, что до последнего дня грешил на Панченко. Хотел даже припереть его как следует к стенке, расколоть, как у нас говорят. Слава Богу, что вовремя одумался.
— И все же пока у вас есть только умозаключения. Серьезные, я не спорю, но умозаключения. А пощупать нечего.
— Скоро пощупаем, обещаю. Кстати, вы не в курсе, уехал уже Старостин?
— Должно быть, уехал. Он же сразу после обеда собирался.
— Ладно, подождем. Вернется, соберемся у вас и все обсудим: Надо кончать дело.
Подъехав к крыльцу и увидав стоявшего там Кострюкова, Андрей сказал:
— Зря гонял, говорил же.
— Сожрали?
— Еще как! Одни рожки да ножки.
— Жалко, — искренне сказал Кострюков. — Классное мясо. Управишься с собаками, зайди, разговор есть.
34
— Неужто Сазонов? — усомнился Андрей, выслушав Кострюкова.
— Он, даю голову на плаху. В общем, надо искать рацию, Старостин. Вернее, тайник. Где-то он есть.
— Тундра большая.
— Большая, — согласился Кострюков. — Но мы не будем искать по всей тундре. Сколько, по-твоему, до этого Черного озера?
— Километров семь-восемь.
— Вот отсюда и начнем плясать, а конкретно — прочешем все в радиусе десяти километров, дальше Сазонову забираться тоже накладно. Верно?
Андрей кивнул головой.
— А раз верно, вот тебе задача: ищи. Нарты у тебя есть, за день можно много обшарить.
— Нарты, старлей, без надобности. Сделаем проще: я Серого в помощники возьму. Серого-то моего, поди, приметил? Это же чистых кровей лайка, я с ним на охоту хожу. Он этот тайник где хочешь найдет. Надо только дать ему что-нибудь понюхать из вещей Сазонова, сапог какой.
— Ну это не проблема. Два сапога достанем, пусть нюхает.
— Тогда завтра с утречка и налажусь.
35
День тянулся бесконечно. Утром, во время очередной процедуры, Кострюкову стоило большого труда спокойно принимать заботы Сазонова и разговаривать с ним, но старший лейтенант переломил себя и ничем не выдал своего состояния. И всей душой сочувствовал Лаврентьеву, который ходил темнее тучи и придирался ко всем по разным пустякам. Поэтому Кострюков не выпускал начальника зимовки из поля своего зрения, боясь, как бы тот не сорвался и не наделал глупостей.
Но все обошлось. Работы начались вовремя; Андрей же, вооружившись винтовкой, заявил, что раз появились олени, то и он не прочь попытать счастья.
Чтобы не маяться в ожидании, Кострюков достал из тумбочки подшивку «Вокруг света», взятую у радиста, и попробовал почитать. Но сюжет повести никак не мог захватить Кострюкова, он постоянно отрывался от журнала и прислушивался или подходил к окну и, откинув занавеску, вглядывался в сумерки за стеклом. Наконец он услышал собачий лай. Лай был радостным, и Кострюков понял: упряжка встречает Андрея. Старшей лейтенант в очередной раз выглянул в окно. Андрей, держа в одной руке винтовку, а в другой связку белых полярных куропаток, шел к дому. Впереди бежал Серый, то и дело оглядываясь на хозяина и возбужденно подвывая.
— Ну? — спросил Кострюков, едва Андрей закрыл за собой дверь.
— Нашел, старлей! Все нашел — и тайник, и рацию, и даже Ванькин аккумулятор. Раскурочил его Сазонов — Ванька заплачет, коль увидит.
— Ладно, не торопись, рассказывай все по порядку.
— А чего рассказывать? Кругаля мы с Серым, конечно, дали, но нашли. Место хорошее — речка, кругом осыпи, а на обрыве лаз. С земли не достать, высоко. Так у этого хмыря и лестница есть. В камнях прячет. Ну, подставил, залез. Лаз-то неширокий, а за ним — целая комната. А в ней ящик деревянный, обитый цинком, чтоб песцы ненароком не добрались, а в нем все хозяйство. Вот такие пироги, старлей. Да, чуть не забыл: вход-то простынкой завешен, под снег, значит. Я чуть было не прошел, да только Серого не проведешь, облаял.
— Ну спасибо, Старостин! Что б я без тебя делал, не знаю. Ты у меня как палочка-выручалочка.
— Не прибедняйся, старлей. На Сазонова-то ты вышел. А я ведь тоже эти дни кое к чему приглядывался. И шашлыки эти ел, а вот не допер, что Сазонова надо брать за цугундер.
— Ладно, Андрюха, ладно! Молодцы мы с тобой, но главное-то впереди — Сазонова брать надо. Мое это дело, а куда я с такими ногами. Весь фокус в том, что на месте брать надо, с поличным, иначе откажется от всего. Скажет: я не я и лошадь не моя. Пальчиков своих он, зуб даю, ни на чем не оставил. Так что за руку хватать требуется, тогда не отвертится.
— Ну и схватим, подумаешь.
— Схватим! Ты хоть понимаешь, что тебе это придется делать? Некому больше. А ты хватал когда-нибудь агентов? Это тебе не на медведя ходить, тут чуть не так — и готово, в ящик. Продумать все надо, Андрюха, семь раз продумать. Сейчас иди, ощипывай своих куропаток, а вечерком загляни втихую к Лаврентьеву.
36
— Нет, Василий Павлович, ждать, как вы предлагаете, больше нельзя. Упустим время — упустим все. Сегодня утром Сазонов сказал мне, что раньше, чем через неделю, ноги не отойдут. А за неделю все что хочешь может случиться. Надо делать засаду у тайника и брать Сазонова.
— Но, может быть, он всю эту неделю и не пойдет никуда?
— Хорошо бы, но, думаю, Сазонов наведается в тайник не сегодня-завтра. У него трудное положение. Рация, скажем прямо, работает на соплях, и надо что-то предпринимать. Конечно, обо всем этом Сазонов сообщил еще вчера, но решение, ручаюсь, еще не принято. Стало быть, о том, как ему действовать дальше, Сазонову сообщат в ближайшем будущем. Но возможен и другой вариант: Сазонову приказано свернуть дело, и тогда он просто исчезнет. Утром проснемся, а его и след простыл. Куда денется? Да та же подлодка всплывет и заберет как миленького. Конечно, это крайний случай, никому не хочется отзывать такого агента, но мы должны учитывать все.
— Но если Сазонов получил приказание свернуть работу, он мог исчезнуть еще вчера. Зачем ему было возвращаться?
— Вот это-то и успокаивает. Вернулся — значит, есть еще какие-то дела. И как мне кажется, о результатах он должен доложить. Поэтому я и предлагаю дождаться, когда Сазонов соберется на «охоту», и подкараулить его у тайника. И сделать это придется, повторяю, Андрею.
— По-моему, мы сильно рискуем. Я давно знаю Старостина и знаю, что он человек надежный, но брать диверсантов — это, как хотите, не его дело. — Не его. Но вы же видите ситуацию. И если Сазонов исчезнет, пока мы будем гадать, что делать да как поступить, нам, Василий Павлович, за такое положено только одно — расстрел. А с Андреем я уже говорил, не беспокойтесь. Сейчас он должен придти, и мы все разложим по полочкам.
37
Едва появился Андрей, как Лаврентьев с места в карьер спросил его:
— Справишься, в случае чего, с Сазоновым?
— А чего не справиться? — спокойно ответил Андрей. — Мужик он, правда, крепкий, дак ведь и мы не лыком шиты.
— Опять бахвалишься? — сказал Кострюков. — Пойми ты, голова садовая, что сила твоя тут ни при чем. Сазонов приемы знает, приемы! Если рот раскроешь, он тебя одним пальцем уложит. Ткнет куда надо, и все. К тому же он левша, а против них всегда труднее.
— Сазонов — левша? — удивился Лаврентьев. — Сколько живем вместе, не замечал.
— Левша, Василий Павлович. Причем скрытый, потому и не замечали. Левую пускает в ход лишь в крайних случаях, что хуже всего. От такого ждешь справа, а он тебе с левой врежет, не успеешь и оглянуться.
— Тем более надо отказаться от засады. Возьмём его прямо здесь, да и дело с концом.
— Нельзя, Василий Павлович. Я уже объяснял Андрею почему. Сазонов, судя по почерку, птица не простая, недаром столько лет продержался. Да и провалился не по своей вине — сообщник выдал. Ну возьмем здесь, а улик нет. И, как говорится, висело мочало, начинай сначала.
— Но ведь можно в конце концов проверить, что за тип, этот Сазонов. Поднять документы, архивы. Где-то есть начало всему. А мать, а сын? Они ведь существуют, и можно всегда сделать очную ставку.
— Можно. Но тут два варианта: мать и сын настоящие и ничего не знают о делах Сазонова; или: и мать, и сын — подсадные утки. Такое бывает. И тогда придется копать, прежде чем что-нибудь выкопаешь. Взяв Сазонова без улик, мы, конечно, поставим точку на его карьере, но зато затрудним дальнейшее расследование. А ведь нам нужен не только Сазонов — нужны все его связи. Поэтому брать его надо только с поличным — опыт показывает, что после этого держатся недолго. Словом, сделаем так: с Сазонова глаз не сводить — расчеты расчетами, а вдруг он попробует улизнуть. Если не попробует, дожидаемся, когда Сазонов соберется на «охоту», даем фору в пятнадцать-двадцать минут, после чего Андрей выезжает.
