…Я работал тогда помощником дежурного по райотделу. С утра, как принято, задержанные в административном порядке люди, в большинстве своем это хулиганы и пьяницы, начали уборку помещения милиции. Я распределил работу и перестал обращать на них особое внимание. Все нормально — носят воду, моют, вытирают… Однако, когда пришло время сдавать смену, я столкнулся с неприятной неожиданностью: один из арестованных сбежал. Исчез, и все тут. Разговор в кабинете начальника был предельно кратким — найти немедленно!
В документах я обнаружил его возможные адреса. Остановил случайную машину. Заехал на один хутор, на другой. Такой-то? Да вы же сами его арестовали! А в глазах говорящего — явная ирония: давай, мол, ищи, лови ветра в поле, тебе за это деньги платят… Едем дальше — на хутор, где живет подруга сбежавшего. Отворяет. Захожу, спрашиваю о беглеце. Ответ тот же: он у вас, арестован. А на вешалке висит его пиджак, тот самый, что был на беглеце утром. Хозяйка охотно показывает все закоулки дома. И становится ясно, что здесь его нет. Где же искать?
Взгляд падает на окно. Оно приоткрыто. Не по сезону, потому что на дворе поздняя осень. Не через него ли скрылся разыскиваемый? За стеклом видно поле, вдоль и поперек изрытое мелиораторами. Стоят их машины, у машин снуют люди. И я, подчиняясь интуиции, пошел к ним. Здороваюсь. Глядят неласково — какой черт тебя принес? Ищу такого-то, говорю я, не видели случайно? Нет, не видели. Но у меня уже возникли смутные подозрения. Поблизости стояла закрытая грузовая машина, в которой размещалась мастерская-летучка, и за ее окошком — почудилось мне — словно бы промелькнула тень. На двери фургона висел замок. Я поинтересовался, кто хозяин, попросил отпереть. Но вот беда: ключ, оказывается, у инженера, а он как раз уехал в Тукумс… Поблизости вижу лом. Жаль замка, конечно, но придется сорвать. Хозяевам тоже жаль замка. «Ладно уж, — нехотя произносит один из них, — попробую отомкнуть своими ключами — может, какой и подойдет…» А я уже чувствую, что подойдет обязательно. Дверь распахнулась. Я поднялся по ступенькам, огляделся. Ни души. А как же тень в окошке? В мистику я не верю, стал приглядываться повнимательнее. У верстака куча всякого тряпья. Не там ли он? Так и есть — тряпье зашевелилось, и сбежавшему не оставалось ничего другого, как покинуть свое укрытие.
Сказав несколько недобрых слов мелиораторам, я усадил, задержанного в машину, и мы пустились в обратный путь. С начала инцидента не прошло и двух часов, когда я доложил начальнику, что сбежавший задержан.
Лет через пять судьба перебросила меня в Мадонский район Латвии — теперь уже инспектором уголовного розыска. Эта самая трудная и самая интересная из всех работ, какие есть в милиции. Я должен был раскрывать преступления, находить виновных, старавшихся по понятным причинам держаться от нас подальше.
Хотя, откровенно говоря, дебют мой получился не особенно блестящим.
В городе было совершено несколько крупных краж. Преступник ухитрился не оставить никаких следов. Почерк свидетельствовал, что все кражи — «работа» одного и того же «гастролера». Наконец, квартирному вору не повезло: дома оказался семилетний мальчуган. От него мы узнали приметы разыскиваемого. А это уже немало.
День проходил беспокойно. Всем не терпелось поскорее схватить вора. Не провалился же он сквозь землю! Я в глубине души надеялся, что задержать преступника удастся именно мне. И предчувствие не обмануло.
Случилось это так. В столовой за столик рядом со мной присел незнакомец. Я обратил внимание на то, что очки как бы мешали ему видеть, и он глядел поверх стекол. Трудно объяснить, каким образом, но сильные подозрения одновременно возникли у нас обоих. Мой сосед неожиданно встал и торопливо пошел к выходу. Я догнал его и, представившись, попросил предъявить документы. Внезапно успокоившись, он протянул несколько удостоверений: любуйся, мол, на здоровье, коли больше делать нечего. Пока я просматривал его бумажки, незнакомец попросил разрешения зайти в буфет за сигаретами. Я — о наивность! — не стал возражать. И мой сотрапезник испарился — как оказалось, воспользовавшись кухонным выходом. Документы оказались фальшивыми. Поэт Петерис Юрциньш — тогда он был начальником Мадонского районного отдела милиции — рассердился со всей силой своего поэтического темперамента.
Однако в критический момент та же фортуна улыбнулась мне вторично. Под вечер я снова встретил своего беглеца — на этот раз на шоссе, где он поджидал попутную машину, чтобы исчезнуть в неизвестном направлении.
Не может ли после таких злоключений развиться в человеке недоверчивость, становящаяся порой профессиональной болезнью некоторых работников милиции? Наверное, это было бы естественно. Все же и сегодня моим правилом остается — доверять людям.
Помнится, вскоре после только что описанного случая у меня возникла похожая ситуация. Мы задержали парня, обвинявшегося в краже японского магнитофона. Хотя в моем распоряжении были уже все данные, свидетельствующие о том, что это его работа, сам магнитофон еще не был изъят. Парень не запирался и рассказал, что похищенное спрятано у него дома. Поехали к нему на квартиру. Недалеко от дома задержанный попросил остановиться и стал умолять, чтобы я позволил ему сходить домой одному; у него тяжелобольная мать. Конечно, естественным было бы не раздумывать долго: вины своей парень не отрицает, магнитофон принесет, и какая разница — следовать за ним или разрешить ему идти в одиночку. Но ведь только всего несколькими днями раньше я получил горький урок! А кто может поручиться, что мой подопечный не врет и что он на самом деле вернется? И все же я рискнул. Честно говоря, минуты эти были нелегкими: если бы он не вернулся, я скорее всего больше не смог бы работать в милиции. Но он вернулся…
В Мадонском районе мне довелось впервые столкнуться и с более серьезными случаями, и с людьми, умевшими профессионально скрываться от правосудия. Для борьбы с ними требовалось больше знаний, чем те, которыми я обладал. Пришлось поступить на вечерний юридический факультет, одновременно продолжая работать в уголовном розыске.
…Стояла осень, небо затянули серые тучи, слышались голоса отлетающих птиц. В эти дни мы получили неприятное сообщение: школьники обнаружили в лесу труп. Прибыв на место, мы поняли даже без заключения судебно-медицинского эксперта, что произошло убийство. Покрытый бурыми пятнами нож валялся в двух шагах. Это был первый случай, когда мне пришлось участвовать в расследовании убийства. Меня все время терзала мысль — почему, по какому праву один человек отнял у другого жизнь? Впоследствии виновный пытался объяснить, что крепко выпили, повздорили из-за какой-то мелочи…
Жители ближайших хуторов опознали в убитом колхозного тракториста. Вскоре выяснилось, что он был в плохих отношениях со своим соседом. А сосед, как оказалось, вот уже несколько дней не появлялся дома. Наступила ночь. Меня вместе с опытным сослуживцем оставили в засаде в доме подозреваемого. Ночь прошла без происшествий. Но ранним утром в дверь трижды тихо постучали. Я осторожно отвел задвижку. На пороге стоял человек. Я скомандовал: «Руки вверх! Не двигаться!» И тут я узнал в пришедшем нашего сотрудника. Да, перестарался. Он сообщил, что разыскиваемого уже задержали в другом месте. А я совсем забыл о нашем условном сигнале.
Но пришло время расстаться и с Мадоной. Порой мне казалось, что в этом городе я прожил долгие десятилетия. А на самом деле я проработал там всего два года. Скольким жителям города я благодарен за то, что чувствовал себя там как дома! С особой теплотой вспоминаю своих стареньких соседей, с первых же дней ставших мне близкими благодаря их сердечности и бескорыстию. И фамилия у них была подходящая: Лабсвири, по-латышски — добрые люди.
В 1970 году началась моя служба в Риге. Чтобы побыстрее освоиться в столице, я проработал несколько лет в Рижском районе в должности, связанной с предупреждением правонарушений несовершеннолетних. По сравнению с Мадоной нагрузка возросла во много раз. И, что скрывать, здешние ребята сразу же дали мне почувствовать, что столица отличается от провинции не только количеством культурных учреждений, но и образом жизни подростков.
Позже, уже в Московском районе Риги, я еще раз убедился на собственном опыте в том, что все, и положительные и отрицательные стороны урбанизации накладывают на горожан свой отпечаток. А в уголовном розыске это особенно чувствуется: ведь наша работа чаще всего связана с вмешательством в очень сложные переплетения человеческих отношений.
Через семь лет после моего переезда в Ригу в работе с подростками произошли изменения: вместо бывших детских комнат милиции были созданы инспекции по делам несовершеннолетних. В такой инспекции я и стал работать, и поэтому в моих размышлениях подростки заняли совершенно особое место.
