Чтобы иметь представление о времени, я отсчитывал про себя секунды. Двадцать один, двадцать два, двадцать три… сто три, сто четыре… По моему примерному счету прошло уже более получаса, в течение которого голоса китайцев раздавались поблизости раза три, не меньше. Разворачивалась именно та ситуация, которую я предполагал как наиболее вероятную: потеряв след нашей лыжни, китайцы не решались уйти отсюда, а направление дальнейших поисков еще не определили. Они, конечно, все равно уйдут, но сколько времени это займет – неизвестно.
Заметно тяжелеющий на плечах снежный сугроб я выдерживал с трудом и в конце концов решил, что если в ближайшие минуты не услышим голосов, то выйдем.
– Потерпи еще десять минут, – медленно, протяжно выговаривая каждый звук, прошептал я на ухо Баталину, удивившись тому, насколько четко слышал биение наших сердец. Прошло еще немного времени, и я заметил, что они стали биться синхронно. Надо же! Об этом стоило поразмышлять, но только не сейчас…
– Сержант, внимание! Выходим с оглядкой, возможны сторожа.
С трудом отлепившись друг от друга, осторожно, придерживаясь за скользкие стволы, мы стали выбираться. Несколько томительно долгих минут ушло на восстановление возможности двигаться.
Осмотревшись, я обнаружил массу припорошенных снегом лыжных следов, но людей не заметил никаких. Из-за безостановочного снегопада видимость по-прежнему оставалась слабой.
– Пока не оторвемся километров на пять-шесть, пойдем на ощупь, – шептал я на ухо Баталину. – Иди рядом.
Вскоре моя предосторожность была вознаграждена: буквально в нескольких сотнях метров впереди я увидел силуэты двух солдат, медленно скользящих нам наперерез. Я мгновенно достал пистолет, навинтил на ствол глушитель и огляделся. Баталин наклонился, чтобы шепнуть мне на ухо:
– Ненадежно…
Я дотронулся до автомата и покачал рукой: простой понятный жест, означающий: «Шуметь нельзя». Между нами оставалось довольно приличное расстояние, когда один из солдат заметил нас и попытался поднять шум. Пули одна за другой, с неприятным воющим звуком полетели в их сторону. Пока я менял опустевшую обойму, Баталин помчался к солдатам, чтобы при необходимости добить раненых. Через минуту все было кончено…
К границе мы подходили совершенно измученными, вконец ослабевшими. Мы понимали, что в следующие несколько минут наша судьба решится. Вдоль границы наверняка выставлены заслоны, и если один из них окажется поблизости, значит, не повезло… Опять испытание. И снова в памяти возникла фраза из когда-то прочитанной святой книги: «Бог посылает испытания и несчастья только тем людям, которые, как ему известно, способны с ними справиться». Выходит, Господь никогда не посылает нам бремени бо´льшего, чем мы можем вынести, то есть Он уверен, что у нас достаточно сил, чтобы с этим испытанием справиться. И вообще Он дает нам то, что нам нужно, а не то, чего мы хотим. Ну что ж, посмотрим… Я махнул Баталину, показывая направление к колючей проволоке, и из последних сил рванул вперед.
Белогорск
Штаб отдельной 12-й дивизии спецназначения
Кабинет командира дивизии
15 февраля 2004 г., 9:35
Чем ближе я подходил к кабинету командира дивизии, тем выше поднимался комок в горле. Конечно, я готовился к разговору и сумел поставить себе психологический блок, позволяющий отстраненно относиться к заданному субъекту. Но больше всего мне хотелось удушить этого гада голыми руками!
Перед встречей я несколько раз проанализировал проведенную операцию, продумал и представил себе разные варианты ее исхода, но финал все равно получался одним и тем же. Никакого сомнения – меня подставили, и крепко, но ругаться нельзя. Обзывать тоже. Рабби часто повторял: даже если вас обидели, все равно не называйте своих противников ни дураками, ни дегенератами, ни еще какими-то словами. Слово – сила! Оно может навредить, даже убить. Если с вами поступили плохо или неправильно, в этом виноваты только вы сами. Коль скоро в духовном мире подобное притягивает подобное, то наступи кому-нибудь на мозоль – тебе тоже наступят, и не возмущайся, принимай все как должное. Кроме того, даже если тебе напакостили, то грех это не твой. А вот если ты кого-то обзовешь или, что еще хуже, начнешь мстить, то этот грех твой, и тебе все равно придется его отрабатывать.
Но я был просто обязан знать – почему? Почему меня и целую группу людей послали на смерть? А может, дело не во мне? Кроме Каббалы, на один из самых важных философских вопросов – почему страдают хорошие люди? – ответа еще не дал никто. Действительно: отчего человек, не сделавший никому ничего плохого, вдруг попадает в аварию? Почему ребенок, которому еще не исполнилось и трех лет, смертельно заболевает и умирает в муках? А ведь неприятности, случающиеся с хорошими людьми, их страдания представляют проблему не только для них самих и их родственников. Это проблема всех тех, кто хочет видеть мир праведным, разумным, справедливым. Беды же, случившиеся с хорошим человеком, неизбежно вызывают сомнения в великодушии и доброте Творца, а иногда и в Его существовании. Однозначного ответа на этот вопрос я пока не нашел, хотя несколько раз слышал объяснения рабби. Он говорил так: «Когда человек постигает все законы духовных миров, он знает, что и для чего на него нисходит свыше, каким образом максимально использовать то, что послал ему Творец, как правильно поступать. Мы же в принципе не понимаем, что делать, куда бежать, к кому обращаться, если на нас что-то сваливается. Решая свои житейские проблемы так, как мы привыкли – в лобовую, мы иногда убегаем от неприятностей, но поскольку не идем к цели, все равно получаем новые проблемы. Ведь они исчезнут только тогда, когда исполнят свою роль: подтолкнут нас, направят к истинной цели жизни!»
«Так что же я такого сделал командиру дивизии, что он послал меня на смерть?» С этой мыслью я и вошел в его кабинет, отметив, что добиться абсолютного спокойствия мне не удалось – слишком сильно бушевала внутри ненависть и душевная боль. Я с трудом заставил себя посмотреть на него.
– Гвардии майор…
– Оставь, Груздев, формальности. Рад видеть тебя в здравии и благополучии. Как самочувствие?
– Благодарю, товарищ генерал-майор, в порядке.
– Ну и хорошо. Садись, рассказывай. Да поподробнее.
«Вот гад! Даже глазом не моргнул, издевается!»
Некоторое время я стоял перед генералом и рассматривал его надутую собственной важностью физиономию. С каким удовольствием пустил бы я сейчас пулю между этих фальшивых серых глаз, а еще лучше – очередь из автомата.
– Ну что же ты? Присаживайся и начинай!
Выглядел я не лучшим образом – еще бы, после всего пережитого…
– Позвольте вначале воды, товарищ генерал-майор.
Комдив переглянулся с начальником оперативного отдела, сидевшим за столом, и небрежным жестом придвинул ко мне графин с водой.
Коротко, насколько это было возможно, не проявляя эмоций, я доложил о проведенной операции. Если моя версия верна, то генерал в принципе должен быть доволен результатом… Хотя я все равно ему не верю.
– Ну что ж, майор, молодцом, задание выполнил! С очень большими потерями, правда, но выполнил… Даже учитывая это, представим тебя к ордену и повышению.
– Служу России! – вскочил я на ноги.
А в голове звучало: «Сукин сын, всякую совесть потерял!»
– Возьми пару недель отпуска, отдохни, погуляй. Ведь только об этом наверняка и думаешь?
«Ох, нам бы один на один поговорить», – мелькнуло в голове.
– Так точно, товарищ генерал-майор! Как не думать?
Я почувствовал, что краснею. Все идет как надо, в соответствии со сценарием…
– Отдохни, съезди куда-нибудь. А мы о путевке похлопочем. Хочешь небось на море с женой прокатиться? А что – здоровые, молодые, вам развлечения нужны.
«Пытается замять случившееся…» Я смущенно молчал, упершись взглядом в зеленое сукно генеральского стола.
– Ну, ступай, майор…
Еще бы! Не хватало еще, чтобы ты в чем-то обвинил меня, тварь! До чего я дошел: знаю, что нельзя ругаться, а все равно ругаюсь. Пусть даже и про себя.* * *
После ухода майора в кабинете застыла тишина. Начальник оперативного отдела посматривал в сторону комдива, но разговора не начинал.
– Если бы кто-то еще кроме нас двоих знал об истинной цели операции, – прервал генерал тягостное молчание, – я бы подумал, что его предупредили. Немного встретишь орлов с таким нюхом, как у этого Груздева. Это говорю тебе я, немало видевший за тридцать лет службы… Просто не верится!
– Да уж, Виктор Егорыч, чем-чем, а нюхом он наделен с избытком, – подыграл полковник своему командиру. – Что ж теперь? Прикажете его по-тихому убрать из части?.. – Он сделал выразительный жест, словно стреляя себе в висок.
Генерал жестко ответил:
– Жертв и без того предостаточно, не хочу больше. Если уж он умудрился выйти из переплета, где шансов практически ноль, значит, парень из наших. Такие нам нужны, еще будут ситуации… и много. Нутром чую. Нутром.
