— Вам велено передать, — услышал он в ответ после небольшой паузы, — приедет гость. Берегите его. Редкая гадина. Теперь необходимо координировать действия.
— Понял. Буду звонить.
Вернувшись к себе, Павел увидел Куртиса. Как всегда, когда предстоял разговор без посторонних, Куртис послал хозяйку в магазин. Потом попросил Павла сесть и предупредил, что это будет самая серьезная беседа из всех, до сих пор между ними происходивших. И просил не зубоскалить.
— Завтра, а может быть, послезавтра, — начал он, — к тебе на работу придет человек. Он вызовет тебя. Не удивляйся. Фамилия его Терентьев. Пойди с ним в столовую на углу Кузнечной и Парковой. Знаешь? Если будет спрашивать обо мне, скажи, что меня увидеть нельзя, меня сейчас в городе нет… Расспроси его досконально, что он сделал. Все по порядку. Если у него осталось что-нибудь от поездки — отбери. А затем скажи, я велел сделать так. Он сегодня же ночью должен ограбить какую-нибудь палатку, магазин, ларек — что угодно. Или стянуть вещи в зале ожидания на вокзале. В общем, по его усмотрению. Его ищут, могут и найти. Ты понимаешь: лучше судиться за кражу. Осудят года на два — и концы в воду. Отсидит — выйдет чистый. Втолкуй ему. Самое главное — чтобы он усвоил именно это. От него надо избавиться. Объясни, что после отсидки он сможет жить в открытую, как хочет. Не надо будет скрываться. Я дам тебе деньги, отдашь ему. Тысячу рублей.
— Слушайте, маэстро, хотите впутать меня в мокрое дело? — серьезно сказал Павел. — Я протестую. На мне и так, кажется, висит…
— Тебе нечего опасаться, — уверял Куртис.
— Хорошо. Но учтите: если что, я себя в жертву ради вас приносить не буду. Все расскажу…
ГЛАВА 16
Терентьев ест пирожки
Человек, пришедший в пятницу после обеда в контору хлебозавода и спросивший Корнеева, производил очень странное впечатление. Он был словно из ваты. Двигался медленно. На землистом лице застыло какое-то идиотски бесстрастное выражение, словно у него были парализованы нервы, управляющие мышцами лица. Лицо истукана. И ко всему — неестественно тонкий голос.
Павел, отпросившись у начальства, вышел с ним на улицу.
— Значит, вы и есть Терентьев и вы получили мой перевод? — в обычной своей манере завел разговор Павел.
— Телеграмму отбивал, — без всякого выражения, как автомат, сказал Терентьев.
— И много получили?
Тот молчал.
Павел посмотрел на него сбоку и подумал: «Натуральный истукан».
Походили по переулкам. Павел два раза проверился — Куртиса не было.
— Ладно, — сказал он, — план такой. Сейчас пойдем где-нибудь перекусим. Для ресторана, боюсь, ты одет слишком кричаще. Но тут недалеко имеется одно предприятие под названием «Пирожковая». Оно нам подойдет.
В столовую на углу Кузнечной и Парковой, где советовал отобедать Куртис, он идти не собирался. Там за ним будут следить.
В пирожковой было столиков шесть, а посетителей человека четыре — обеденные часы кончились. Павел и Терентьев сели в углу. Терентьев шапку не снял и пальто не расстегнул, хотя было жарко. Павел принес два бульона, горку пирожков с мясом на глубокой тарелке.
— Водки нет? — Впервые в голосе Терентьева послышались слабые нотки какой-то заинтересованности.
Это было кстати. Павел сам собирался навести речь на выпивку, чтобы выйти минут на пять из пирожковой. Вчера он звонил своим, доложил о Терентьеве. Просили позвонить сегодня, когда Терентьев явится.
— Нет, — с сожалением произнес Павел, — здесь выпивки не бывает. Но вот что… Ты посиди, я сбегаю в продовольственный, куплю пол-литра. Тут недалеко. Хочешь — ешь, но лучше подожди.
— Бери сразу две. — В первый раз этот ватный человек сказал три слова кряду.
— Тоже правильно, — согласился Павел и убежал.
Он позвонил из автомата за углом. Инструкции были короткими и ясными: сделать все так, как приказал Куртис.
— И еще одно. У вашего подопечного есть золотые женские часы марки «Заря». Возьмите их у него. Покажите и отдайте их Куртису, если он сам спросит о каких-нибудь вещах. Не спросит — не показывайте. Вы их присвоили, понимаете? Деньги подопечному не отдавайте. Прикарманьте их.
— Понял.
— Когда будете передавать Куртису то, что расскажет подопечный, не приукрашивайте. Сохраните его стиль.
— Это мне ясно.
— Все.
…Павел принес две бутылки водки. Одну дал Терентьеву, другую зажал у себя между коленями.
— Так удобнее, — объяснил он. — Тут в открытую пить не разрешается. Наливай себе под столом и сразу опрокидывай. Чтоб стакан пустой стоял.
Терентьев налил себе полный стакан и выпил его маленькими глотками. Съел полпирожка.
И тут Павел попросил его рассказать про Ленинград.
Терентьев уместил всю историю слов в двадцать пять-тридцать, но излагал ее мучительно долго. То и дело останавливался, возвращался назад и все время забывал, что говорить надо шепотом. Павлу пришлось раза два цыкнуть на него. В конце концов он все-таки добрался до точки. Если бы Павел знал о плане убийства, разработанном Надеждой, он бы увидел, что рассказ Терентьева совпадет с этим планом.
Терентьев допил свою бутылку и спросил у Павла, нет ли еще выпить. Оказывается, этот истукан даже не замечал, что Павел вообще не наливал себе. Он был полностью отключен от окружающего.
— Свалишься, — сказал Павел. — А тебе еще надо дело делать.
— Не. Не свалюсь, — трезвым бесстрастным голосом возразил Терентьев. — Если есть, дай.
Павел видел, что он действительно нисколько не изменился после выпитой бутылки.
— Ну, ладно, я тебе дам еще, но после. Сейчас слушай…
И он слово в слово изложил то, о чем просил Куртис.
Терентьев выслушал спокойно. Ни одна жилка не дрогнула на его лице.
— Сделаю, — только и молвил он.
— Что-нибудь от этой женщины у тебя есть? — спросил Павел.
— Часики.
— Дай их мне. Только тихо. Сними шапку, сунь их за клапан, шапку положи на стол.
Терентьев все так и сделал. Павел взял шапку, вынул и положил к себе в карман часики на черном креповом ремешке.
Потом передал Терентьеву под столом нераспечатанную бутылку, сказав:
— Только не торопись, а то опьянеешь. Нам еще долго сидеть, до вечера. Я тебе покажу одну палаточку, там ты и разгуляешься.
…Около девяти часов вечера Павел повел Терентьева поближе к центру.
Не дойдя немного до угла Первомайского переулка, Павел остановился.
— Вон, смотри, на углу стеклянный павильон. Это галантерейная палатка. Действуй.
Место было не очень оживленное, но прохожие попадались.
Терентьев, шаркая по асфальту своими галошами, размеренно и неторопливо направился к павильону.
Павел повернул в обратную сторону, отошел метров на сто и решил подождать, понаблюдать, что будет.
Было тихо, и скоро он отчетливо услышал лязг, какой-то хруст, затем крики: «Сюда! Сюда!» А через минуту раздалась, трель свистка.
Павел увидел, как две фигуры, сопровождаемые кучкой любопытных, пересекли улицу и скрылись за углом…
Куртис встретил Павла бранью. Он был взбешен и настолько не владел собой, что забыл услать Эмму.
— Где ты пропадал? — кричал он. — С вокзала он поехал к тебе. Почему ты не пришел в столовую?
— Какая столовая? — Павел простодушно поглядел на Куртиса. — С таким чучелом в центре показываться?
— Подумаешь, аристократ!
Павел тоже решил разозлиться.
— Если так, я вам скажу, маэстро, кое-что. Хотели, чтобы я с этим барахлом таскался по городу? Замарать меня хотели? И без того уже замарали! Хватит. Что вы ко мне прилипли? И не орите. На меня родной папа никогда не орал. Кажется, мы с вами распрощаемся. И боюсь, что навсегда.
Павел хорошо изучил натуру Куртиса. Старик был из тех, кто кипятится только до первого отпора, а наткнувшись на острое, моментально сникает. Так произошло и теперь. Куртис почувствовал себя усталым.
— Сядем, — сказал он. — Рассказывай.
Павел подробно описал все. Куртис слушал, закусив губу, полуотвернувшись и глядя в пол.
— Будем надеяться; что все произошло так хорошо, как ты говоришь.
— Чего вам еще надо? — возмутился Павел. — Ваш приятель благополучно попал в руки милиции. Вы же этого хотели?
— Он мне никакой не приятель… У него что-нибудь осталось из вещей?
Павел молча достал часы на потертом черном креповом ремешке, протянул их Куртису. Но тот, поглядев на них, брать в руки не стал. Он смотрел на часы, как на жабу.
— Их надо выбросить. Так, чтоб никто не нашел. Слышишь? Непременно выброси. Пожадничаешь — жалеть будешь.
Павел усмехнулся.
— Это я лучше вас знаю. Я же не аристократ.
— Деньги отдал?
— Конечно, отдал, — не моргнув, соврал Павел. — Но вот куда он их спрятать успеет, трудно сказать.
