Но когда Мария Николаевна представила ему:
— Профессор Кебецкий. Разрешите профессору подождать в конторе. Он не оставляет меня ни на шаг, это мой тиран…
Бравый офицер почтительно приподнялся и, подавая посетителю руку, пробормотал:
— Конечно… Я так счастлив познакомиться с таким знаменитым ученым. И как это я сразу не узнал вас по портрету в «Ниве»… Не угодно ли вам пройти в мой кабинет… Здесь в общей комнате не так приятно…
— С удовольствием пройду к вам в кабинет, потому что, откровенно говоря, не желаю, чтобы завтра в газетах появилась заметка о том, что профессор Кебецкий побывал в тюрьме… Вы не поверите, как тяжела и неприятна, подчас, популярность… Наш брат даже жене не может изменить, чтобы об этом не распубликовали в газетах…
Профессор вошел в кабинетик дежурного помощника, полыценного простотой и даже оттенком симпатичной фамильярности, с которой держался знаменитый ученый, услугами которого пользуются даже высокопоставленнейшие лица.
— Вы же разрешите мне, старику, говорить с вами попросту и действовать напрямик… Разрешите мне сопровождать г-жу Гроссмихель сюда инкогнито… На это я имею серьезные основания… Главное, что в судьбе этой прекрасной, но несчастной женщины принимает…
Профессор осмотрелся, не подслушивает ли его кто, и, хотя подслушивателей не было, все-таки нагнулся к уху офицера и шепнул ему такое громкое имя, от которого последний даже почтительно привскочил.
— Это мой пациент, и я дал ему слово, что не оставлю Марии Николаевны до тех пор, пока она совсем не оправится. После ареста мужа несчастная женщина впадает в какие-то странные продолжительные обмороки, от которых только мне удается ее спасать… При мне она чувствует себя совсем молодцом… Затем, во-вторых, Мария Николаевна дочь профессора Мордванова — моего школьного товарища. Ему я тоже, как и князю, дал слово не покидать Марии Николаевны ни на минуту… Все это очень мило, но мне было бы очень неприятно, если бы моя фамилия в газетах где-нибудь была припутана к делу Гроссмихеля… Пусть князь уверяет, что дело это мыльный пузырь, что Гроссмихель арестован по какому-то недомыслию и будет на днях выпущен на свободу и, как германский подданный, выслан из Петрограда, у меня на этот предмет особый взгляд… Раз ты немец и во время войны находишься в Петрограде, значит, ты — шпион. А раз ты шпион, — повесить без рассуждений.
……………….Надо бы каждого немца повесить! Сперва его повесить, а потом пусть он доказывает, что не шпион…
Помощник начальника почтительно и одобрительно рассмеялся.
— Вот именно: сперва повесить, а потом разговаривай…
— Я уверен… т. е. я не смею быть уверенным, раз князь уверен в противном… но все-таки… я не убежден в чистоте этого Гроссмихеля… и не хотел бы чем-нибудь содействовать облегчению его участи… Вы не знаете, в каком положении его дело?
— Слышал, что он сильно замаран… Найден ключ к его донесениям в главный германский штаб, которые он диктовал своему маленькому сыну…
— Негодяй!..
— Да, небывалый случай, чтобы отец совершал преступления руками своего невинного ребенка…
— Подлец!.. Я хотел бы, чтобы его немедленно вздернули… Ведь от него… позвольте узнать имя и отчество…
— Петр Петрович Вырубов…
— Ведь от него, Петр Петрович, вся семья Мордвано-вых отвернулась уже давно… Марья Николаевна поссорилась из-за мужа даже с отцом… Николай Иванович, профессор Мордванов, прямейшей, честнейшей души человек, его иначе и не зовет, как шулер…
— Почему шулер?
— Да потому, что он живет, или делает вид, что живет, карточной игрой…
Капитан, которому карточный азарт был по душе, крякнул:
— Да, конечно… от карт не проживешь…
— Симуляция!
— Я вас не понял, профессор…
— Да Гроссмихель, говорю, симулянт… Симулируют обыкновенно больного, а он симулирует шулера… Редкий вид симуляции: прикидывается шулером, чтобы скрыть шпиона!.. Повесить! Повесить такого! Недаром вся семья от него отвернулась. Не понимаю, почему так князь распинается за него… Он видел его два-три раза, и Гроссмихель его очаровал… Чем? Скажите, в самом деле он так интересен?
— Гроссмихель держится в тюрьме джентльменом. На допросе тоже своими манерами выдает большого аристократа…
— Ну, во всяком случае, я не хотел бы с ним видеться… Вообще, повторяю, мне так противно, что я попал в эту грязную историю, и я прошу вас и надеюсь… что вы поймете меня… чтобы кроме вас никто не знал, что я бываю здесь… Я так рад, что среди тюремного начальства нахожу такого интеллигентного и симпатичного по взглядам человека… Будьте уверены, что при первом же свидании с князем постараюсь аттестовать вас так, как вы этого заслуживаете…
Капитан почтительно привстал.
……………….Будьте уверены, что моя рекомендация не пройдет для вас бесследно… Князь милейшая русская натура… Пускай мы с ним разных убеждений: он чересчур оптимист… а я ему доказываю, что Петроград нашпигован немецкими шпионами… Но все же мое слово для него значит многое…
— Профессор, ваш авторитет… я польщен…
— Но… услуга за услугу. Я от вас тоже попрошу любезности, которая вас не затруднит…
— Все, что в моей власти…
— Надеюсь, в вашей власти назначать свидание г-же Гроссмихель с мужем только в дни ваших дежурств. Вы понимаете… с другими я не хотел бы быть столь же откровенным, как с вами… Во-вторых, нельзя ли свидания эти назначать как можно позже… У меня такое дорогое время и приходится его терять, потому что я связан словом князю и профессору Мордванову… Ах, да… А главная моя просьба, это — скорее повесьте Гроссмихеля и развяжите мне руки… Я уверен, что он — шпион!..
Капитан Вырубов очарован профессором Кебецким.
Бывает же такое изумительное сочетание учености и простоты!»
Само Провидение послало профессора капитану Вырубову.
………………
Почему бы, в самом деле, профессору не посмотреть, что с Наташей?.. Такой маг и волшебник по части диагноза сразу сможет поднять ее на ноги.
Приглашать профессоров к себе на дом не по карману капитану Вырубову.
Но по знакомству мало ли что делается. Надо только заслужить расположение. О, за этим дело не станет: конечно, повесить Гроссмихеля не во власти капитана, но зато исполнение других просьб профессора — такой пустяк.
Конечно, он примет все меры для хранения полного инкогнито.
Конечно, он будет назначать свидание Гроссмихелю только в свое дежурство.
И сможет, даже на личную ответственность, давать свидание жене с мужем от 6 до 7 часов вечера, в камере, без свидетелей…
Только бы профессор посмотрел, что с Наташей.
А с Наташей очень неладно. Никто не может разгадать причины ее адских головных болей, от которых она стонет целыми ночами.
Но как пригласить профессора, который привык посещать высокопоставленные салоны, в комнатку Наташи.
Если бы она была женой капитана, но она… только экономка.
Капитан женат, его жена может на днях вернуться из Рязани, где она гостит у родителей.
Вернется и прогонит Наташу, — куда ей — прислуга с вечными головными болями!
А для капитана Наташа больше чем прислуга.
За эти полтора месяца так много радости познал Петр Петрович через Наташу…
Может быть, и хворает она через него, разве поймешь женщину? Нам, мужчинам, все шуточки, а женский организм такая сложная штука, что в ней сам черт ногу сломит.
— Милая, милая Наташа… Потерпи до вторника… Я к тебе привезу самого профессора Кебецкого… Это, девочка моя, такой знаменитый доктор, что чуть взглянет, все как рукой снимет…
— Потерплю, мой милый! — печально сказала Наташа, обняв его голову. — Потерплю… Только в излечение не верю. Смерть меня излечит…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ХИЩНИКИ РАЗЛЕТЕЛИСЬ
………………
Марья Николаевна вернулась домой возбужденной после свидания.
Правда, на свидании присутствовал все время жандарм, так что не удалось перекинуться ни одним серьезным замечанием. Но все-таки она в восторге от свидания.
Муж выглядит молодцом.
На свое заключение смотрит, как на какое-то обидное недоразумение: не завтра-послезавтра его, конечно, выпустят.
Беспокоит его и мысль, что германских подданных выселят и, следовательно, ему с женой придется уехать или за границу, или в провинциальную глушь.
Фридрих и тут, щадя чувства жены и будучи всей душой привязан к милой России, конечно, предпочтет какое угодно русское захолустье переселению в Германию.
Марья Николаевна рада, что все это слышал жандармский офицер, присутствовавший на свидании, пусть они посмотрят, какую напраслину возвели на ее мужа!
