о них.
Майор Снигирев со своими офицерами-разыскниками, собранными в группу Савельева из управлений контрразведки «Смерш» 1-го и 2-го Белорусских фронтов, работал с утра до ночи. Снигирев, раскрыв большой трофейный блокнот, стал докладывать:
— Пока успели обшарить часть города и его окрестностей. Но кое-что нашли. В так называемой мастерской цветного металла, принадлежавшей концерну Юнкерса, обнаружили множество бухт медного провода, как двужильного, так и тонкого одножильного, явно для авиационного электрооборудования. Провод в двойной, а иногда и в тройной полимерной изоляции. Зебурх говорит, что некоторые виды полимерной изоляции ему незнакомы. Всю эту продукцию мы изъяли и завтра-послезавтра самолетами отправим в Союз. Большие катушки алюминиевого кабеля трогать не стали, их заберут по постановлению ГКО. Но вот что интересно, Зебурх нашел несколько кусков незнакомого ему сплава цветных металлов. Возможно — для изготовления контактов, возможно — для навигационного или какого иного оборудования. Он просит вашего разрешения слетать в Москву для проведения анализа этих сплавов и полимеров, на неделю, не более. Не знаю только, стоит ли нам охранять эту мастерскую после вывоза медного провода или пусть комендатура этим занимается?
Савельев согласно качнул головой. Ему все больше нравился Снигирев. Организован, конкретен, динамичен, но неспешен, вернее не тороплив попусту. Дело свое знает, людьми не понукает, доверяет им, но контролирует все.
— А вы ее тщательно обследовали? Может, какие склады в виде тайников есть? Если продукция мастерской использовалась в электрооборудовании самолетов, значит, должна быть и технологическая документация. Нашли кого-либо из работников мастерской?
— Ищем. Думаю, вы правы: документы, если их не сперли и не увезли, точно должны быть. — Майор, сделав пометки в блокноте, продолжил: — На складе кроватной фабрики обнаружили большие запасы готовых крыльев, или, как их называют наши спецы, самолетных плоскостей из алюминия. Инженер Годенков утверждает, к реактивному истребителю Ме-262. Хотя непонятно, вроде все здешние предприятия обслуживали концерн Юнкерса? При чем тут Мессершмитт?
— Ничего удивительного. Просто немцы уже давно наладили внутриотраслевую кооперацию и специализацию между заводами под контролем министерства авиации. Возможно, эта кроватная фабрика изготовляла плоскости не только для Юнкерса и Мессершмитта, но и для других авиафирм? А станки, оборудование для производства плоскостей нашли? Документация?
— Кое-что из оборудования нашли, наши технари разбираются. Документацию и работавших на фабрике ищем. Ну так что, Александр Васильевич, изымаем кроватную продукцию?
Савельев вновь качнул головой и потянулся за папиросами. В дверь постучали. Вошел майор Губенко.
— Разрешите, товарищ подполковник? — Майор присел к столу, снял фуражку. — У меня вот какой вопрос. Я тут по приказу Ивана Ивановича, — майор указал глазами на Снигирева, — организовывал охрану мастерской цветного металла, установили пять постов. А потом мои бойцы грузили катушки с медным проводом на трофейные грузовики из нашего автобата, все уже доставлено в расположение части. Вдруг подкатывают пять «студебеккеров» с польскими солдатами, все, заметьте, вооружены ППС [20], во главе с холеным майором. Этот майор мне и заявляет: так, мол, и так, будьте добры, ребята, валите-ка отсюда, да побыстрее. Эта мастерская им выделена. Они, мол, заготовительное подразделение Войска польского и в соответствии с решением Потсдамского совещания, а также по постановлению ГКО СССР выбирают установленные им квоты немецких репараций. — Майор вытер вспотевший лоб носовым платком из нарезанного вафельного полотенца, такими платками зампотылу еженедельно обеспечивал всех офицеров и гражданских опергруппы. — Я, конечно, документы попросил. Все вроде бы чисто. Одна справка подписана генералом Серовым, другая — командующим 2-й Польской армией генералом Сверчевским. Согласно документам, им действительно разрешено собирать лом черного и цветного металла, разбирать на кирпичи разрушенные здания, изымать из этих зданий сохранившиеся стекла, камины и печи, водопроводные и канализационные трубы, вентиляционные короба, снимать электропроводку и еще много чего.
— Ну а вы что? — спросил Снигирев.
— А что я? Я, конечно, объяснил этому холеному майору, с кем он имеет дело, показал ему удостоверение «Смерша» и попросил удалиться. Тот малость покочевряжился, но хвост поприжал, попросил отдать хоть пару больших катушек алюминиевого провода, потом, ничего не добившись, откозырял по-пижонски двумя пальцами и отбыл со своим отрядом в северо-восточном направлении. Но пока мы любезно беседовали с этим майором, его хлопцы, как муравьи, разбежались по территории и стали тащить все, что плохо лежит: лопаты, грабли, ломы, ведра. Ну не отбирать же это у союзников?
Савельев сделал пометки в блокноте, достал из сейфа карту с указаниями расположения соединений на конец мая, синим карандашом обвел какой-то населенный пункт:
— Вот глядите, штаб 2-й Польской армии дислоцируется в Буркау, это где-то в 260 километрах юго-восточнее Дессау. Неподалеку штаб нашей 52-й армии. Иван Иванович, свяжитесь с отделом «Смерша» армии и узнайте, что у них слышно про этот польский промысел. А я запрошу Центр. Вы же, Павел Васильевич, возьмите под охрану все обнаруженные нами промышленные и складские объекты, в том числе и те, которые еще не обследованы нашими спецами. Ненароком растащат все поляки.
Когда майор Губенко ушел, Снигирев стал собирать документы. Савельев остановил его:
— Иван Иванович, вы же не закончили. Что у вас еще?
— Еще судостроительный завод акционерного общества «Гебрюдер Захсенберг». Интересное, скажу вам, предприятие. Более сорока лет специализировалось на производстве плоскодонных речных судов: танкеров, пассажирских и прогулочных, буксиров, катеров, барж. Очень уважаемое в Германии предприятие было. Продукцию выпускало отменного качества, в том числе на экспорт. И в СССР тоже. В Москве и в Ленинграде до войны ходили прогулочные кораблики этого завода. Но в тридцать девятом завод получил госзаказ на изготовление цельнометаллических фюзеляжей бомбардировщиков Ju-88, а затем Дорнье Do-17, Хейнкель Не-111 и, наконец, в сороковом — четырехмоторных «Фокке-Вульф-FW 20 °C Condor».
— Ничего себе корабелы?
— Да, Александр Васильевич, еще какие! Так вот, в цехах и на складах завода мы обнаружили более двухсот собранных фюзеляжей и заготовок еще почти на триста. Станки и оборудование в целости и сохранности. Кроме того, на заводе хранится большое количество новых судовых двигателей. С ними, думаю, пусть представители Наркомата ВМФ разбираются, дадим шифрограмму. А вот что делать с готовыми фюзеляжами?
— Запросим Центр. Что советуют спецы?
— Кудрявцев и Годенков советуют резать на листы.
— Подождем пока. Пусть центр ответит. Документы какие-нибудь на заводе нашли?
— Вот это — самое главное, Александр Васильевич. Мы нашли заместителя главного инженера завода, Йохана Бурхольда, живет здесь, в Рослау. Инвалид, нога повреждена на производстве еще в молодости. Мужик пожилой, но крепкий. На контакт пошел неохотно, но, получив заверение, что будет принят на работу, дал согласие сотрудничать. Обещал показать тайники с документацией.
— Как, говорите, его фамилия?
