Как известно, у детей этой породы за бурным ранним развитием часто следует замедление умственного роста; войдя в возраст, они перестают отличаться от дюжинных людей. Но с Самсоном этого не произошло. На втором десятилетии жизни он развивался не менее стремительно. Первый научный трактат (Исследование галлюцинаторных свойств одного якутского гриба) он опубликовал в 11 лет, и никто из столичных мужей не хотел верить, что из-под пера отрока могло выйти исследование столь безукоризненное по форме и глубокое по содержанию. Случился даже род скандала. Университетские авторитеты утверждали, что истинным автором является отец мальчика, известный своей разносторонней учёностью и оригинальными привычками, который-де вздумал подурачить профессорскую братию. Посему славы Моцарта-от-науки юный сибиряк не стяжал, да он, правду сказать, к ней и не стремился. На ту пору Самсона больше всего занимали не академические труды, а практические исследования. Вдвоём с отцом он объездил самые глухие уголки пустынного Сибирского субконтинента, собирая растения с минералами и изучая диковинные обычаи языческих племён.
К 14 годам молодому человеку (никому из знавших Самсона не пришло бы в голову назвать его «подростком») Сибирь стала тесна. Благословлённый родителями, он пустился в большое кругосветное путешествие. Оно продлилось долгих восемь лет, но знаний, почёрпнутых Фондориным в это время, другому человеку было б не собрать и за целый век. Юноша побывал на Востоке, в испанской Америке и многих иных местах, причём не любовался красотами, а постигал бесчисленные тайны природы.
В итоге неспешного и пытливого вояжа по разным уголкам земли Самсон сделал немало научных открытий, собрал обширную коллекцию из удивительных растений и даже из некоторых экзотических животных, однако горько разочаровался в состоянии человеческого рода и во всех разновидностях общественного устройства. Нигде – ни на Западе, ни на Востоке – не обнаружил он стран, где люди жили бы разумно и достойно, не мучая друг друга и не совершая каждодневных мерзостей. Правители повсюду оказались тиранами и себялюбцами; подданные, хоть и вызывали жалость, были не лучше своих владык.
Единственная стихия, где царствовало достоинство, именовалась «разум». Единственной отрадой для Разума могла считаться Наука. Единственным прибежищем для Науки служила тишина кабинета или лаборатории. Таков был основной урок, извлечённый двадцатидвухлетним мыслителем из странствий по сторонам света.
По возвращении в отчизну он прочитал в Москве несколько лекций на разные темы. Выступления эти произвели на взыскательную публику огромное впечатление. Иван Андреевич Гольм, университетский ректор, предложил юному учёному должность экстраординарного профессора физико-математического факультета. Честь была небывалой, поприще блистательным. Фондорин согласился. Где ж и служить Науке, если не в главнейшем её храме, Московском университете?
Круг познаний новоявленного профессора (очень скоро переведённого в ординарные) был обширен. Помимо математики и физики Самсон Данилович читал курс химии и ботаники, а также вёл со студентами занятия в анатомическом театре. Сам же более всего интересовался физиологией, а именно той её частью, что изучает деятельность органов, крупно называемых «мозгом».
В ходе исследований мозговой субстанции, загадочнейшей во всём человеческом устройстве, Фондорин часто вспоминал один случай из эпохи своих плаваний.
Однажды корабль, на котором он следовал из Веракруса в Маракаибо, встретил в открытом море шхуну, которая носилась под ветром невероятными зигзагами, то клонясь мачтой до самой воды, то снова выравниваясь и непрестанно делая бессмысленные повороты. Заподозрив неладное, капитан спустил шлюпку. Любознательный Самсон, конечно, был в ней. После долгих усилий подозрительное судёнышко удалось нагнать. Каково же было изумление поднявшихся на борт, когда они обнаружили за штурвалом мартышку! Вся команда шхуны, четыре человека, лежала на палубе бездыханная – как определил Фондорин, причиной смерти стал испорченный ром. Мартышка, должно быть, много раз видала, как люди управляют судном, и, оставшись одна, принялась крутить колесо безо всякого толка и смысла. Если б не встретившийся корабль, шхуна рано или поздно непременно бы перевернулась.
Таков и человек, бывало, думал Самсон, разглядывая в микроскоп таинственные ткани мозга. Мы не понимаем устройства руля, который управляет нашими движениями и поступками; ведём себя подчас не умнее несчастной обезьянки – и очень часто это приводит наше судно к крушению. Надобно освоить сей драгоценный прибор, научиться им владеть и пользоваться его чудесными возможностями, о которых мы и не подозреваем. Именно внутри черепного сосуда обитает душа, то есть сумма стремлений, представлений и качеств, определяющая действия человека. Ergo,[3] путь к усовершенствованию человечества лежит не через развитие общественного закона, который вторичен, а через реформирование закона внутреннего, творцом коего является мозг.
Великая задача поглотила помыслы юного мудреца без остатка. Будучи пытлив, приметлив и настойчив, Фондорин быстро продвигался к цели, а сфера исследований раскрывала перед ним всё новые бездны, от заглядывания в которые захватывало дух. Однако учёный не спешил делиться своими открытиями с коллегами. Он очень хорошо понимал, сколь опасным становится знание, когда делается достоянием неподготовленного ума. Неслучайно фондоринские предшественники свято оберегали те крупицы сокровенных сведений, что попадались им в руки.
А предшественников у Самсона было много. Они жили во всех частях света. Их кропотливая, муравьиная работа длилась веками и даже тысячелетиями.
Разрозненные, часто случайные открыватели тайн мозга именовали себя по-разному: жрецами, колдунами, знахарями, ведунами, алхимиками. В Якутии, где юный Самсон впервые столкнулся с этой породой людей, их называли «шаманами». Впоследствии Фондорин выискивал носителей знания намеренно – и находил их почти всюду, куда бы ни попадал.
Первым в истории науки Самсон додумался собрать рассеянные по свету и тщательно оберегаемые кусочки общей мозаики воедино. А уж затем, объединив их, сопоставив и поняв, чего недостаёт, двигаться дальше.
В доме профессора Фондорина хранилась богатейшая коллекция особенных растений, минералов и грибов, имевших прямое касательство к предмету исследования. В подвале был устроен виварий, где в стеклянных коробах сидели тупоголовые саламандры, урчали бородавчатые жабы, дремали меланхоличные змеи и сновали разноцветные ящерицы. Каждый из образчиков флоры и фауны мог внести – соком ли, плесенью ли, слизью, ядом, испражнениями либо экстракцией – свой вклад в составление Конституции Мозга. Так учёный окрестил суммарную формулу, с помощью которой было бы возможно систематизировать законы управления этим природным механизмом.
Всякий человек, обладающий чрезмерно развитым умом и мало развитыми чувствами, склонен к излишней схематизации. Таков был и наш герой. Например, он искренне полагал, что все элементы мироздания – не только вещества, но явления и даже чувства – можно и должно разложить на формулы. Известно ведь, что разлитие желчи вызывает приступ злобливости, что веселящий газ способен рассмешить даже ипохондрика, а некоторые мухоморы сводят с ума. Разве не является всё это прямым подтверждением химического происхождения наших реакций и эмоций?
Профессор начал с того, что разработал несколько снадобий, способных усилить ту или иную полезную функцию. Так появились порошок для улучшения настроения, мазь для обострения умственных способностей, эликсир бесстрашия, концентраторы зрения, слуха и обоняния.
Затем Фондорин занялся более мудрёной задачей. Обуреваемый вечной жаждой новых познаний, накопление которых требовало много времени, он решил создать вещество, помогающее мозгу впитать некую сумму сведений разом, то есть не постепенным накоплением, а за счёт мгновенной химической передачи. Работа над веществом заняла целый год. Оно получило имя «Гнозис». Историю создания этого удивительного эликсира, пожалуй, стоит рассказать подробнее. Не для пользы науки, а чтобы дать пример фундаментальной дотошности Самсона, его неотступного упорства в преследовании цели, которая всякому другому показалась бы недостижимой.
За основу учёный взял слизь морской жабы Bufo marinus, что водится в Новой Гранаде. У колдунов племени чоко, которое хранит множество секретов, доставшихся в наследство от древних ацтеков и индейцев майя, существует ритуал. Во время священнодействия колдун облизывает жабу, отчего обретает дар видеть и знать вещи, неведомые простому смертному. Произведя исследование, Фондорин установил, что гланды морских жаб выделяют некую секрецию, которая обладает способностью многократно обострять восприимчивость правого мозгового полушария, однако столь же резко ослабляет инстинкт самосохранения, что нередко побуждает впавшего в транс колдуна наносить себе увечья, вплоть до смертельных. Действие буфотоксина (так учёный назвал экстракт жабьей слизи) требовалось чем-то смягчить.
