Один из них поднял и пригубил стакан.
– Деньги на стол, мальчик! – мягко сказал Красавчик.
– Потом рассчитаемся, – раздраженно проговорил Джин.
– Десять «джи» на стол, – еще мягче сказал Красавчик, мурлыча совсем по-кошачьи.
Одноглазая «торпеда» покинула свое место за спинкой стула Красавчика и стала огибать стул Джина.
– Как хотите, – пожал плечами Джин и сунул правую руку за лацкан пиджака. Сунул медленно, нехотя, а вытащил мгновенно, вскочил, и, прежде чем Красавчик и его партнеры успели разглядеть пистолет в его руке, он рубанул рукоятью этого пистолета «торпеду» по темени.
– Руки вверх! – резко, повелительно скомандовал Джин еще до того, как «торпеда» с грохотом рухнула на пол.
Дуло «вальтера» смотрело Красавчику в переносье. Движением большого пальца Джин убрал предохранитель с красной точки.
Три пары рук повисли в клубящемся под люстрой табачном дыму. У одного из гангстеров от изумления отвалилась челюсть. Красавчик потемнел. Пальцы поднятых над головой рук угрожающе скрючились.
В комнате стало совсем тихо. Снизу, с первого этажа, доносились приглушенные звуки джук-бокса: раздевался еще какой-то «помидорчик». За окном провыла, удаляясь, полицейская сирена.
Глядя в загоревшиеся от бешенства глаза Красавчика, Джин вдруг понял, что тот колеблется на самой грани отчаянного решения: вот-вот ринется он очертя голову на Джина, на пистолет, и тогда Джину придется нажать на курок…
Теперь Красавчик не мурлыкал по-кошачьи. Теперь это был разъяренный тигр. И глаза у него были тигриные.
Джин еще никогда в жизни не убивал человека, но в эту минуту он нашел бы в себе силы, чтобы нажать на курок. Джин хотел этого и боялся… Именно Красавчик Пирелли стоял за Лефти Лешаковым. Может быть, он был только вторым в цепочке? Но если умрет Красавчик, цепочка может порваться навсегда и он, Джин, никогда не узнает, кто убил его отца. В «руку Москвы» он верил все меньше… Нет, если стрелять, то так, чтобы только ранить, только ранить, а не убить. Убивать Пирелли рано. Он еще должен заговорить. Но какой-то дьявол в Джине не хотел внимать голосу рассудка.
– Я пришел сюда, чтобы познакомиться с тобой, Красавчик, – медленно сказал Джин. – Говорят, ты самый красивый мужчина в Нью-Йорке. Говорят, что ты ходишь к лучшему дамскому парикмахеру и красишь ногти парижским лаком фирмы «Коти»…
Партнерам Красавчика, да и самому Красавчику казалось, что кулак Красавчика в один миг сотрет легкую усмешку на губах этого парня из Фили. Но боксерская реакция не подвела Джина. Сейчас он не играл в поддавки, не то что там, на лестнице, когда надо было убедить «торпед» Красавчика Пирелли, что он не предоставляет из себя никакой опасности, и тем получить право на вход в заветный номер 3-Д.
Тут же Красавчик ударил левой, вновь его кулак просвистел мимо уха Джина, пошевелив волосы на виске.
Джин уткнул дуло пистолета прямо в плиссированную рубашку Красавчика.
– Мне даже говорили, Пирелли, – сказал он, – что ты носишь дамское белье. Выше ручки, красавец мужчина, выше! И хватит темперамент показывать!
Красавчик посмотрел на него безумными глазами и снова поднял руки. Весь запал его гнева был истрачен. Везувий погас.
Что делать? Надо спешить: в любую минуту могут войти в дверь. Не спуская глаз с гангстеров, Джин запер входную дверь.
Джин давно заметил другую полуоткрытую дверь, которая, судя по всему, вела в спальню.
– В спальню – шагом марш! – скомандовал он. – Сначала вы двое! Потом ты, Красавчик. Ать, два! Ручки, ручки!..
Так и есть. Спальня с двумя застеленными кроватями. Джин сначала намеревался связать всех троих простынями, но тут он увидел платяной чулан. Крепкий, вместительный чулан с торчавшим в дверце ключом.
– Мордой к стенке! – снова скомандовал Джин. – Живо!
Начав с Красавчика, он быстро ощупал карманы гангстеров и бросил на одну из кроватей четыре пистолета; у Красавчика оказалось два пистолета: «кольт» калибра 45 и никелированный дамский пистолет марки «айвор-джонсон-кадет» калибра 22 с инкрустированным дулом и перламутровой рукояткой. Такие браунинги называют «джелоси ган» – «оружие ревности», так как им пользуются обычно ревнивые жены и любовницы.[15] И еще у Красавчика оказался небольшой, острый как бритва стилет в ножнах.
– Вы двое шагом марш в чулан! А ты, кара миа, пока останься. Нам надо поговорить по душам. Ведь ты мне еще не рассказал, у кого ты красишь волосы и завиваешься.
– Ты мне дорого заплатишь за это! – в бессильной злобе прошипел Красавчик.
– Конечно, заплачу, – весело заверил его Джин, левой рукой запирая за гангстерами дверцы чулана, – только назови мне адрес твоего салона красоты. – Он подошел почти вплотную к Красавчику. – И еще один адрес мне нужен: адрес Лефти Лешакова.
– Кто ты такой? Сыщик? Меня уже пять раз допрашивали в департаменте полиции. Даже арестовывали, но мой адвокат внес за меня залог…
– Где Лефти?
– Пошел ты к дьяволу!
– Не капризничай, Пиноккио! Слушайся своего дядюшку Карло, а то будет плохо. Где Лефти?
– Он исчез в ту же ночь.
– Куда исчез?
– Не знаю.
– Как и когда ты узнал о его исчезновении?
– В ночь убийства… Мой дежурный радист подслушал сообщение на полицейской волне…
– Врешь! Хочешь, чтобы я сделал из тебя котлету а-ля романа?[16]
– Клянусь мадонной! Я сам разыскиваю мерзавца.
По глазам Красавчика было видно, что он говорит правду.
Что же делать теперь? Пока все шло гладко, хотя никто, кроме авторов гангстерских фильмов и романов, не учил Джина, как обращаться с субъектами типа Красавчика Пирелли. Но что же дальше?
– Где Лефти? Отвечай, или я выпалю в тебя всю обойму!
– Не знаю! Иди к дьяволу!
– Но сначала я попорчу твою фотокарточку вот этой рукоятью!
– Я же сказал, не знаю. Может, сбежал с «трофеями», а может, попал в лапы Красной Маски.[17]
– Красной Маски? Это еще кто такой?
– Никто не знает, кто он такой. Новый главарь пуэрториканской банды Меркадера. Мы воюем с ним уже два года.
– Что делал Лешаков, русский, у пуэрториканцев?
– В банду Красной Маски входит всякий сброд из Гарлема – негры с Гаити, испанцы, итальянцы, мексиканцы, китайцы, японцы-нисеи, финны. И русские…
– Где их штаб?
– Притон «Маргарита» в Гарлеме. Это в центре пуэрториканского района.
– Почему ты приказал Лефти убить этого русского?
– Это не моих рук дело. Я не видел Лефти целых две недели до убийства. Легавые подвергли меня допросу третьей степени, допрашивали с помощью детектора лжи и сами убеждены теперь в моей невиновности. Никто не может пришить мне это убийство.
И опять Джин видел по глазам гангстера, что тот не врет.
– Кто такой этот Лефти?
– Из ди-пи – перемещенных лиц. Был у немцев полицейским в Минске… потом служил у какого-то генерала Власова…
В этот момент кто-то постучал в дверь номера 3-Д.
– Спроси, кто это, и отошли его! – приказал Красавчику Джин, поднимая пистолет на уровень его глаз и кивком указывая на дверь спальни.
– Кто там? – громко спросил Красавчик, по-прежнему держа руки над головой.
– Ты чего заперся? – послышался за дверью раскатистый бас. – Это я – Анджело!
Брат Красавчика! Этот наверняка многое сможет понять по тону братца.
– У нас тут, понимаешь, игра в самом разгаре, – довольно естественно проговорил Красавчик, для убедительности жестикулируя руками над головой. – Иди вниз, я позвоню тебе.
– О'кей! – неуверенно, помолчав, сказал Анджело. Слышно было, как Анджело стал спускаться по лестнице. Скрипнули перила. Потом замер звук шагов.
– В чулан, приятель! – заторопился Джин, подталкивая Красавчика дулом пистолета. – А ну подвиньтесь, синьоры! В тесноте, да не в обиде. Только не спутайте Красавчика в темноте с Джиной Лоллобриджидой! И не забудьте посыпать себя нафталином, а то моль съест!
Заперев всю троицу в чулан, Джин подошел к двери номера, прислушался. Как будто все тихо. Снизу едва слышно доносились звуки рок-н-ролла.
Спрятав пистолет в кобуру под плечо, он вышел из номера.
На площадке второго этажа он лицом к лицу столкнулся с теми самыми «торпедами», которые оказали ему гангстерское гостеприимство. От Рэда и Базза, этих пожирателей пиццы и спагетти, за милю разило чесноком.
Джин приветливо улыбнулся им как старым знакомым.
– Вот вы где, ребята! Хай, Рэд! Хай, Базз! А мне так не хотелось уйти, не попрощавшись с вами.
Дверь одного из номеров (2-Б) была открыта настежь. Джин мельком увидел большую комнату с толпой мужчин, занятых странным на первый взгляд делом: все они, отчаянно дымя сигарами и сигаретами, внимательно изучали какие-то висевшие на стенах объявления. Юркие молодые люди сновали от телефонов к этим объявлениям, чтобы сделать какие-то пометки в их графах. Это было похоже на биржу или на воинский штаб.
