Ознакомительная версия.
— Может, зайдем ко мне? Выпьем еще по бокалу?
Всю дорогу они молчали. В лифте она спросила его, кто он по гороскопу. Он в ответ спросил ее о том же. Оказалось, что оба они — Раки. В квартире она спросила его о Франсуазе:
— Ты ее любишь?
— Не знаю.
— Почему ты уклоняешься от ответа?
— А зачем тебе знать, люблю я Франсуазу или нет?
— Мне хотелось бы больше узнать о тебе; с чего-то же надо начинать.
— Я о тебе тоже почти ничего не знаю.
— Верно.
Он посмотрел на нее. У нее опять был тот же осторожный взгляд. «Но может, эта осторожность не имеет ко мне никакого отношения? — подумал он. — Может, это свойство ее натуры? Какие у нее энергичные черты лица. И все же, несмотря на этот строгий конский хвост, вид у нее вполне доброжелательный. Она хороша. Может, даже красива, какой-то терпкой красотой».
Хелен улыбнулась:
— Мы еще увидимся?
— С удовольствием.
Георг, сидевший рядом с ней на диване, провел пальцами по ее руке, обводя голубой рисунок прожилок.
— Только у меня с деньгами неважно. Если тебя устроит прогулка по Центральному парку с кока-колой и чипсами на скамейке…
Она кивнула.
— Ну ладно, я пошел.
— Останься.
И он остался.
Он часто просыпался и смотрел, как она спит, лежа на спине, в наглухо застегнутой ночной рубашке, руки по швам. Между ног у него спала кошка. Тепло их общей постели и воспоминание о ее объятиях приятно грели душу. Как возвращение домой. Хотя, возвращаясь домой, он каждый раз спрашивал себя, его ли это дом, или он уже не имеет к нему никакого отношения?
На следующий день Георгу показалось, что он дважды видел у себя за спиной одного и того же мужчину — лысоватого, в светло-серой рубашке, светло-коричневых брюках и в черных ботинках. Но возможно, он и ошибся. Через день после этого он стоял на Шестой авеню и ждал автобуса. Было четыре часа, жизнь на улице шла своим чередом, но это было короткое затишье перед часом пик. Когда светофоры включали красный сигнал, на несколько секунд воцарялось нечто вроде тишины, прежде чем через перекрестки устремлялся транспорт из поперечных улиц.
Георг устал и лишь изредка поглядывал туда, откуда должен был прийти автобус. Он бы не посмотрел на другую сторону улицы, если бы припаркованный там грузовик, тронувшись с места, не протаранил желтое такси. И не увидел бы Рыжего, который стоял за грузовиком и теперь медленно пошел дальше.
Георг еще раз посмотрел, не идет ли автобус, потом поднял полиэтиленовый пакет, стоявший у него между ног, и пошел пешком. Не очень быстро, чтобы Рыжий легко мог поспевать за ним, но решительно — как человек, который, устав ждать, рассудил, что пешком дойдет быстрее. Шестая авеню, Сорок вторая улица, Вандербилт-стрит. За все это время он ни разу не обернулся. Если Рыжий не идет за ним, значит не идет. Перед входом в здание Центрального вокзала он намеренно уронил монету и наклонился, чтобы ее поднять. Прохожие протискивались мимо, толкали его. «Двадцать один… двадцать два… — считал он вполголоса, не шевеля губами. — Двадцать девять…» Вполне достаточно, чтобы Рыжий успел повернуть за угол и увидеть его. Он выпрямился и вошел в здание вокзала.
«Так, — подумал он, — ни дать ни взять, собор. Собор, похоже, становится лейтмотивом моей жизни». Высокие плоские своды, впереди — огромная, величиной с алтарный витраж, цветная фотография: воздушные шары перед стартом. Широкие лестницы справа и слева, ведущие с улицы вниз, в холл вокзала, словно перенесли сюда из какого-нибудь дворца, но они вполне могли бы украсить и собор. Посредине зала — круглый павильон справочного бюро, огромная дароносица из камня, прозрачного и синего стекла, увенчанная медным шаром с четырьмя циферблатами, которые возвещали время на все четыре стороны. Георг спустился по лестнице в зал и осмотрелся. Справа — билетные кассы, над ними — табло с расписанием поездов. Было двадцать минут пятого. В шестнадцать сорок отправлялся поезд Нью-Йорк — Стэмфорд. Он купил билет до Уайт-Плейнса. Теперь можно было не торопиться. Он медленно пошел по залу, машинально поглядывая на выходы к поездам, читая электронные столбики букв и цифр, информирующие пассажиров о курсах акций и валют, о ценах на хлопок, кофе и сахар. Повернув в боковой неф, небольшое помещение с тяжелыми деревянными скамьями и двумя киосками, в которых торговали газетами и сластями, он увидел указатели «Ladies» и «Men». С кессонированного потолка свисали пять больших люстр.
Георг сел на скамью и достал газету. «Где он? — подумал Георг. — Прячется где-то рядом или, увидев, что я сажусь на скамью, решил подождать меня у поезда или в холле? Здесь-то ему не так просто наблюдать за мной, оставаясь незаметным». Прогуливаясь по главному залу, он не заметил Рыжего, да и не старался обнаружить его, делая вид, что ни о чем не подозревает.
Через две-три минуты он встал и направился в мужской туалет. Коридор, дверь, большое белое помещение; с одной стороны — длинный ряд писсуаров и мужских спин, с другой — длинный ряд белых дверей. Какой-то тип в белом халате чистил умывальные раковины, напевая что-то себе под нос. Шумела вода.
Быстро! Закрыть дверь, защелкнуть задвижку, содержимое пакета — на пол! Куда пристроить зеркальце, чтобы оно держалось? Устоит ли оно на сливном бачке, если подпереть его кошельком? Он присел на корточки перед унитазом, побрызгал черной краской на волосы, прикрыв шею и лицо носовым платком, растер ее и нанес еще один слой. Теперь вымыть руки, намазать лицо кремом, приклеить бороду, надеть галстук… «Как трусливый злодей из комедии плаща и шпаги, — подумал Георг. — А в темных очках — как жулик-адвокат в немом кино». Зато он и сам с трудом себя узнавал. Надев шляпу и плащ, он заметил свои кроссовки из светло- и темно-серой кожи. Он распылил на них остатки черной краски.
Выйдя из туалета, Георг не заметил никакой слежки. По пути в зал он старался изменить походку: семенил и немного раскачивался при ходьбе. «Сейчас! Сейчас!» — думал он.
Рыжий стоял, озираясь по сторонам, под плакатом, на котором Снупи[31] рекламировал «Метрополитен лайф».[32] Георг купил в газетном киоске «Нью-Йорк таймс», раскрыл ее и принялся листать. Когда Рыжий пошел дальше, Георг сложил газету и отправился вслед за ним в главный зал. Рыжий поднялся по лестнице наверх и стал шарить глазами в толпе, время от времени поглядывая на расписание. Позиция у него была не самая удачная: начинался час пик, толпы людей устремились вниз по лестнице.
Наконец Рыжий не выдержал. Спустившись вниз, он протиснулся через холл в боковой неф, еще раз осмотрелся и слился с толпой, валившей по другому проходу, там, где был женский туалет, в направлении метро. Георг тоже плыл в потоке людей по пандусу, потом по лестнице, через турникет и на перрон. Рыжий стоял впереди, чуть поодаль. Георг пробился к нему и, когда пришел поезд, вошел с ним в один вагон. «Dowtown Lexington Avenue Express».[33] Значит, ни в русское, ни в польское консульство он не ехал.
На Юнион-сквер они вышли. Вверх по лестнице, через маленький парк с чахлой травой и давно не крашенными, загаженными скамейками, к Бродвею, в этой части города узкому и замызганному. Рыжий шагал довольно быстро. На втором перекрестке он вошел в какой-то дом.
Георг остановился. Дом был старый, грязный, из бурого камня, с колоннами между окон и зарешеченными витринами на первом этаже. Георг насчитал девять с половиной этажей. Половина десятого представляла собой архитектурное украшение с романскими арками и капителями. Над узкой входной дверью он прочел: «Макинтайр-билдинг-874». Здание, доминировавшее над всем кварталом, судя по всему, видало и лучшие времена и даже умудрилось сохранить некие жалкие остатки былой красы и стати.
Дверь оказалась запертой. Не было и никаких окошек, и Георгу было не заглянуть внутрь, в подъезд или фойе, где, возможно, висела какая-нибудь табличка с именами жильцов или названиями фирм. Рядом со второй кнопкой звонка он прочел: «Андерсон», рядом с пятой, на новой медной табличке, витиеватым шрифтом было выгравировано: «Таунсенд энтерпрайзес», рядом с остальными кнопками надписи выцвели до полной нечитабельности или вообще отсутствовали.
Что делать дальше? Было уже четверть шестого; что на проезжей части, что на тротуаре негде было яблоку упасть. Георг перешел на другую сторону улицы и остановился перед витриной спортивного магазина, откуда мог хорошо видеть вход в Макинтайр-билдинг. Без четверти шесть Рыжий вышел из дома с папкой под мышкой в сопровождении молодого мужчины в джинсах и голубой рубашке. Минут через десять из подъезда выпорхнула целая группа молодых женщин, по-видимому секретарши, а около семи повалили один за другим господа в темных костюмах. Стемнело, и на шестом и седьмом этажах загорелся свет.
Георг устал. Он весь вспотел под перлоновым плащом, подбородок под бородой чесался, спина разламывалась. Вместе с усталостью пришло и разочарование. Каждый раз, когда открывалась дверь, он надеялся увидеть Франсуазу. Или хотя бы Булнакова. Или… Ах, он и сам не знал, что или кого он надеялся увидеть!
Ознакомительная версия.
