К сожалению, нам не удалось напрямую связаться с Рюденом и приобрести у него микропленку. Мы не знаем, где он скрывается. Две недели поисков не дали абсолютно никаких результатов. Нам придется дожидаться встречи, назначенной на тринадцатое, в день открытия благотворительного базара. Службы безопасности самых разных стран заметно активизировались. Не припомню ничего подобного со времен окончания войны. Ситуация выходит из-под нашего контроля.
Таким образом, ограбление, которое было задумано только как прикрытие во время передачи тебе фон Вальтером документов, становится основной операцией. Убийство фон Вальтера остается в полной тайне, и вполне вероятно, что Рюден не знает и не скоро узнает о его смерти. Он будет ждать фон Вальтера тринадцатого в назначенный час, и вместо него на вилле появишься ты.
Ты похитишь микрофильм и вместе с ним ценности из сейфа Рюдена. Чтобы не ошибиться, ты должен знать, что каждый кадр микрофильма помечен надписью „Совершенно секретно“ в правом верхнем углу и подписью „Фриц Хеймер“ в последней строке. Получив документы, ты должен ликвидировать Рюдена.
После того как курьер в зеленом шарфе передаст тебе деньги на выполнение операции, ты начинаешь действовать в одиночку. Любые просьбы о помощи и содействии бесполезны. Запрошенное вознаграждение получено тобой сполна, и это снимает с нас ответственность за твои действия.
Завершение задания и передача нам микрофильма не исключает опасности мести в том случае, если противная сторона заподозрит тебя в сотрудничестве с нами. Все заинтересованные стороны должны увериться в том, что со смертью Рюдена чертежи утрачены безвозвратно.
Должен подчеркнуть, мой дорогой Дункан, что это наиболее важная акция из всех, что были в нашей совместной работе. Столь подробное письмо продиктовано желанием утвердить тебя в мысли, что несмотря на наши былые разногласия, операцию необходимо выполнить любой ценой.
Желаю удачи. Мэрч Л. Кассиди».
Я четыре раза перечитал письмо и затем сжег его в раковине. Когда бумага полностью превратилась в пепел, смыл его в канализационную трубу. Затем я снова выключил свет, открыл дверь и отправился по вагонам искать человека в зеленом шарфе.
Благотворительные балы для богачей всех стран, азартные игры в пользу осиротевших детей — такова разведка: холодная, беспощадная, расчетливая. Так работает Бойлер.
Сколько раз мы наблюдали, как германский штаб разрабатывал прекрасные сбалансированные планы, а затем пытался совместить их с несовершенными характерами исполнителей. Бойлер начинал с обратного. Он прежде всего учитывал человеческий фактор, позволяя своим разведчикам действовать согласно собственным представлениям, не навязывая им жестких схем.
В вагоне-ресторане я провел целый час: пил кофе, курил и надеялся, что за одним из столиков появится курьер в зеленом шарфе. Я рассеянно поглядывал по сторонам. Все мои мысли были прикованы к тому, что произойдет на вилле Рюдена.
Фон Вальтер всегда вращался в обществе, подобном тому, что готовилось к благотворительному балу. Именно поэтому во время войны он был направлен нацистами на дипломатическую работу в Испанию. А я, английский воришка, должен буду ограбить хозяина виллы и заодно прихватить микрофильм. Если меня схватят агенты Сюртэ — французской службы безопасности, — я буду квалифицирован как уголовный преступник. Одним словом — грабитель. Если меня схватят красные, я стану покойником.
Допивая третью чашку кофе, я понял, что зеленого шарфа в ресторане я не увижу. На минуту у меня возник соблазн плюнуть на эту затею. Вернуться в «Львиную голову» и позабыть обо всем. Но теперь это было невозможно. Я согласился стать платным наемником и, следовательно, принял обязательства подчиняться неписанным правилам. Патриот может отказаться от своих добровольных обязательств. Но не наемник. Наемник обязан сделать свое дело, получить деньги и хранить молчание. Филипп Бойлер прикажет убрать меня в тот же момент, когда заподозрит, что мне уже нельзя доверять. И будет прав. А дальше… Отступника может сбить такси, которое неожиданно вырвется из тумана, его могут случайно толкнуть на рельсы перед приближающимся поездом. Да и не перечислить всех способов избавиться от неугодного человека. А Бойлер?.. Он пожалеет, что Британия потеряла хорошего агента и навсегда забудет о Дункане Рисе.
Я попросил счет и выслушал рассуждение официанта, что это самая спокойная переправа через Ла-Манш из всех, какие он может припомнить. Я дал ему три пенса на чай и вышел из вагона-ресторана.
В конце вагона за одиночным столиком в углу неспешно ужинал, читая газету, пожилой человек с желтоватым лицом. Когда я проходил мимо, он отвернулся к окну, почесывая ухо. Мне не удалось разглядеть его лицо.
В соседнем вагоне царила атмосфера дешевой вечеринки. Все были пьяны. Я пробирался сквозь шумную толпу, внимательно разглядывая веселых путников. Зеленого шарфа среди них не было. Из купе, хохоча и держась друг за друга, высыпали еще несколько человек. Один из молодых людей, изрядно навеселе, сорвал со стенки спасательный круг, надел его себе на шею и, схватив ближайшую девушку, завопил:
— Спаси меня, Элен! Спаси меня, я тону!
Окружающие громко засмеялись, хотя, на мой взгляд, это было не так уж и смешно. Я попытался протиснуться между ними.
— Дорогуша, — повернулась ко мне девушка, которую назвали Элен. — Ты, конечно, немного староват, но о-о-очень симпатичен. Выпить хочешь?
— Извините. — И я попробовал протиснуться дальше.
На девушке была коричневая твидовая юбка и плотно облегающий кашемировый свитер. Она была похожа на игривого котенка, готового шалить и озорничать. На вид ей было не больше двадцати.
— Торопиться некуда, милый, — улыбнулась она. — До Парижа еще далеко.
— Точно, — согласился я, пробираясь вперед. Комик-любитель со спасательным кругом изображал, как он будет прыгать за борт, если паром пойдет ко дну, и зрители, по-прежнему смеясь, расступились, чтобы освободить для него место. — Но сейчас я занят.
— Чем ты можешь быть занят в отпуске? — У девушки были светлые волосы. Наши бедра соприкоснулись, когда комик «нырнул».
— В зависимости от обстоятельств, — уклончиво ответил я.
— Ну как хочешь. — Она тут же потеряла ко мне всякий интерес.
Толпа надавила на меня и помогла пробраться дальше. Все эти молодые люди вели себя слишком весело, 1 слишком игриво. Я вдруг вспомнил искаженные жестокими гримасами другие юные лица, которые пытались скрыть страх. Одним это удавалось, другим — нет, но все равно они умирали.
А в этом веселом вагоне резвилось поколение, избежавшее войны. Им уже приелись печальные истории о прошлой войне и предостережения о будущих катастрофах в ежедневных газетах.
Зеленый шарф был в третьем вагоне. Он сидел в купе и что-то читал. Его внешность соответствовала описанию. За исключением трубки. Правда, трубка лежала рядом на скамье. Так что все было в полном порядке. Я постучал в стекло и открыл дверь.
Реакция курьера оказалась неожиданной. Он встал и быстро подошел к двери. Глаза его сверкали.
— Что вам нужно? Как вы смеете врываться в чужое купе? — Он грубо выталкивал меня в коридор, упираясь ладонями мне в грудь. — Выходите отсюда! Ступайте к своим пьяным девицам…
Он толкнул меня в последний раз и, захлопнув дверь перед моим носом, опустил жалюзи.
Коридор был пуст. В дальнем конца вагона виднелась приоткрытая дверь туалета. Я зашел в туалет и замкнул за собой дверь. Усмехнулся. Зеленый шарф хорошо знал свое дело!
Я вытащил из-за пазухи длинный толстый пакет. Курьер умудрился засунуть его под рубашку, пока выталкивал меня из купе. Я развернул бумажную упаковку — в пакете было пять тысяч фунтов старыми потрепанными купюрами. На верхней купюре угловатым почерком было написано: «Они сядут в Кале».
Я уложил пятьдесят стофунтовых ассигнаций в пояс для денег, застегнул рубашку и брюки, спустил скомканный пакет в унитаз и вышел из туалета. Как раз в эту минуту открылась дверь в тамбур соседнего вагона и оттуда послышались крики и взрывы хохота. Наверное, спасательный круг все-таки вылетел из окна в открытое море.
Я вышел в коридор и решил присоединиться к веселой компании. В коридоре я столкнулся с мужчиной и узнал желтолицего человека из вагона-ресторана, который ел в одиночестве и почему-то спрятал от меня лицо. Он немного покачивался на ходу в такт покачиванию парома. Левой рукой он держался за перила вагона, а правую держал в кармане пиджака. Его взгляд остановился на мне. Так мы и шли навстречу друг другу, а я смотрел на его руку, стиснутую в кармане пиджака, и готовился прыгнуть в случае, если там окажется пистолет.
— Извините, мсье, — сказал он равнодушно и, проскользнув мимо, скрылся в туалете.
