В маленькой гостиной на втором этаже я столкнулся со смазливенькой юной мулаткой в кимоно, расшитом голубыми драконами, и поинтересовался, кто она такая.
– Меня зовут Роситой, – робко представилась девушка по-испански, изобразив на смуглом личике что-то вроде заискивающей улыбки.
На вид Росите было не более пятнадцати лет.
Я продолжил допрос, велев дворецкому переводить:
– Что ты здесь делала при старом хозяине?
– По вечерам стелила постель господину полковнику, а по утрам подавала ему кофе или какао.
Я не стал докапываться до того, какие функции выполняла Росита в промежутках между этими двумя занятиями, и объявил девушке, что ей лучше всего вернуться к родителям. Она захныкала и, всхлипывая, принялась доказывать, что отец с матерью все равно прогонят её обратно в город, так как люди они нищие и им самим нечего есть.
Бесполезно было растолковывать ей, что она, дескать, еще ребенок и все такое прочее. В Ла Паломе было полным полно двенадцатилетних проституток. Поэтому я попытался отвязаться от Роситы, пустив в ход понятные ей аргументы:
– Знаешь что: я люблю беленьких девочек с объемом бедер раза в полтора побольше твоего, а посему катись-ка ты на кухню и не появляйся в жилых комнатах. Скажи стряпухе, пусть подберет тебе какое-нибудь занятие.
Росита исчезла и больше никогда не попадалась мне на глаза.
В гараже Нокса стояли три машины: «Фольксваген», «Вольво» и «Ягуар» – длинная серая зверюга с мощнейшим двигателем. Я распорядился позвать шофёра и приказал последнему покатать меня по столице на «Ягуаре».
В одном из шумных переулков неподалеку от порта я увидел вывеску: «Йоахим Шнайдер. Ремонт радио– и телеаппаратуры». Сердце моё радостно забилось. Наконец-то! Дорогой ты мой Йоахим Шнайдер! Как же долго я тебя ждал!
Появление этой вывески означало, что я получил надёжную двустороннюю связь с Москвой.
В начале мая Обезьяний Зад устроил тайную вечерю в мою честь. Его дом стоял на погребке, который он оборудовал под старинный немецкий гаштет мест на двадцать: грубо сколоченные деревянные столы, для сидения – поставленные на попа бочонки, на стенах – гравюры с видами средневекового Кёльна, там и сям светильники, выполненные в виде оплывших сальных свечей. Из общего стиля выбивались только вентилятор, гудевший под каменными сводами, да картина, изображавшая подписание капитуляции Франции в Компьенском лесу.
Здесь мне пришлось провести несколько часов в обществе седых и лысых нацистов, увешанных фашистскими крестами и эмблемами. Кое-кто умудрился даже сохранить военную форму. Новое поколение истинных сынов Германии было представлено одним Рудольфом фон Буххольцем-младшим. Когда все охрипли и устали от холодного пива, витиеватых тостов и пения патриотических песен, я предложил своему юному другу выйти в парк прогуляться. На мой взгляд, лучшей возможности для проведения решающей беседы с ним в будущем могло и не представиться. Над головой у меня витал ореол, и каждое моё слово должно было казаться Рудольфу в ту ночь вещим откровением.
– Ты помнишь. Руди, нашу поездку по побережью? – начал я.
– Конечно, Арнольд.
– А моё обещание помнишь?
– Какое?
– Доказать, что служение Германии возможно и здесь, в Аурике.
– Помню и это. Кстати, два месяца истекли. Так что валяй – доказывай!
– Всё очень просто, Руди: ты должен устроиться на «Дабл ю-эйч».
Эти слова огорошили Рудольфа, и он в течение нескольких секунд молча смотрел на меня. При этом лицо его выражало крайнее изумление. Потом он разразился бурным протестующим монологом:
– Ты хочешь, чтобы я стал работать на Штаты? На страну, чья экономика находится в руках евреев, и где евреи заправляют всем? На страну, которая стала политическим придатком Израиля? Ещё фюрер сказал, что он уничтожит эту разложившуюся еврейскую демократию! Жаль, у него руки не дошли до этого! Ты хочешь, чтобы я помогал янки устанавливать их гегемонию над миром?
– Тебе и русские ненавистны так же, как янки? – перебил я его.
– И русские тоже. Фюрер говорил, что им не следует оставлять ничего, кроме алкоголя и табака. Правда, мне о них мало известно. Слышал только, что они грубы, дурно воспитаны, ленивы, неряшливы, пьют много водки и смешно одеваются. Но не это главное. Главное – то, что Россия сделалась на наших костях супердержавой и в данный момент хочет того же, что и Америка – владеть миром.
– Но русских мы должны по крайней мере уважать: ведь они побили нас.
– Они нас не побили. Мы просто захлебнулись в их крови.
– Очень хорошо, Руди, что ты так четко уяснил, где наши враги. И потому я еще раз повторяю: ты должен устроиться на «Дабл ю-эйч», потому что Германии нужна полная информация об этом объекте. Ни американцы, ни русские недостойны того, чтобы главенствовать на Земле. Это наш удел – удел немцев. Но мы не добьемся ничего, мы даже единой Германии не получим, если не обойдем на два-три корпуса всех прочих в сфере науки и техники. Ты меня понял, Руди?
– Кажется, понял. Скажи, пожалуйста, ты служишь в БНД?
– Упаси господь! Я представляю совсем иные силы Германии. Ни социал-либеральное слюнтяйство нынешних правителей Федеративной республики, ни пошлый консерватизм христианских демократов с их прихвостнем Штраусом нас не устраивают. Мы изберем другой путь. Мы воплотим великие идеи фюрера, не повторяя его ошибок. Дым крематориев, костры из книг и безнадежная война на два фронта – да хранит нас бог от всего этого! Без подобных крайностей можно обойтись, имея мощную, динамичную, передовую экономику. Мы разорим Зону миллиардными займами и вынудим ее броситься в наши объятия. Добившись единства Германии, мы очень скоро завоюем экономическое, политическое и духовное лидерство в Европе и, пока супердержавы будут истощать себя и уродовать свои экономические структуры гонкой вооружений, постепенно, крадучись, подойдем к приоритету в мире. Такова вкратце суть нашей программы. Теперь ответь: согласен ли ты оказать нам помощь?
– Ты мог бы открыться мне раньше, Арнольд, – тихо промолвил Рудольф.
– Нет, не мог. Мы солидная фирма и привыкли действовать только наверняка. Раньше ты был не вполне готов к такому повороту дел. Кроме того, прости, мне недоставало стопроцентной уверенности в том, что ты по легкомыслию не выдашь меня отцу или еще кому-нибудь. Это было бы провалом, ибо со старыми членами НСДАП нам не всегда по пути.
– Значит, сейчас, Арнольд, ты убежден, что я буду сотрудничать с тобой и молчать, как рыба?
– Сейчас убежден.
– Так вот, где она, моя судьба!.. Следует отдать тебе должное: момент выбран идеально… Считай, что ты получил мое согласие… Да, я на перепутье, но не это главное. Ты предлагаешь работу, которая полностью соответствует моему кредо. Она достаточно трудна и достаточна почетна. Вот почему я отдаю себя в твое распоряжение и жду твоих приказаний.
– Спасибо, Руди! Ты оправдываешь надежды, возлагаемые на тебя нашей организацией. В ближайшие дни мы с тобой подробно обсудим план твоего внедрения на объект. А пока – давай вернемся в подвальчик. Там могут обратить внимание на то, что мы слишком долго отсутствуем.
– Хорошо, Арнольд, идем к старикам. Но сначала позволь задать тебе один маленький вопрос: каким образом ты собираешься поддерживать со мной связь, когда я буду там, на «Дабл ю-эйч»? Ведь оттуда и муха не может улететь. Ну, допустим, мне удалось бы самостоятельно собрать на объекте радиопередатчик. Что дальше? Выход в эфир непосредственно с «Дабл ю-эйч» был бы равносилен самоубийству. Надеюсь, тебе это понятно.
– Конечно, Руди. Прошу тебя, не ломай голову над этой проблемой. Все равно ничего путного не придумаешь. Организация связи – мое дело. Обещаю: связь у нас с тобой будет надежная и вполне безопасная.
Давая Рудольфу столь оптимистичные заверения, я хорошо представлял себе всю сложность получения от него информации с объекта «Дабл ю-эйч», однако, рассчитывал найти совместно с Центром приемлемый вариант решения трудной задачи, которая была отнюдь не единственной в этом деле. Мне не позволили бы ставить все предприятие в зависимость от одного источника, каким бы хорошим он ни был. Требовалось подобрать по меньшей мере двух помощников. А кто будет вторым, я пока еще не знал. Но тщательное изучение секретоносителей, работавших в президентском дворце, неизбежно приводило меня к хорошенькой секретарше Роджерса.
Мисс Изабелла Мортон считалась непростым орешком. К ней нельзя было подойти и брякнуть запросто: «Сеньорита, вы так похожи на одну из моих внебрачных дочерей, что я не буду спать, если не поужинаю с вами сегодня на моей вилле». О такой попытке установления с ней контакта она обязательно доложила бы своему шефу. Знакомиться с Исабель следовало, пожалуй, только через самого Роджерса.
Как-то вечером – это было вскоре после покушения на диктатора – я зашел в бар президентского дворца. Там уже сидели Уилсон с Бессьером и тянули коктейли из соломинок. Я тоже взобрался на бутафорского коня, заказал коктейль и закурил. Разведчики судачили о проекте нового памятника Мендосе, который предполагалось соорудить на горе Катпульче. Монумент должен был своими размерами намного превзойти распятого каменного Христа и обойтись стране в сотни миллионов ауро. Улучив момент, когда бармен скрылся в подсобке за горкой, уставленной великолепными бутылками, я заметил как бы между прочим:
