Слушая полковника, я не показывал своего удивления.
– Петр Сергеич, да ну их всех к черту – и «узкоглазых», и всех остальных… Я же вышел, несмотря ни на что, и сейчас это главное. У меня есть просьба, но…
– Чего замолчал? Промычал «а», не тяни и с «б».
– Не сочтите за нахальство или карьеризм, но мне грех не открыться в такую минуту.
Я пошел ва-банк.
– Не тяни быка за хвост, ты же солдат!
– Вы не могли бы позвонить сейчас комдиву и рекомендовать меня на должность комбата? Уж очень я хочу эту должность! Всегда хотел, а теперь особенно.
– Вот тебе раз!.. Он же тебе и так обещал, при мне дело было! Зачем лишний раз комдива напрягать?
Я продолжал давить:
– Обещать-то обещал, но я пупом чувствую, что с вашей подачи это будет и быстрее, и надежнее.
– А почему сейчас, что за спешка?
Полковник явно не понимал моих намерений.
– Да потому, что завтра и обратиться к вам с таким делом не посмею, а сегодня мы как бы братаемся, вот и использую ситуацию.
– А сегодня, значит, ничего? Ну ты боец как есть боец! Ладно, хрен с тобой: герою можно немного и потрафить. Так и быть, позвоню.
«Побудь кандидатом, побудь, – подумал полковник. – Хоть умрешь с хорошей мыслью!» – Пошатываясь, он поднялся со стула и пошел к телефону.
Вообще-то он ничего не имел против майора Груздева. Но тот вопреки всему вышел живым из ситуации, откуда вернуться по всем параметрам невозможно. В спецслужбах знают, что один раз выйти из безвыходной истории можно – это вопрос везения. Но агент, который выходит из безвыходной ситуации дважды, попадает под серьезное подозрение. Если же трижды, то он предупрежден об опасности, то есть предатель. Груздев почти пять дней пробыл в безвыходном положении. Не было никакой объективной причины, чтобы он остался в живых. Ведь все остальные, как и предполагалось, погибли! А то, что он привел за собой сержанта, доказывало, что он знал ситуацию и действовал достаточно расчетливо и грамотно. Значит, его предупредили… И сделать это могла только вторая сторона.
– Виктор Егорыч, это Векшин. Тут такое дело…
Полковник говорил вполголоса, чтобы я его не слышал.
Воспользовавшись моментом, я подошел к столу и бросил в рюмку полковника еще одну таблетку, но уже другого действия. Она мгновенно растворилась в водке.
– Выставил ты меня перед комдивом, ей-богу, выставил… – Вернувшись в гостиную, полковник уселся за стол.
– А что такое?
– Да удивился, понимаешь… И так, говорит, вопрос решенный, чего вдруг? Хочешь – верь, хочешь – нет, ни для кого другого не стал бы я из дома трезвонить. Да и для тебя, черта… Сам не знаю, почему это я…
На дне последней бутылки еще оставалась водка, когда полковник прямо за столом начал клевать носом. Словно почуяв неладное (или знакомое), из соседней комнаты вышла жена, привычным жестом обхватила полусонного мужа за плечи и предложила ему отправиться на боковую.
Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы с Мариной отправились к себе.
Белогорск
Квартира майора Груздева
25 февраля 2004 г., 8:00
Я с трудом проснулся в девять утра. Да, таблетки таблетками, но спиртное в таких астрономических количествах здоровье явно не улучшает. После получасового ледяного душа я почувствовал привычную бодрость и, наскоро позавтракав, вышел из дому.
Обычно улица не была оживленной – все занимались своими делами, но этим утром нельзя было не заметить непривычной суеты, царившей у штаба. Да еще полковое знамя приспущено… Странно. Я схватил за локоть пробегавшего мимо лейтенанта.
– Что случилось?
– Ничего не слышали, товарищ майор?
– Нет…
– Векшин умер ночью.
– Что-о-о?
– Говорят, от сердечного приступа.
Я не нашелся что ответить и почти вбежал в здание штаба. По длинному коридору навстречу шел знакомый капитан из разведроты.
– Что творится? Это что – правда? – Надо сказать, что тревога в моем голосе звучала вполне убедительно.
– Да, брат, побыл ты героем недолго и вот уже снова в поход. Да еще какой!
– Ты о чем?
– Да все о том же: просыпается Варвара Векшина в семь утра, а муж уже остыл, понимаешь ли. Она, как положено, по всем телефонам тревогу забила. Но куда там! Эскулап только зафиксировал смерть начоперотдела, да будет земля ему пухом.
– Ну и дела… А что за поход? Ты на что намекаешь?
– Не намекаю, а говорю прямо, как есть: вечером кто у него гостил? Майор Груздев.
– Ну и что?
– А то, что ты плавно переместился из огня да в полымя. Теперь подозрение годами не сотрешь. Если вообще…
– Да какое подозрение? У меня что, могли быть с ним счеты? Что ты мелешь? Он вчера обещал мне посодействовать в повышении на комбата.
– Что он тебе обещал и какие были отношения – это логика твоя и моя. Но есть еще особисты, чье дело – дознание, допросы, протоколы и прочая бюрократическая дрянь. Так что приготовься к не самым приятным вопросам. – Он с интересом смотрел на меня. – Чем, например, встретишь их коронный номер: «Зачем вы это сделали?»
– Что я сделал?
– Ну, в том смысле, зачем ты его напоил?
– Да ты шутишь, что ли? Он же, бычара, перепьет нас с тобой обоих.
– Мог бы, ты хотел сказать, если бы остался жив.
– Ну да…
– Но ты, парень, тоже крут: по твоему виду ни за что не сказал бы, что ты накануне нализался. Четыре бутылки по ноль семь, мать честная!..
– Это только внешне. Ты не можешь себе представить, что в моей башке творится…
На этом и расстались.
В приемной комдива было неспокойно: негромко разговаривали несколько офицеров, часто звонил телефон, тяжелая, обитая бордовым дерматином дверь без конца открывалась и закрывалась. С моим появлением все разговоры прекратились, и на несколько секунд воцарилась мертвая тишина. Первым очнулся капитан, адъютант комдива:
– Вы где расхаживаете, майор? Ждем вас с восьми утра.
– Так доложите…
Адъютант наградил меня долгим презрительным взглядом, после чего развернулся и ушел в кабинет. Через две минуты я по стойке «смирно» стоял перед генералом.
– Что у вас вчера было, майор, перебрали?
– Так точно, товарищ генерал-майор! Последние пять рюмочек были лишними.
– Пять рюмочек, говоришь? – Генерал поднял сердитые, покрасневшие от напряжения глаза. – Три литра водки выбухать – это что? Проверяли, кто кого? Соревнование, сукин сын, решил устроить? Я тебя без году неделя как знаю, а покойный Векшин мне был друг, с которым мы не один пуд соли съели! Ты это понимаешь? И понимаешь ли, что я теперь с тобой должен сделать?
– Так точно, товарищ генерал, понимаю. Только о соревновании речи не было.
– О чем говорили, хоть помнишь? – Тон несколько смягчился.
– Конечно, помню, товарищ генерал-майор… А в общем, если честно… не очень… – Все это я выпалил извиняющимся тоном. – Полковник интересовался деталями операции, и я изложил все подробности, все, что зафиксировалось в памяти. Он высоко оценил действия отряда и в заключение сказал, что порекомендует меня на повышение. Хороший был человек, царство ему небесное. – Я опустил голову.
– Кстати, что это за фокус был – звонить мне из дому по делам, связанным со званием? Твоя инициатива?..
– Не могу знать, товарищ генерал!
– Не могу знать… – В эти слова генерал вложил весь небогатый запас сарказма, на который был способен. – Ты хотя бы представляешь, насколько сложившаяся ситуация не в твою пользу?
– Представляю…
– О повышении забудь. Отпуск проведешь здесь, в жилгородке. Чтобы не было слишком скучно, напишешь отчет. Не обычный, а полный, подробный отчет, включающий все мельчайшие детали. Мне наплевать, какие, но чтобы листов на двадцать потянуло! Пока все, можешь идти…* * *
Похороны полковника проходили с соответствующими воинскими почестями. Мое желание остаться незамеченным, смешаться с многочисленной и разноликой офицерской массой оказалось трудновыполнимым. Ореол героя вместе с набранными в алкогольном поединке очками, слух о соревновании на количество выпитого, ставшем причиной смерти Векшина, выделяли меня из толпы. Все меня разглядывали и обсуждали – такие вещи необязательно замечать, их совсем не сложно почувствовать, что называется, кожей. Что я и делал.
Траурный марш вызывал во мне не скорбь, а чувство тоски и злости. Я настолько углубился в свои мысли, что даже вздрогнул, услышав надгробную речь командующего армией.
– Товарищи! Полковник Векшин…
Разносимые мощными динамиками прощальные речи почему-то немного успокоили меня и позволили вновь сосредоточиться на своих мыслях.
Первое поверхностное дознание, проведенное накануне офицерами-особистами, косвенным образом подтвердили основную версию случившегося. Когда закончится это следствие, наверняка появятся офицеры особого отдела из штаба округа. Моя главная и единственная задача в общении с ними – соблюдение меры точности при воспроизведении деталей. Одни и те же вопросы задаются много раз для выявления неточностей в моих показаниях. Эта известная система допросов. Нас этому учили, и еще как! Важно повторять легенду одними и теми же словами, не путаться в деталях, даже если один и тот же вопрос повторяется десятки раз. Следователь ищет мелкие неточности и всякие несущественные на первый взгляд детали. Я хорошо знаю эту систему и допросов не боюсь.
