— Что случилось, приятель? — спросили они и услышали в ответ:
— Несколько недель уже эти лампочки плохо работают: перегорают. Надеюсь, наконец, поставите хорошие.
— Конечно, все будет в порядке, — ответил один из рабочих.
Луч его сверхмощного электрического фонаря освещал всю комнату и каждый угол в отдельности. «Монтер» тщательно изучил расположение комнат задолго до своего визита в штаб японцев. Разумеется, фактической целью всей операции являлся внутренний кабинет Ямагути. Задача состояла в том, чтобы проникнуть именно в эту комнату, обследовать ее и узнать, что японцы прячут там. В широком луче своего фонаря «монтер» видел дверь, ведущую в кабинет, он кивнул своему спутнику:
— Идем, Джим, надо проверить потолочные патроны в той комнате.
Так началась очень детальная проверка электросети в каждой комнате. Необходимо было узнать, имелись ли у японцев собственные радиопередатчики и машинное устройство для шифрования. И для передатчиков, и для шифровальной машины необходимо электропитание. Ознакомление с их шифровальными машинами дало бы нам важные сведения, и мы надеялись, проникнув во вражеский лагерь, добыть много интересного.
И вот мы там... В снопе света от фонаря появляются очертания сейфа и различных принадлежностей разведывательной техники, так долго и так тщательно скрываемых от наших глаз.
Наши люди должны были работать быстро и квалифицированно, если хотели избежать подозрения. И они полностью справились со своими обязанностями и как сыщики, и как монтеры..
После нескольких минут возни с проводом, обмотав его изоляционной лентой, наши люди спустились вниз, чтобы закончить работу — вставить обратно предохранительные пробки, предусмотрительно вывернутые заранее. В комнатах зажглись лампочки, и когда наши люди поднялись туда, собираясь проверить свою работу, и направились было в кабинет, клерк остановил их и дружелюбно, но настойчиво сказал:
— Очень вам благодарен, вы можете больше не беспокоиться.
— Хорошо, приятель, — ответил «монтер», — я уверен, что все в порядке.
Обследование кабинета с помощью ручного фонаря дало нам желаемые результаты, и не было никаких оснований настаивать на продолжении осмотра комнаты. «Монтеры» собрали свои чемоданчики и направились к дверям, когда клерк вынул из кармана две блестящие двадцатипятицентовые монеты и сунул их в руки «рабочим». Эти две монеты и теперь являются интересными сувенирами, как воспоминание о забавном небольшом эпизоде, который произошел в моем доме в момент, когда помещение японцев подвергалось осмотру.
В оживленном предобеденном настроении мы собрались в гостиной. Я заметил, что капитан 3 ранга Дзё, один из помощников Ямагути, сидит у столика, на котором лежал серебряный портсигар с выгравированным на нем гербом императорской фамилии: четырнадцать лепестков хризантемы вокруг кружка, символизирующего восходящее солнце. (Сам император имел герб с шестнадцатью лепестками, а другие члены императорской семьи ограничивались четырнадцатью.) Я видел, как его взгляд скользнул по красивому серебряному портсигару и остановился на лепестках. Внезапное напряжение охватило его, он выпрямился в кресле; на его лице не осталось и тени добродушной снисходительности, теперь оно выражало торжественное внимание, почти преданность. Казалось, он не верил своим глазам. Затем, подняв указательный палец, он начал считать лепестки: один, два, три... двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Герб императорской фамилии! Когда он дошел до четырнадцатого лепестка, на лице его появилось выражение особой торжественности, руки его упали на колени и, сидя в кресле, он глубоко поклонился портсигару.
Обед прошел отлично. Итоги осмотра, проведенного «монтерами», нас вполне удовлетворили; «монтеры» определили, что там нет никаких условий для установки коротковолновой или другого типа радиостанции и что в таком маленьком сейфе нельзя поместить даже несложную шифровальную машину. Следовательно, вся эта работа осуществлялась в японском посольстве на Массачусетс-авеню. Если бы Ямагути мог заподозрить, что творится у него дома! Но он, всегда сдержанный и проницательный, чувствовал себя совершенно спокойно и щедро расточал похвалы нашему гостеприимству и угощению, которое в тот вечер было особенно обильным. Я вспомнил об этой истории в надежде на то, что, зная о потерях в подобной игре, наши люди будут больше заботиться о сохранении секретов на случай такого лжеосмотра. Чтобы какой-нибудь чрезмерно бережливый читатель не посетовал на растрату государственных средств на обеды и маскировку, я могу добавить, что эти мероприятия проводились по моей инициативе и за мой собственный счет. Я не просил возмещения затраченных средств, и правительство Соединенных Штатов не предложило мне получить их, когда был представлен окончательный доклад о проведенной операции.
И если случай с неожиданным выходом из строя электрического освещения явился, без сомнения, необычным событием, то такие обеды часто устраивались за кулисами Вашингтона. Тем не менее я сильно удивился, когда вскоре после организованного мною полезного для нас вечера получил приглашение на небольшой неофициальный обед в доме Такэми Миура, первого секретаря японского посольства. Мы и раньше часто получали приглашения в дома японцев, но они присылались по меньшей мере недели за две до вечера или обеда, и если в них не делалось специальной оговорки, то можно было предполагать, что представители других стран тоже приглашены. Тогда же приглашение пришло всего за день до вечера. И в нем говорилось, что единственными неяпонцами на вечере будем мы (моя жена Клер и я). Эти признаки достаточно убедительно показывали, что вечер задуман не для демонстрации кулинарного искусства, а преследует определенную цель. Наше предположение подтвердилось.
Когда мы прибыли в дом, расположенный в верхнем конце Коннектикут-авеню и Тилден-стрит, гости уже собрались. Первым приветствовал нас сам Миура, затем протянул руку военный атташе полковник Мацумото. Затем начали подходить офицеры армии и флота. Весь цвет японского посольства был здесь. Из важных персон отсутствовал лишь капитан 1 ранга Ямагути. Заметив это, я улыбнулся совпадению. Мы являлись единственными американцами.
Обед протекал, как обычно, с традиционными разговорами в атмосфере, наполненной ароматом аппетитных блюд. Затем нас провели в соседнюю комнату, где был сервирован кофе с клубникой Эти приготовления заставили меня тихонько заметить жене: «Японцы явно что-то затевают». Взгляд Клер выразил ее опасение, не последует ли за клубникой что-нибудь более важное.
И действительно, не успели исчезнуть со стола чашки, а гости зажечь сигары, как наступила тишина. Молчание было прервано легким покашливанием Такэми Миура, который, по всей вероятности, готовился начать разговор. Сначала он проронил:
— Так вот! — И затем решительно продолжал: — Захариас-сан, мы хотели бы обсудить сегодня японо-американские отношения.
Я вспомнил приезд Ёкояма в Ньюпорт и подумал, что на этом обеде мне, вероятно, придется столкнуться с такой же путаной аргументацией, как и тогда.
— Я очень рад этому, господин Миура, — уронил я небрежно, — что вы имеете в виду?
В начале нашей беседы почти слово в слово повторялся мой разговор с Итиро Ёкояма, а потом мы перешли к истории и русско-японской войне, которая по-иному освещает наши отношения.
— Давайте обратимся к 1904 году, — сказал я, — я уверен, вам известно, что в это время США испытывали к Японии самые дружеские чувства.
— Да, — подтвердил Миура, — это верно.
— Интересно, знаете ли вы, что эти чувства однажды спасли Японию от очень серьезного затруднения, более того, от значительных материальных потерь.
— О, это удивительно! — воскликнул Миура. — Каким образом?
— Так вот, — ответил я, — когда русско-японская война приняла широкий размах, президент Теодор Рузвельт понял, что Япония недооценила связанный с ней риск, рассчитывая, что она продлится всего несколько месяцев. А так как Япония не подготовилась к затяжной кампании, то не могла продолжать боевые действия дальше, несмотря на блестящие успехи в войне.
Все присутствующие слушали с исключительным вниманием.
— Ваши военные советники сами поняли, что война для Японии достигла критической точки. Продолжайся она еще три — четыре месяца, Япония израсходовала бы свои ресурсы и погибла. Полковник Мацумото, — повернулся я к военному атташе, — вы, конечно, помните обстановку? Верно ли я ее обрисовал?
— Совершенно верно, — категорически подтвердил полковник.
Всем присутствующим стало ясно, что я оказался в выигрыше. Хотя такое мнение о ходе русско-японской войны было у нас общепринятым, здесь мне впервые удалось получить от японца, причем человека военного, подтверждение правильности моего мнения по этому вопросу. Только тот, кто близко знает японцев, может оценить, что означало такое признание в присутствии группы японцев,
